Страница 67 из 71
Разбежавшись, Панишеро запрыгнул на кропать и испустил дикий вопль, предвкушая всю сладость предстоящих любовных утех. Девушка слегка отодвинулась, задумчиво глядя на свое отражение в большом, от пола до потолка, серебряном зеркале. Внезапно она насторожилась. В красивых серых глазах ее вспыхнуло удивление, потом радость, а губы дрогнули, расплываясь в довольной улыбке.
— Как ты мне нравишься, — ласково сказала она карлику.
Соня не лукавила. В сей момент Панишеро ей действительно нравился, ибо в зеркале она разглядела на толстом мизинце его левой руки прекрасное золотое кольцо, которое тотчас узнала по описанию Амиреса. О такой удаче она и не мечтала: не нужно убивать купца и затем рыться в его сундуках — стоит только прижать на миг его руку к сердцу и ловко стянуть с пальца кольцо.
— Можно, я прижму к груди твою руку? — вежливо спросила Соня.
Панишеро понимающе хмыкнул.
— Можно, — великодушно разрешил он и протянул девушке руку — увы, правую, на которой не было кольца Эгидея.
Соня сделала было вид, что не заметила жест Панишеро, и потянулась к его левой руке, но тот сразу убрал ее за спину. Тогда девушка решила действовать иначе.
— Да что рука! — воскликнула она, с трудом поборов желание стукнуть коринфийца головой об стену. — Я с удовольствием обниму тебя всего!
Карлик радостно захохотал и кинулся было к девушке, но она оттолкнула его.
— Только не сейчас. Панишеро обиженно засопел.
— Сначала расскажи мне что-нибудь еще… Твой голос завораживает… Наверное, ты волшебник…
Эти слова Соня произнесла влюбленным шепотом, молясь всем богам, чтобы не взорваться от смеха. Но карлику и в голову не пришло усомниться в ее искренности. Он никогда не сомневался в своей удивительной власти над женщинами. Ему даже не приходило в голову, что их может привлекать в нем нечто иное, нежели красота и мужская сила…
С сожалением отодвинувшись от девушки, Панишеро взял с ночного столика чашу с вином, отпил глоток и занудливо начал вещать:
— Один мой прадедушка — великан Гудилла…
Однако Соня вовсе не собиралась снова выслушивать россказни о великанах. Наполнив взор нежностью, она тихо и ласково сказала:
— Не говори мне о дедушке, прошу. Расскажи лучше об этом колечке, что так мило посверкивает на твоем мизинце…
Карлик подозрительно посмотрел на гостью, потом перевел взгляд на кольцо Эгидея.
— Может, сначала мы будем любить друг друга? — неумеренно спросил он.
— Ну уж нет, — отказалась Соня. — Я не могу этим заниматься, не послушав интересной истории. Такова моя привычка.
— Но я же рассказывал тебе о…
— Панишеро! О великанах я уже знаю все! Прошу тебя, поведай мне об этом колечке…
— Ладно, — согласился покладистый карлик. — Только… Только странно все это. Другие девушки мечтали о том, чтоб я их приласкал, а ты…
Соне надоел этот спор.
— Я не такая, как другие! Разве ты этого еще не понял?
Карлик вздохнул. Верно. Таких красивых и таких колючих девушек он еще не встречал. По отдельности — или красивую, или колючую — да, сколько угодно… Мельком он подумал, что проще было бы немедленно расстаться с Рыжей Солей, однако где он найдет сейчас другую?..
— Моя восставшая плоть… — робко начал он, надеясь привлечь все же внимание этой особы к более интересным вещам, нежели рассказ о кольце Эгидея, но сразу замолчал, наткнувшись на уничтожающий взгляд гостьи. — Не сердись, я на начинаю свой рассказ. Посмотри на мои руки — на восьми пальцах ты видишь перстни и кольца…
— У тебя десять пальцев, — удивленно перебила девушка.
— Да, но перстни и кольца лишь на восьми, — усмехнулся карлик. Вот теперь он совершенно при шел в себя, когда понял, что девица столь же глупа, как все остальные. О боги! И они еще хотят сравниться с мужчинами! Приосанившись, Панишеро продолжал — теперь уже не робко, с долей опаски и почтения, а снисходительно: — Знаешь, сколько стоит вот этот перстень с рубином? Чуть меньше, чем весь «Золотой лев» вместе со слугами и хозяином. А это тонкое, изящное кольцо, сплетенное из нити чистого золота, куплено мною за целый воз моего отборного вина… Вот еще перстень… О, он не так прост, как кажется на первый взгляд! Ранее он принадлежал одному бритунийскому колдуну, а после его смерти — лет так триста назад — достался моему предку…
— Великану? — почтительно спросила Соня.
— Вот-вот,— милостиво кивнул карлик, — именно великану.
Панишеро отпил вина из чаши и глубоко вздохнул, показывая гостье, как же она утомила его своими расспросами. Но останавливаться уже и сам не хотел.
На его толстых пальцах сейчас переливалось под светом ночной лампы целое состояние, а о своем богатстве — равно как и о великанах — он мог говорить бесконечно, получая от этого почти чувственное наслаждение.
— Могу похвалить тебя, моя милая, — покровительственно обратился Панишеро к Соне, выставив перед собой мизинец с кольцом Эгидея. — Ты верно подметила: эта побрякушка стоит всех остальных. В мире она известна уже более пятисот лет, и мне досталась по наследству. Видишь ли, Эгидей… Ты, надеюсь, знаешь такого?
— Нет, — чуть подумав, ответила девушка, — Я с ним не встречалась.
— Ха! — скачал карлик. — Как ты могла с ним встречаться, если он умер лет за сто до твоего рождения! Так вот, Эгидей — двоюродный дядя моей троюродной прапрабабушки. Бесславен был жизненный путь его. Он занимался магией — увы не имея к тому никаких способностей. Но упорство превозмогает все! И однажды он добился невозможного: открыл секрет долголетия! Предстань себе, неудачливый маг, который не умел даже таких простых вещей, как превращение мышки в зайца и сотворение мороков, сделал порошок, могущий увеличить срок земного существования в три, а то и в четыре раза!
К несчастью нашей семьи, Эгидей обладал нравом угрюмым и замкнутым. Этот человек никого не любил — пятнадцати лет от роду он удалился в дебри аргосских лесов и там остался навсегда. Он никому не открыл состав чудодейственного порошка. Более того! Как гласит наша семейная легенда, перед смертью он развеял по ветру остатки его, а малую толику заключил вот в это кольцо, наказав потомкам беречь его, не являть воде, солнцу и огню, и… И все.
— Значит, ты теперь будешь жить пятьсот лет — недоверчиво глядя на карлика, спросила Соня.
— О нет, — со вздохом ответствовал он. — Проклятый Эгидей оставил после себя лишь кольцо без указаний, как вытащить оттуда волшебный порошок. Видишь, оно из сплошного золота. Где, нет даже крошечной дырочки, даже щелочки…
— Может, расколоть его? Или разбить? — предположила девушка.
— Пробовали… Ничего не получается.
Соня задумалась. Теперь она понимала, зачем Амиресу понадобилось кольцо Эгидея. Хочет жить пятьсот лет. Интересно, знает ли он, как выскрести оттуда порошок? Если знает, то… Девушка нахмурилась. Ей совсем не хотелось, чтобы Амирес отравлял жизнь людям еще несколько веков подряд. Может, отдать ему кольцо, забрать оружие киммерийца, а затем зарезать хитроумного блюстителя?
— Ну, красавица, — прервал Панишеро размышления гостьи. — Давай же, наконец, насладимся любовью. Я смотрю, ты заскучала? Потерпи, я быстро тебя развеселю.
Он запыхтел и потянул к девушке свои кривые ручонки, не догадываясь о том, что она только в этот миг окончательно отказалась от идеи убить его. Однако и уступать его гнусным домогательствам Соня отнюдь не собиралась. Оттолкнув его, она приставила кинжал к горлу карлика и хмуро произнесла:
— Я хочу спать. Ты утомил меня своей болтовней. Сейчас я лягу на твою кровать, а ты иди в кресло. Если до утра ты хоть пальцем меня коснешься, я перережу тебе глотку. Ясно?
Панишеро было все ясно. В знак согласия он испуганно моргнул и, как только девушка опустила клинок, послушно побежал к креслу. Проклиная себя за излишнюю доверчивость, он примостился между подлокотниками, свернулся в клубок и замер. Сквозь полуприкрытые ресницы он смотрел, как бессовестная гостья располагается на его милой уютной кроватке, грязными сандалиями, пачкая дорогое кхитайское покрывало, и скрежетал зубами от злости и отчаяния. О, как хотел бы он быть рядом и нею! Она так красива, так юна! Стан ее гибок, а рыжая пышная грива отливает золотом…