Страница 11 из 22
– Ну да?
– Точно говорю. Я фильм смотрел. Гнезда.
– Это птицы, – сказал Кроули.
– Нет, гнезда, – упорствовал Азирафаэль.
Кроули решил с ним не спорить.
– Так вот, о чем бишь я, – продолжил он. – О всех созданиях, больших и шалых. Тьфу, то есть малых.[40] Все они, от мала до велика, живут себе. И у многих даже есть мозги. И вдруг – ба-бах!
– Но ты же тоже к этому причастен, – напомнил Азирафаэль. – Искушаешь людей. Вполне успешно.
Кроули с тяжелым стуком опустил стакан на стол.
– Нет, это другое. Они же не обязаны поддаваться. Сам говорил, непостижимость, да? Ваша придумка, между прочим. Я понимаю, испытания людей, все такое. Но зачем же до уничтожения?
– Ну хорошо. Хорошо. Мне это нравится не больше, чем тебе, но я уже говорил. Я не могу непонино… непивовино… в общем, не делать, чего велено. Мне как… ангелу…
– На небесах нет театров, – заметил Кроули. – И фильмов немногим больше.
– Ты меня не искушай, – с несчастным видом сказал Азирафаэль. – Знаю я тебя, старый змий.
– Да ты сам подумай, – безжалостно продолжал Кроули. – Знаешь, что такое вечность? Знаешь, что такое вечность?[41] В смысле ты вообще осознаешь? Вот смотри: на краю Вселенной стоит огромная гора, в милю высотой, и раз в тысячу лет – птичка…
– Какая птичка? – подозрительно осведомился Азирафаэль.
– Та, про которую я тебе рассказываю. И вот каждую тысячу лет…
– Одна и та же птичка каждую тысячу лет?
– Ну да, – поколебавшись, согласился Кроули.
– Чертовски старая птичка.
– Ладно. И каждую тысячу лет эта птичка летит…
– …ковыляет…
– …долетает до этой горы и точит свой клюв…
– Погоди. Не так все просто. Отсюда до края Вселенной, – ангел широко, хотя и слегка неуверенно взмахнул рукой, – до черта всякой фигни. Во как.
– Но она все равно туда долетает, – упорно гнул свою линию Кроули.
– Как?
– Неважно!
– Может, на звездолете, – предположил ангел.
Кроули слегка уступил.
– Возможно, – сказал он. – Если тебе уж так хочется. Так или иначе, эта птичка…
– Только это ведь край Вселенной, – перебил Азирафаэль. – Значит, звездолет такой, что до места долетят только твои потомки. И ты должен им сказать, значит, сказать должен: когда вы доберетесь до той горы, обязательно… – Он помедлил. – Обязательно – что?
– Поточи клюв о вершину, – сказал Кроули, – и вали обратно…
– …На звездолете…
– Да, а через тысячу лет все заново, – быстро вставил Кроули.
Они посидели немного в хмельном молчании.
– Как-то многовато хлопот, чтобы поточить клюв, – пробормотал Азирафаэль.
– Послушай, – не сдавался Кроули, – дело в том, что птичка сточит эту гору до основания, но…
Азирафаэль открыл рот. Кроули мгновенно понял, что ангел собирается что-то сказать насчет относительной твердости птичьих клювов и гранитных гор, и поспешно закончил свою речь:
– …Но просмотр «Звуков музыки» еще не закончится.
Азирафаэль застыл.
– И ты этот фильм полюбишь, – безжалостно упирал Кроули. – До глубины сердца.
– Но, милый мой…
– Выбора у тебя не будет.
– Но, послушай…
– На Небесах о хорошем вкусе и не слыхали.
– Но…
– И там нигде, вообще нигде не подают суши.
Ангел вдруг стал очень серьезным и болезненно поморщился.
– Я не могу разобраться с этим, пока пьян, – сказал он. – Мне нужно протрезветь.
– Мне тоже.
Оба они скривились, заставляя алкоголь покинуть их кровотоки, после чего сели уже ровнее. Азирафаэль поправил галстук.
– Не могу же я мешать осуществлению Божественного замысла, – прохрипел он.
Оценивающе глянув на свой стакан, Кроули наполнил его вновь.
– А как насчет дьявольского? – предложил он.
– Пардон?
– Ну, в данном случае замысел скорее дьявольский, не так ли? Мы над этим работаем. Наши парни.
– Да, но это все равно – часть Божественного замысла, – возразил Азирафаэль. – Вы не в силах сделать ничего, что не входило бы в непостижимый Божественный замысел, – добавил он с некоторым самодовольством.
– Размечтался!
– Нет, так и есть. В этом самом, – Азирафаэль раздраженно прищелкнул пальцами. – Как ты там любишь выражаться? В счетном конце.
– В конечном счете.
– Вот в нем.
– Ну… Если ты так уверен… – сказал Кроули.
– Никаких сомнений.
Кроули лукаво глянул на него.
– Тогда ты не можешь знать наверняка – поправь меня, если я заблуждаюсь, – ты не можешь быть уверен, что противодействие дьявольским козням не является частью божественного замысла. Ну, тебе же положено расстраивать происки нечистой силы при каждом удобном случае?
Азирафаэль засомневался.
– Ну да, вроде…
– Как увидел козни, сразу препятствуешь. Верно?
– Ну, в широком смысле, в широком смысле. На самом деле я скорее побуждаю людей самим противостоять Злу. Непостижимость, сам понимаешь.
– Отлично. Отлично. Только и всего-то. Вот и препятствуй. Ведь насколько я понимаю, – с жаром продолжил Кроули, – рождение еще ничего не решает. Главное – воспитание. Влияние извне. Иначе ребенок так и не научится использовать свои способности. – Он помедлил. – Во всяком случае, по назначению.
– Ну, если я буду тебе препятствовать, наши вряд ли станут возражать, – задумчиво промолвил Азирафаэль. – Скорее наоборот.
– Точно. Еще и перо тебе позолотят, – подхватил Кроули, ободряюще улыбаясь.
– А что будет с ребенком, если он не получит сатанинского воспитания? – спросил Азирафаэль.
– Да ничего особенного. Он же ничего не узнает.
– Но гены…
– Ой, только не говори мне о генах. При чем тут они? – сказал Кроули. – Возьми хоть Сатану. Создан ангелом, а вырос Главным Врагом. Уж если вспоминать о генетике, то можно с тем же успехом сказать, что этого малыша ждет ангельский чин. В конце концов, его отец когда-то был большой шишкой на Небесах. И думать, будто он вслед за папочкой станет демоном, все равно что ждать, когда у мыши с обрезанным хвостом родится бесхвостый мышонок. Чепуха. Все дело в воспитании. Уж ты поверь.
– И если на ребенка будут влиять не только Снизу, но и Сверху…
– В худшем случае Аду придется начать все сначала. А Земля получит еще по крайней мере одиннадцать лет. Ведь это чего-нибудь да стоит, а?
Азирафаэль вновь задумался.
– Так ты считаешь, что сам по себе ребенок не порочен? – медленно сказал он.
– Потенциально порочен. И так же потенциально склонен к добру. Огромный потенциал, которому можно придать любую форму, – Кроули пожал плечами. – С чего это мы принялись рассуждать о добре и зле? Это всего лишь названия команд. Мы-то с тобой понимаем.
– Что ж, думаю, стоит попробовать, – наконец согласился ангел. Кроули довольно кивнул.
– Уговор? – спросил он, протягивая руку.
Ангел осторожно пожал ее.
– С ним наверняка будет поинтереснее, чем со святыми, – сказал он.
– По большому счету, самому ребенку это на пользу, – уверил Кроули. – Мы станем кем-то вроде крестных отцов. Можно сказать, будем руководить его религиозным воспитанием.
Азирафаэль просиял.
– Знаешь, мне даже в голову такое не приходило, – обрадовался он. – Крестные отцы. По рукам, будь я проклят.
– Кстати, это не так уж и плохо, – заметил Кроули. – Вопрос привычки.
Ее называли Багряной. В то время она продавала оружие, хотя это занятие уже начало ей надоедать. Она никогда не занималась одним делом подолгу. Три-четыре сотни лет самое большее. Дальше рутина заедала.
Волосы у нее были не каштановые и не коричневые, а настоящие рыжие, глубокого медного цвета, и ниспадали до талии великолепными сияющими локонами – ради таких волос мужчины готовы сражаться насмерть, что нередко и случалось. Глаза ее были удивительного апельсинового цвета. Она выглядела лет на двадцать пять – и выглядела так всегда.
40
Строка из англиканского гимна «О всех созданиях, прекрасных и разумных»; также название американского издания книги английского ветеринара Джеймса Хэрриота (1972) (Примечание редактора).
41
Кроули пытается пересказать проповедь об адских муках из романа Джеймса Джойса «Портрет художника в юности» (1914–1915) (Примечание редактора).