Асмодей

Перед глазами почему-то предстал ее первый и последний в жизни поцелуй. Это был Лионель Демаре́ – ведьмак, обрекший ее на адское пекло. Сейчас, по прошествии многих лет с того момента, девушка уже могла себе признаться, что если отринуть в сторону обстоятельства, в которых проходило сие недозволительное действо, то сами ощущения заставили содрогнуться все ее естество от приятной истомы.

Впрочем, может Асмодей и прав: гори оно все синим пламенем. Разве она не его собственность? Разве не принадлежит она ему душой и телом? Это был ее выбор! Она по доброй воле продала свою душу! Так к чему сейчас эти сомнения и метания? Она уже в Аду, чего ей страшиться?! Мысленно махнув на все рукой, девушка приподнялась на цыпочки, прильнув к его губам.

Признаться, такой реакции от рабыни демон не ожидал. До подобного еще ни одна душа в Аду не додумалась, а Аврора вела себя так, будто никаких правил для нее вовсе не существовало. Всякое бывало в этих покоях за прошедшие тысячелетия: от страха несчастные теряли сознание, впадали в оцепенение, молили о пощаде. Это было привычно и для его взгляда, и для ушей. Демон любил власть, любил ощущать свое превосходство, а потому находил в таком поведении своих наложниц некую прелесть. Когда же ему хотелось огня и страсти, к его услугам была не одна демоница. Но Аврора ответила на его желания по-своему – поцелуем. И, надо сказать, такая линия поведения оказалась не самой удачной. Как такое вообще в голову могло прийти? Не могло это понравиться Асмодею. Лучше бы кричать начала, взмолилась, попыталась дать ему отпор. Глупо, конечно, но тут и не такое бывало. Немало строптивиц за свой век укротил мужчина, а Аврора ответила нежностью. Мало того, что посмела без дозволения Повелителя коснуться, так еще и это. И рад бы был он сейчас разгневаться, только вот на такой поступок даже злости не осталось. Отдать бы ее в руки Дэлеб, чтобы уму-разуму девчонку научила.

Нежность в Аду – неужели в ее голову ничего больше не пришло? Лучше бы она его огненной плетью хлестанула. А это… большего оскорбления и вообразить сложно! Видано ли дело – подарить поцелуй тому, кто ее за человека-то и не считает, заставляя себе прислуживать. Подумать только, вчера он поставил ее душу на кон, будто вещь, а она… она не затаила злобы, она простила и сейчас дарила ему ласку нежных касаний. От одной мысли его даже передернуло.

Его задача, как демона, заставить грешников страдать, а разве такая реакция говорит о том, что он достиг своей цели? Видимо слишком хорошие условия он создал для своих подопечных, раз они так распоясались! Даже ангельский голос, взывавший в его душе к некому состраданию, сейчас растворился в негодовании демона.

Свою оплошность Аврора поняла сразу, хоть ни один мускул не дрогнул на лице Асмодея, глаза выдавали бушевавшую в нем бурю злости. Таким она его еще никогда не видела. Сама виновата! Надо было подождать его приказаний, а не проявлять инициативу. Но с другой стороны, он-то ничего не делал, а это молчаливое ожидание неизвестности было смерти подобно. Вот и решилась она на эту глупость. Хотя, почему глупость? Она же от всей души и чистого сердца! Причем, к своему стыду, девушка поняла, что этот порыв был вызван не обязательствами рабыни перед своим господином, а искренним чувством женщины к мужчине! От одной этой мысли мертвенная бледность на ее лице сменилась густой краской. И почему это осознание этой истины родилось в ее голове именно в этот момент? Разве такое вообще возможно? С опаской девушка отступила назад, но так и не смогла оторвать взгляд от его глаз, казалось, что душа демона просто рвалась на части от гнева, который вот-вот вырвется на поверхность.

– Владыка… – взмолилась она, пытаясь отвлечь его, вырвать из вереницы этих мыслей, которые показались им обоим вечностью, хотя на деле прошло не более минуты, но было уже поздно.

Такой дерзости Асмодей простить не смог, а потому и не было у него иной реакции на поступок Авроры, кроме как, ухватить несчастную за черные косы, которые она последнее время так старательно заплетала, и окунуть с головой в купель.

Продержал он ее там лишь несколько секунд, но и этого времени хватило, чтобы девушка наглоталась воды. Мысленно Аврора возблагодарила небеса за то, что он хотя бы ее не утопил. Оказаться в еще более мертвом состоянии – вещь отвратная, а выходить из него и того хуже. Господи, чего Асмодей вообще желает от нее получить? Неужели искусных ласк, которые могли подарить ему подопечные суккубы? Пусть скажет словами, она сделает. Ну, зачем так? Ведь никогда не видела она от него жестокости… не обижал он ее светлой души, а тут…

– Никогда, слышишь, никогда не смей больше так делать! – прошипел демон, толкнув ее к каменному бортику купели, заставляя уложить локти на край и выгнуть спину.

Аврора склонила голову в молчаливом ожидании, не смея даже пошевелиться. Вода, падающая с волос на лицо, смешивалась со слезами и устремлялась вниз, заливая холодные плиты. Было обидно и больно… У нее забирали последние остатки добродетели, причем таким жестоким образом.

Каждой клеточкой своего тела она чувствовала его хищный взгляд, ощущала как он прошелся по спине, линии бедер, укрытых водой. Едва ли она могла что-то скрыть… Обнаженной Аврора представала перед ним всегда, как и сотни других душ, но только теперь он смотрел на нее так, как мужчина смотрит на женщину. Он изучал ее, желал…

Почувствовав легкое, почти нежное, прикосновение к спине, девушка вздрогнула, но повернуться не решилась. Пусть делает все, что пожелает, ей уже все равно! Прикажет умереть, она умрет. Он – господин, она – его рабыня. Глупо ждать милосердия от демона. Люди не меняются, а демоны и подавно!

Сдерживать себя, тратить время на прелюдии и подготовку своей новой наложницы в обычаи демонов не входило. Какое значение имеют чувства собственности в сравнении с их желанием достигнуть высшей степени удовольствия? Так что, какой бы исключительной не была Аврора, исключением она не стала. Вот и сейчас, уперев одну руку между ее лопаток, а второй притянув несчастную к себе, он вошел в нее. Не рывком, конечно, но и без особой нежности – в общем так, как хотел он. А Аврора… Кому вообще есть дело до того, что она чувствует?

Девушка тихо вскрикнула, ощущая, как мужчина проник в ее тело. Привыкшая к постоянным пыткам, которые были неотъемлемой частью Ада, она не почувствовала боли, только сердце сжалось от нестерпимой грусти. Будучи от природы натурой мечтательной и наивной, она даже в смерти сохранила некую веру в то, что даже в беспробудном мраке может расцвести свет любви, но Асмодей не любил ее, он ее использовал, как и тысячи женщин до нее.

Но своего он не добьется. Она покорится ему, но останется не сломленной. Она вытерпит! Другого выбора все равно нет! Сейчас главное – не застонать, не показать ему того, сколь сильно он ее обидел! По неясным для себя причинам, подобную муку Аврора готова была принять от кого угодно, но только не от него. Очередное горькое разочарование – пылкая благодарность демона. Обидно до слез. А вот попроси он, разве бы она отказала? В очередной раз краска стыда залила ее лицо. Нет, не отказала бы. Не потому что прочих вариантов у нее не было… но почему тогда?

Его движения внутри нее становились все более резкими, учащенными. Какое-то чутье говорило ей о том, что боль должна скоро перейти в удовольствие, только вот сама Аврора этого не хотела. Она хотела мучиться и ненавидеть Асмодея, заставившего ее страдать, только вот ненавидеть не получалось. Вместо этого в душе по неясной ей причине зародилось чувство жалости к этому падшему существу, не ведающему ни жалости, ни нежности; к существу, для которого поцелуй сравним с пощечиной. Нет, он не достоин ненависти, его стоит лишь пожалеть!

При этой мысли, ей даже овладело некое чувство презрения к самой себе. Даже тошно стало от собственной слабости и мягкосердечия. Каждый демон в Аду утверждал, что чистая душа обладает невиданной силой. Так где же была эта сила сейчас? Растаяла в руках Асмодея, будто восковая свеча в пламени. Словно огонь Преисподней, вопреки устойчивому мнению, выжег из души несчастной не свет, а мрак, усилив её самые лучшие качества. Как ни старалась, не могла она возжелать смерти своему мучителю. А может, дело было не в ней, а в самом Асмодее? Впрочем, какая сейчас разница?! Эти мысли вызвали на ее лице горькую усмешку, которая грозила обернуться истерическим смехом.