Ценник красивой жизни

Из взрослых разговоров Марго узнала, что взяли ее потому, что «Алка в молодости делала аборты и детей у них быть не может, пожалели сиротку, а что из нее получится, еще непонятно». Марго мечтала походить на маму Аллу, быть такой же красивой, веселой, нарядной и всегда улыбающейся. Но однажды за столом кто-то сказал, что «Алка попала на бабки», потом папу Колю посадили в тюрьму и компании перестали собираться по вечерам, а Рита через месяц снова оказалась в детском доме. Мама Алла при этом ничего не придумывала, да, впрочем, она, наверное, ничего не знала про то, как нужно беречь детскую психику.

– У меня сейчас тяжелые времена, Колю посадили в тюрьму, а мне надо отдавать долг. Ты должна вернуться в детский дом, у меня просто нет денег даже на еду.

– А ты меня заберешь назад, когда деньги будут?

– Нет, Маргарита, ты будешь жить в детском доме, так будет для всех лучше.

Воспитатели пытались привести Риту в чувство, но в девочку будто вселился чертенок, все ее переживания выплеснулись наружу в виде агрессии ко всему, что ее окружало. Она решила, что любить, привязываться ни к кому нельзя, потому что все взрослые обманщики и предатели. Через полгода она познакомилась с Асей, но та, прошлая жизнь, в которой ее бросили, как щенка, сдали назад под хихиканье и шепот детдомовских подружек, не отпускала и не давала покоя. Рита твердо усвоила истину, что любить и доверять взрослым очень опасно, но ей так опротивел детский дом, шушуканье за спиной, что она согласилась пойти к Асе и Никите.

Вечером Рита услышала разговор новых приемных родителей.

– Может, это гены проявляются? Она неуправляемая, – тихо плакала Ася.

– Ася, ты же умная и должна знать, что генетика довольно неточная наука, гены могут скрываться несколько поколений и проявляться, например, в четвертом поколении. Нет здесь однозначного ответа.

– Никита, я очень стараюсь, а у меня все время как будто земля уходит из-под ног. Не могу до нее достучаться! Полный дом подружек сегодня опять привела, валялись на нашей постели, намусорили, разбили чашки, бедлам какой-то! А она себя ведет как ни в чем не бывало, даже не понимает, чем я недовольна.

– Кто же тебе говорил, что будет легко? Девочка у нас с характером и озлобленная на жизнь.

Рита мало чего поняла из этого разговора, но он ей не понравился.

– Наверное, будут назад в детдом сдавать, – решила она. – Нет уж, еще один такой номер у вас не пройдет!

Она легла в кровать, но сна совсем не было. В маленькой девчоночьей душе копилась, клокотала и кипела злоба, которой бы хватило на десяток взрослых человек. Эта жуткая смесь из ожесточения и ненависти была готова смести, опалить и сжечь всех, кто оказался рядом. На следующий день Рита не пришла домой из школы, Ася прождала ее до шести вечера и начала беспокоиться.

– Она ушла после первого урока, сказала, живот болит, я ее отправила к вам, она и пошла, – сказала учительница Риты.

– Почему же вы ее не проводили, она же еще маленькая! – Ася заплакала, а растерянная учительница молчала. – Может, ее похитили?

– Ну что вы, Ася Ивановна, такое говорите, вы не жена олигарха и потом… – она помялась. – Рита сложная девочка. Очень сложная. Иногда жестокая, своевольная, она могла просто сбежать, например, назад, в детский дом. Вы там были?

– В детский дом? – удивилась Ася. Эта мысль почему-то не приходила ей в голову.

Ася стояла в школьном коридоре, и ее то била дрожь, будто ледяной ветер пронизывал насквозь, то бросало в жар, словно она находилась возле пылающего костра, и эти ощущения захватили ее, накрывали, как цунами. Она пыталась найти в сумке телефон, чтобы позвонить Никите, но пальцы были чужими и непослушными, она понимала, что выглядит беспомощной и жалкой. Асе казалось, что если она сделает шаг, то провалится в глубокую пропасть и навсегда исчезнет, навсегда.

– Только бы с Риткой ничего не случилось, – шептала Ася.

Глава 9

В темной-темной подсобке магазина

Серафима пришла в журналистику не случайно. Она всегда любила писать и в школе даже сочиняла стихи, особенно с близкой ей рифмой: «счастье – ненастье». Но после школы о журфаке как-то не думалось, она любила литературу и без колебаний поступила на филологический факультет педагогического института.

Это был затхлый мирок юных девиц, половина из которых мечтала выйти удачно замуж, желательно за границу. Сима в эту территорию не вписывалась, она училась жадно и с интересом, стремясь узнать как можно больше, формируя свое чувство стиля, слова и слога. Серафиме нравились латинский и старославянский языки, от которых у других студентов «сводило челюсти», как от лимона. Серафима с упоением открывала для себя другой мир, другие эпохи, где творили писатели и поэты – внешне дворяне, а в душе – обычные люди, им была чужда напыщенность царских светских приемов. Они тонко описывали переживания человеческой души, и когда Сима читала, как Герасим топил Муму, у нее на глаза наворачивались слезы.

Работать в школу Серафима Павловна тоже пришла с удовольствием, и первые месяцы учительство приносило ей «море кайфа», она даже жила, словно по школьному расписанию: от первой до второй смены, от звонка до звонка. Но однажды завуч по воспитательной работе попросила ее написать заметку в городскую газету о проблемах школьного образования глазами молодого педагога.

– Вы же учитель русского языка и литературы, значит, писать умеете, – аргумент был рациональным. – Напишите красиво, чтобы директору понравилось.

– А я заметку пишу в газету или директору? – уточнила Серафима.

– Сначала директору на согласование, а потом уже можно отдать в газету.

Текст статьи как-то сам собой получился легко и быстро.

Когда Сима пришла в здание, где располагалась редакция газеты, то без труда нашла главного редактора Дмитрия Ивановича Гука, которого почему-то все звали Димой Иванычем. Мужчина пробежал Симин текст глазами, и она поняла, что ему понравилось.

– А вы не хотите у нас поработать? – вдруг спросил Гук. – У нас девушка одна в декрет уходит, а у вас, вижу, слог хороший. Вы интересно пишете. Попробуйте!

И Серафима, как будто бы этого неожиданного предложения всегда и ждала от судьбы, не раздумывая согласилась. Ей нужна эта атмосфера, царивший вокруг шум, эти люди. Она хочет здесь работать.

– Ты сошла с ума! – подружки-учительницы возмущались хором.

– Сошла, – согласилась Сима. – Но я хочу и буду работать в газете.

Только сейчас, вспоминая начало своего журналистского пути, Сима подумала, что если бы она тогда осталась в школе, то, может быть, и работала там по сей день и не гонялась бы за сенсациями, в надежде написать интересную статью в газету, которой еще нет.

В универсаме, куда они пришли с Аванесовым, было многолюдно: длинные очереди тянулись ко всем кассам и основательно портили покупателям все удовольствие от покупок.

– Наверное, опять акция, – тоном знатока сказала Серафима.

– Какая акция? – Аванесов жутко не любил ходить в магазины, и поэтому побыстрей хотел найти кассиршу, задать ей свои вопросы и убраться отсюда.

– В прошлый раз акция была на шпроты, а сейчас на что-нибудь другое, – объясняла Сима. – Это такое специальное предложение, когда два товара можно купить по цене одного.

– Откуда знаете? Работали в магазине?

– Я работала журналистом, а здесь работает девушка, которая тоже когда-то пробовала свои силы в нашей газете. Вон она, в красивой форме с колпаком.

– И стала продавщицей потом? – удивился Аванесов.

– Так сложились обстоятельства.

Лена Дементьева громко разговаривала с плотной невысокой женщиной, нагруженной покупками. Из ее коляски свисали сосиски, виднелись горлышки бутылок молока, коробочки разного йогурта. Сладкие булочки немного придавило картошкой, бутылка подсолнечного масла лежала на боку, подпирая сетку с мандаринами. Такой вариант маленького продовольственного склада на случай войны. Тетка оживленно жестикулировала и размахивала чеком.