Страница 10 из 107
И тут Сергея осенило.
— Да разве это болезнь! — с жаром воскликнул он. — Два-три взмаха крохотным ножичком — и не будет никаких сомнений, что несчастье пройдёт сразу же...
Пётр с сомнением вглядывался в лицо камергера. Он и не подозревал, как тщательно всё продумал Салтыков, как старательно готовил он в уме лёгкие и простые фразы, как сумел заразить Петра любопытством, как тот сам шёл в ловушку, расставленную ему ловким камергером.
Сергей понял, что он должен уйти и оставить Петра наедине с его мыслями, надеждами, сомнениями — хитрый камергер знал, как воздействовать на человека, которому он уже подал идею, а тот уже сам должен развить в себе сомнения, надежды, страхи и ожидания.
— Простите, ваше высочество, — поднялся он со скамейки, — если я невольно побеспокоил вас этим пустым разговором. И дела меня ждут: надобно распорядиться на завтрашний вечер — предполагается хорошая пирушка...
Пётр рассеянно кивнул головой.
Он долго ещё сидел на скамейке, и мысли, как тяжёлые мельничные жернова, нескончаемо крутились в его голове. Салтыков посеял в нём надежду, и семена этого разговора, этой интимной беседы уже прорастали в душе простодушного великого князя.
Однако Пётр не привык к тяжёлой умственной работе, мысли его совсем запутались, и он долго прислушивался к тому, что творилось в его голове, — завертелись мысли и мыслишки, страхи и сомнения...
Весь день он был во власти этих мыслей. Надежда на то, что он завоюет расположение своей тётки, если даст наследника стране, радужные перспективы царствования с имеющимся наследником — всё это вспыхивало и прорастало в его мозгу. Он не был способен больше думать ни о чём, кроме как об этом разговоре, и опять и опять возвращался к надеждам, ужасу перед операцией и полной невозможности ещё хоть кому-нибудь доверить свои страхи и сомнения. Теперь он уже смотрел на Сергея Салтыкова как на спасителя, избавителя, жаждал ещё одного, самого интимного разговора с ним, но Сергей, как нарочно, ускользал от такого разговора, словно бы специально прятался от великого князя.
Едва Пётр посылал за ним, как оказывалось, что Салтыков в приёмной императрицы, или ускакал на охоту, или ушёл по каким-то одному ему ведомым делам...
Так и не дождавшись и сильно разозлившись на своего камергера, Пётр вышел к ужину у императрицы очень расстроенный и переполненный своими чувствами.
Всё в этот вечер он делал невпопад — так занимали его собственные мысли. Даже Елизавета заметила это и сердито косилась на своего племянника. Пётр же не заметил даже этих гневных взглядов.
5
Этот ужин Сергей Салтыков устраивал так, чтобы всё соответствовало его задаче. Каждому из приглашённых — а это были люди, которых всего охотнее желал видеть великий князь, — он объяснял, что нужно говорить и делать. Впрочем, Пётр и сам был обуреваем одной мыслью и ни о чём другом не мог и думать. Ему так хотелось найти в словах любого из приглашённых подтверждение своим желаниям, что он то и дело подходил то ко Льву Нарышкину, то ещё к какому-нибудь из гостей Сергея, чтобы потолковать об этом интимнейшем деле. Пётр не стеснялся, он жадно выспрашивал о подробностях, и кое-кто из гостей Салтыкова так же прямо отвечал на вопросы великого князя: дескать, и сам испытал такую операцию, и сам понял разницу...
В великом смятении Пётр переводил глаза с одного на другого — он боялся малейшей боли, он мучился от одной лишь мысли, что операция может доставить ему страдания, и тыкался в поисках надежды, что это ненадолго, что боли может и не быть.
Особенно долго великий князь держал за перламутровую пуговицу Сергея Салтыкова — мучительно искал вопросов и мучительно переживал предстоящее.
Но весёлые лица Сергея и Льва Нарышкина, льстивые взгляды приближённых всё более и более убеждали его, что всё может пройти хорошо...
Скоро он уже стоял в кругу друзей Салтыкова, и все они обращались к Петру с одной только просьбой — согласиться на эту минутную операцию, которая не доставит ему, великому князю, никаких страданий.
Наконец Пётр слегка кивнул головой: да, он согласен, да, он превозмог себя, да, он стоически перетерпит эти несколько минут боли...
Сергей лишь махнул рукой, и тут же из соседней комнаты явился придворный доктор Бургав. С ним был ещё один человек, взглянув на которого Пётр задрожал от робости. В руках у хирурга был маленький саквояж, и лицо его не предвещало ничего хорошего.
Однако к операции всё было готово — поставлены ширмы, самые доверенные лица встали с обеих сторон Петра, ему пришлось лечь, и Сергей протянул великому князю руку, в которую тот вцепился, как в якорь спасения.
Салтыков начал рассказывать великому князю смешной анекдот, а хирург тем временем делал своё дело. Пётр едва ли вслушивался в то, что говорил Сергей, он больше чутко ощущал то, что творили с ним врачи. Но ласковый и смешливый голос Сергея словно бы завораживал великого князя, и он пытался вникнуть и в суть анекдота.
Секунда боли, резкий вскрик великого князя — и всё было кончено.
Серьёзный и важный Бургав вырос перед глазами Петра и степенно доложил:
— Ваше высочество, операция прошла удачно, успешно, всё кончилось...
И Пётр встал с кушетки в великом смущении: он ещё не успел осознать всё, что с ним сделали...
Ужин весело продолжился, все поздравляли великого князя с величайшим терпением и снисходительным отношением к боли, славили его выносливость и кротость. И сам Пётр преисполнился к себе великим уважением.
Теперь следовало выждать несколько дней, чтобы ранка зажила и великий князь смог иметь общение с женой...
Все эти несколько дней Сергей провёл в хлопотах и заботах. Он явился к своей матери и сказал ей, в чём имеет нужду — надо было обставить дело так, чтобы у великого князя не явилось и тени сомнения, чтобы великая княгиня оказалась перед ним чиста и девственна. Иначе подозрения Петра будут на плечах Салтыкова, и кто знает, что может быть впоследствии, когда великий князь превратится в монарха, потому как и теперь уже Елизавета страдает разными немощами.
Мать Салтыкова лишь рассмеялась:
— Нет ничего проще...
И Сергей сообщил все её наставления великой княгине при очередном свидании с ней.
Но тут ему передали слова самой императрицы. Не щадя репутации великой княгини, Елизавета бросила мимоходом несколько слов в присутствии приближённых: дескать, уж она-то знает, что происходило до этих пор, недаром сама она разрешила Чоглоковой не запрещать общение Екатерины с Салтыковым.
Страшную угрозу почуял Сергей в этих словах — немилость, опала, ссылка, а то и каторга. Надо было всё сделать так, чтобы Елизавета получила доказательства разрушения девственности только Петром...
Не случайно и сама Елизавета обмолвилась, что желала бы получить такие доказательства...
И Екатерина почувствовала эту угрозу, но Сергей позаботился о том, чтобы всё произошло так, как говорила его мать, а уж она-то знала толк в том, как выдать рожавшую за девушку...
Уже несколько лет Пётр не являлся в спальню Екатерины, ссылаясь на то, что ему тесно в супружеской постели. Но тут и ему пришлось приложить все старания, чтобы зачать так долго ожидаемое наследное дитя.
Он уже выздоровел после маленькой операции и впервые смог вступить в общение с Екатериной. Она сделала всё, чтобы он искренне поверил, что жена его всё ещё девственница...
Девять лет прошло со времени их юридического брака, и в первый раз вступил Пётр в свои права мужа фактически.
В запечатанной шкатулке Пётр послал императрице доказательство того, что жена его вступила с ним в настоящий брак, будучи невинной, и хоть и не поверила в душе императрица своей хитрой невестке, но тому, что брак их осуществился реально, она была рада.
Как бы там ни было, ещё несколько раз вступал Пётр в общение с великой княгиней, и через месяц обнаружилось, что она забеременела. Как будто сама судьба подстроила так, что теперь у Екатерины не было выкидыша, что теперь она, всячески оберегаемая самой императрицей, выносила это дитя.