Страница 8 из 12
– Зачем? – хихикнула Надя.
– Опасается ультрафиолета. И еще очень скандалить любит. По любому поводу. Так что будьте готовы. А справа от вас, – дедушка кивнул на бревенчатый дом, – проживает представительница эзотерической профессии.
– Это как? – не поняла Надя.
– Колдунья. Людям будущее предсказывает. Солнечную энергию качает. – Взглянул опасливо на соседский участок, склонился к Надиному уху, зашептал: – А еще находит на нее иногда. Особенно в полнолуние. Между вами-то забор – рабица, все видно будет. Может выть, петь. По земле иногда катается. Она вроде Ванги, блаженная. И общаться ни с кем не хочет.
– А я надеялась тут со всеми подружиться, – вздохнула Надя.
– У нас достаточно закрытый поселок, – поджал губы старик. – Каждый сам по себе живет.
Надя взглянула ему в глаза. Одиночество и тоска – как у всех стариков.
И тепло произнесла:
– Я все равно приглашу вас на новоселье.
– Не стоит трудиться, – отозвался сосед.
– Пойдем, – потянул ее за руку Полуянов.
– До свиданья, Тимофей Маркович! Спасибо вам за ключи! – попрощалась Надя.
На ходу обернулась, увидела: соседушка смотрит вслед. Глаза встревоженные.
– Мы ему не понравились, – заметила Надя, пока шли к дому по дорожке, усыпанной прошлогодними листьями.
– Он мне тоже. Мутный старикан, – отозвался Дима.
– Брось. Типичный одинокий, несчастный дедок. Вроде Юрлова. Таких отогревать надо. Медленно и осторожно.
– Ой, – вдруг нахмурился Полуянов, – подожди, напомнила. Я сейчас. Только в дом не заходи без меня!
И помчался обратно к калитке. Надя жадно разглядывала свои теперь владения. Дом – самый обычный, не новый. Первый этаж из грязно-белого кирпича, второй – дощатый. Крыльцо убитое. Зато сад хорош. На ландшафтный дизайн ни намека, однако и кусочек леса имеется (у забора), и с десяток фруктовых деревьев. Вокруг кустов смородины и малины буйствуют одуванчики. Клумба с еле видными зачатками тюльпанов отступает перед батальоном неистовых сорняков.
Вернулся Полуянов с пакетом.
– Ты куда бегал?
– Да Библию в машине забыл.
– Ты ее сюда взял?!
– А чего такого?
– Ну… раритет. Я все боюсь – потеряем или украдут. Что я на работе скажу?
– Никто не украдет. А начальница твоя мне сказала – хоть месяц читай.
Дима легко взбежал на крыльцо. Надя протянула ему ключ. Замок сердито взвизгнул, дверь отворилась, и они вошли в дом.
В прихожей оказалось сумрачно, Полуянов нащупал выключатель. Старомодная люстра под потолком разгоралась медленно. Постепенно, неохотно освещала заурядный и совсем чужой быт. На тумбочке у входа – пожелтевшая рекламная газета, начатая облатка валидола, садовые перчатки. На вешалке – мужские куртка и плащ, у порога – клетчатые тапочки. Митрофановой стало неуютно – будто незваной гостьей, а то и вором прокралась в чужое жилище.
– Он как будто просто ушел, – прошептала она. – И сейчас вернется.
Обернулась к Диме, растерянно произнесла:
– Ты знаешь, а я ведь даже его фотографии никогда не видела.
Полуянов молча обнял ее. Спросил:
– Разуваться будем?
– Зачем? – Надя была благодарна ему за простой, практический вопрос. – Тут пылища, я сначала все помою.
Они обошли первый этаж. Кухня (в раковине, все в белой плесени, тарелка и чашка). Ванная комнатка (унитаз ржавый, черный). Воздух спертый. А в гостиной, наоборот, светло, свежо и почти чисто. В огромные окна заглядывают молодыми листиками ветки берез.
– Почему здесь воздух совсем другой? – удивилась Надежда.
– Рамы старые, в щели дует, – объяснил Полуянов.
Отправились на второй этаж. Две одинаково безликие комнатки – будто номера в дешевом отеле. В каждой – минимальный набор: кровать, тумбочка, шкаф. И еще одна комната, побольше, – кабинет. Здесь все изящней: стол с видом на сад. При нем кожаное кресло. Настольная лампа под старину. На стене – очень удобно, под рукой, – стеллажи со справочниками.
Полуянов заинтересовался, взял один, прочитал на обложке: «Рифма и размер в стихосложении».
Хмыкнул: «Интересно».
Надя убитым голосом произнесла:
– Дим, я такая размазня! Ни постельного белья не взяла, ни толком еды. Как мы здесь жить будем?
Он взглянул насмешливо:
– Вселенская проблема! Неужели в шкафу белья не найдется? А еду в сельпо купим.
– В чужих вещах рыться?!
– Надя, да привыкай уже! Это твои вещи. Все, что в доме, – твое.
– Все равно. Спать на чьем-то чужом белье? – поморщилась она.
Но отправилась в одну из спаленок. Распахнула шифоньер. Произнесла удивленно:
– Для мужчины – почти идеально. Иди, Полуянов, учись.
Дима заглянул через ее плечо. Носки (каждая пара аккуратно скручена) лежали по цветам. Два ряда абсолютно черных, дальше рядок коричневых, по несколько комплектов серых, темно-синих и белых.
И постельное белье, пусть и не выгляжено, но выстирано, сложено и тоже разобрано по комплектам. Пододеяльник, наволочка, простынка – в цветочек. Рядом – те же принадлежности, но в темно-бордовую клетку.
– Волк-одиночка был твой отец, – прокомментировал Полуянов.
– Да. Две наволочки одного цвета я не найду, – вздохнула Митрофанова. – И пододеяльники все одинарные.
Дома они с Димкой спали под огромным «семейным» одеялом, Надя всегда показательно ворчала, когда невенчаный супруг вечером заставлял ее греть постель – и страшно (но молча) радовалась, когда он наконец являлся ей под бочок.
– Но одеял я не нашла! И чем мы обедать будем? – тяжело вздохнула она.
Полуянов закатил глаза, заворчал:
– Все. Надюха начала трепыхаться. Да расслабься ты! Пойдем по деревне прогуляемся, зайдем в магазинчик, купим там какого-нибудь сала, капустки квашеной. Водочки можно мерзавчик – символически, в честь новоселья.
– Представляю, что тут за водка!
– У меня на паленую нюх, не переживай, – утешил Полуянов. И начал распоряжаться: – Давай, открываем все окна – и уходим. А то тут запах, как в склепе.
Надя хотела сказать, что к ночи обещали всего плюс пять, незачем выстуживать дом. И опасно: все распахнуть и уйти. Но начнешь сейчас спорить – Димка презрительно бровь вскинет и клушей обзовет, уже проходили.
Поэтому только раритетную Библию, незаметно для Полуянова, бросила в свою сумочку. И поспешила вслед за ним во двор. Не удержалась, посоветовала:
– Ты бы хоть машину на участок загнал. А то зацепят на дороге.
– Надин, ты моя Надин, – Полуянов обнял ее, потрепал нежно по щечке. – Расслабься хоть на секунду. Обязательно тебе все проконтролировать!
Но послушно пошел открывать ворота.
Надя пока что прошлась по участку. Одуванчики, трава какая-то непонятная – все это вырвать надо. И прошлогодние листья выгрести. А деревья, наверное, надо удобрить, побелить им стволы. Книги, что ли, почитать по садоводству – чтоб хоть знать, с какого конца подступаться? Или с соседями пообщаться, спросить совета?
А вот на ловца как раз и зверь! Митрофанова увидела сквозь сетку-рабицу, отделяющую ее участок от соседнего, очень прямую женскую фигуру в дождевике и темных очках.
Дама вышла из дома. Долю секунды постояла на пороге. Уверенным шагом направилась к забору.
– Здравствуйте! – вежливо обратилась к ней Надя.
Никакой реакции. Тетка присела на корточки – в паре шагов от Митрофановой. Начала рвать зеленый лук. Ногти длинные, крашены мрачным болотным лаком.
– Добрый день! – повысила голос девушка. – Я ваша новая соседка.
Женщина повернула голову в ее сторону. Напряглась – словно прислушивалась. И снова склонилась над грядкой.
– Точно, блаженная… – пробормотала Митрофанова.
И поспешила к воротам – Димка как раз заезжал, правый машинный бок оказался в опасной близости от стойки забора.
Но машина прошла в миллиметре от препятствия, под колеса попал только шальной, неизвестно с чего здесь выросший бордовый тюльпан.
Когда Дима вышел из-за руля, показала ему на цветок:
– Как наша жизнь. Никогда не знаешь, когда оборвется.