Страница 75 из 107
Екатерина ценила Безбородко за деятельный, расторопный ум, поручала ему самые разнообразные дела. Зато молодой двор относился к новому всемогущему человеку с большим подозрением и даже презрением, Павел откровенно высказывался о вельможе. В 1788 году, разговаривая с герцогом Тосканским, великий князь разгорячился и стал откровенно высказывать убеждение, что ему известно, кто и какие взятки берёт с иностранных министров при русском дворе:
— Я знаю и могу даже назвать их имена. Это князь Потёмкин, секретарь императрицы Безбородко, Бакунин, оба графа Воронцовы, Семён и Александр, и Морков, который теперь министром в Голландии. Я вам их назвал. Пускай они знают, что мне известно, что они за люди. Как только у меня будет власть, я их высеку, уничтожу и выгоню...
Великий князь Павел конечно же нисколько не ошибался в своих суждениях. Все эти люди, которых он называл, брали взятки в таких суммах, в таких количествах, которые были неведомы при прошлом царствовании. Однако Екатерина закрывала на это глаза, хотя и знала об этих злоупотреблениях. Ей было известно, что Безбородко постоянно берёт деньги у польских магнатов — те собирали их в складчину, чтобы заискивать у Безбородко и добиться использования его влияния на польские интересы. Правда, это нисколько не могло помочь Польше, потому что Безбородко не только не отстаивал польские интересы, но даже сам советовал Екатерине воспользоваться обстановкой и урвать куски Польши в пользу России. Он надеялся и в Польше получить квадратные километры поместий, земель, тысячи крепостных крестьян — словом, обогатиться за счёт раздела Польши.
И тем не менее он брал деньги и польских магнатов, обещая им употребить всё своё влияние на их пользу.
Императрица не замечала этого противоречия в действиях Безбородко, но он и сам старался быть как можно более осторожным, чтобы никто не мог обвинить его в злоупотреблении своей властью. И всё же он успевал брать, где только мог. Кто бы ни обращался с прошениями к Екатерине и ни просил первого секретаря помочь замолвить словечко, тот знал, что надобно провести его по золотой дорожке. Русская пословица «Сухая ложка рот дерёт» тут как нельзя более приходилась кстати. В самое короткое время Безбородко стал одним из богатейших людей страны.
Раз оценив дарования и ум Безбородко, Екатерина уже больше не ревизовала своих взглядов. Она считала, что ко всякому делу можно приставить этого хохла и везде он будет нужен и полезен.
Обнаружилось расстройство в финансовых и иных делах императорских театров. Екатерина поручила Безбородко разобраться в этом и дала ему неограниченные возможности. Как ни странно, такому далёкому от искусства человеку, как Безбородко, удалось справиться с этой задачей блестяще. Он выгнал неугодных людей, схватил за руку расхитителей императорских средств, выдаваемых на театры, укомплектовал штат актёров и актрис. Словом, применяя свою тактику чистки и улучшения, Безбородко навёл порядок и в этом деле.
Екатерина сама возложила на него орден Святого Владимира, желая показать свою милость к этому человеку перед всем светом.
Не успел ещё Безбородко разобраться с императорскими театрами, как императрица нашла для него другое, чрезвычайно важное поручение.
Екатерина затевала множество разных предприятий, где война была одним из главных. Расходы превышали доходы, государственная казна истощилась. Дефицит государственных доходов Екатерина сумела покрыть с помощью выпуска бумажных денег, ассигнаций, однако они уже к 1782 году стали цениться дёшево, покупали их неохотно, и необходимо было изыскивать другие, более разумные средства для погашения государственного дефицита.
Безбородко был поставлен во главе особой комиссии, которая и должна была справиться с этой проблемой.
Вот как он сам рассказывает об этом времени:
«По делу, касающемуся до умножения государственных доходов, моя заслуга не в одном только том состояла, что все пристали к плану моему о Малороссии, из которого были уже заимствованы правила и для прочих губерний, на особом основании бывших. Все другие средства никто на себя взять не может, чтобы я в них не участвовал. О крестьянах казённого ведомства мы с г. генерал-прокурором первые условились. Прибавка сбора за рекрут с купцов и на гербовую бумагу мною предложена. Я сам сочинял доклад, поверял ведомости, трудился над ними всех более. По сему уже одному труды мои в сём деле были не меньше моих товарищей. А план о малороссийских доходах был собственное моё дело, в котором никто не имел участия...»
Надо, правда, сказать, что все придумывания Безбородко по финансовой части ничего не принесли казне, и Екатерина продолжила выпуск бумажных денег, хоть и клялась больше этим не заниматься.
Впрочем, государственный дефицит можно было сократить хотя бы экономией расходов на двор и фаворитов императрицы, ударами по ворам, без стеснения залезавшим в государственный карман. Но этих мер как раз и не предлагал Безбородко, потому что главным расхитителем государственной казны был самый могущественный человек в стране — Потёмкин. Тягаться с ним никто бы не решился, не осмелился и Безбородко,
Так и закрылась эта комиссия, ничем не кончившись. Но Екатерине опять показалось, что Безбородко сделал тут многое, и она снова одарила его и крестьянами, и землями.
Но для Безбородко здесь же нашлось другое, новое дело. Екатерина ещё в 1776 году читала в записке Безбородко, специально поданной им государыне, что давным-давно назрела необходимость присоединения к России Крымского полуострова. С тех пор все татарские дела, вплоть до переселения татар в Россию, уже были в руках у Безбородко, и он изыскивал меры для решения этого вопроса. Он связывался с русским послом в Константинополе Булгаковым, выясняя отношение Турции к идее присоединения Крыма.
Эта идея понравилась Екатерине, и она повелела Потёмкину осуществить её. Потёмкин взялся за дело горячо, распропагандировал русскую партию при Шагин-Гирее в Крыму, а когда при заварушке Шагин-Гирей был избран ханом татар Крыма, светлейший попросту посоветовал ему обрести русское подданство и милость русской императрицы. За Крым Шагин-Гирею, вывезенному в Калугу, было уплачено, и русские войска вошли в Крым без единого выстрела.
Манифестом от 8 апреля 1783 года Екатерина возвестила миру о присоединении Крыма к России, и Европа не посмела протестовать против этой акции. Вынуждена была согласиться с этим и Турция своим трактатом от 28 декабря того же года. Она признала присоединение к России не только Крыма, но и татарских земель по берегу Чёрного моря и прикубанских степей.
Но и двор, и все приближённые Екатерины сразу забыли, кто первым подал мысль о Крыме. Хвалили Потёмкина, славили императрицу, а о Безбородко никто и не вспомнил. Однако его забытые идеи и мысли сделали его ещё более влиятельным и приближённым к императрице, так что она, в числе двенадцати лиц своей свиты, забрала его с собой в Фридрихсгам, где состоялось свидание со шведским королём Густавом Третьим. Одно это показывает, как укрепился престиж Безбородко и как уже привыкла государыня не обходиться нигде без него, его памяти, ума и способности легко решать самые щекотливые дела.
Тем не менее нельзя сказать, чтобы возвышение и утверждение Безбородко было несложным и беспрепятственным. Интриги, которыми и всегда кишел двор, касались и его коренастой неуклюжей фигуры. Особенно досталось ему от молоденького фаворита Екатерины Мамонова.
Трудно было бы отыскать источник неприязненного отношения Дмитриева-Мамонова к Безбородко, если бы не вспомнилась поездка императрицы в Крым и представление Безбородко двору двух своих родственников — Милорадовича и Миклашевского. Этим не совсем чистым приёмом Безбородко старался укрепить своё положение, если бы государыня обратила свои милости на одного из этих красавцев. Екатерине красавцы понравились, но она вынуждена была уступить Мамонову, дико взревновавшему её во время этого свидания. Красавцы в фавориты не прошли, хотя Екатерина и обратила на них своё благосклонное внимание, и Мамонов мстил Безбородко за эту подстроенную встречу.