Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 62



«Возможно, ситуация еще не столь критическая, как нам кажется, - заметила Греттель, когда Ганзель сообщил ей неутешительные новости, принесенные из осиротевшего «Театра плачущих кукол», - Допустим, мы упустили ключ. Однако у ключа есть один несомненный недостаток. Единственный в мире замок, который он отпирает, неизменно находится на одном месте. В каморке папаши Арло. Это значит, что не все потеряно. Даже если мы никогда не отыщем Бруттино на улицах Вальтербурга, рано или поздно ему придется объявиться тут, чтоб воспользоваться ключом. Это весьма существенное обстоятельство. Вместо того, чтоб тратить время и силы на бесплодные поиски, мы можем ожидать его во всеоружии».

В ответ на это Ганзель лишь кисло улыбнулся, решив, что Греттель слишком уж всерьез воспринимает его мушкет. Допустим, если продырявить проклятое полено тремя пулями, от этого будет какой-то толк. Да только оно теперь не одно. Оно стало предводителем собственной шайки головорезов, при одной мысли о которой Ганзелю делалось так неуютно, будто он надел чужой плащ, в придачу еще и мокрый.

Он ничего не знал про бывших кукол, который покойный Варрава называл Синей Мальвой и Антропосом, но выступление господина Перо, смертельно-опасного паяца в белоснежном балахоне, под которым скрывались зазубренные когти, он запомнил хорошо. Не хуже, чем театральный дебют самого Бруттино. Даже этой парочки бывших актеров хватит, чтоб оторвать ему голову, что уж говорить, если шайка заявится в каморку папаши Арло в полном составе?..

Выслушав его доводы, Греттель согласилась принять встречный вариант. Которого у Ганзеля не оказалось. Он понятия не имел, где обретается Бруттино со своими новыми подельниками, Вальтербург надежно укрыл их от чужого внимания, как делал это с великим множеством изуродованных мулов. И на агентов Варравы рассчитывать уже не приходилось – судя по всему, они все получили расчет.

Лишившись инициативы, вынужденный коротать время в лачуге старого «шарманщика» за охраной нарисованного очага, Ганзель быстро утратил боевой дух. Если прежде он еще мог ощущать себя охотником, пусть и на крайне сообразительную, жестокую и коварную дичь, то теперь роли явно изменились. Теперь он был прикован к одному месту, в то время, как Бруттино располагал пространством для маневра и, соответственно, инициативой. Это ему не нравилось.

- Надо было раньше подумать о безопасности, - проворчал Ганзель, разглядывая щели в стенах, в некоторые из которых можно было просунуть руку, - Учитывая, какой арсенал хранится у вас за камином.

Папаша Арло лишь беспомощно развел руками.

- Прежде у меня был охранный серв. Старенький, но надежный, модели «Сверчок». Только Бруттино, перед тем, как сбежать, проломил бедняге голову.

- Жить под одной крышей с подобной тварью семь лет – и даже не задуматься о защите! Потрясающая глупость.

При слове «тварь» папаша Арло гневно сверкнул старческими выцветшими глазами.

- Не говорите о нем так! Мой Бруттино славный мальчик. Быть может, он кого-то и обидел, может, не очень-то чуток по природе, но у него доброе сердце…

- Ваш мальчик – хладнокровный убийца, садист и вор, - раздельно произнес Ганзель, дыша на окоченевшие пальцы, - И если у него и в самом деле оказалось доброе сердце, то только потому, что перед этим он заживо выпотрошил его владельца. Я знаю, о чем говорю. Видел его в деле.

- Вы сказали, он искал геноведьму, чтоб стать настоящим мальчиком! Это ли не говорит о нем?

- Искал, - неохотно сказал Ганзель, - Да что с того? Он чудовище, и снаружи и внутри. Ему просто захотелось приглядеть себе более подходящую шкеуру. Чтоб не сильно выделяться среди нас. Элементарная мимикрия, о которой моя сестра может рассказать вам куда больше…

- Он мыслит и чувствует! – повысил голос старик.

Ганзель с тоской вспомнил события десятидневной давности, когда судьба только свела его со старым «шарманщиком». Тогда он, по крайне мере, мог выставить его за дверь. Сейчас у него такой возможности больше не было – приходилось делить с Арло его же каморку.

- Возможно. Только и мыслит и чувствует он не по-человечески. Отсюда и все неприятности. Наверняка, при этом он ощущает себя чуждым. Нездешним. Выделяющимся. Ему ведь, наверняка, доставалось из-за этого?

Папаша Арло отвел взгляд.

- Бывало. Сами понимаете, нелегко жить, когда каждый встречный видит в тебе лишь деревянную куклу.



- Вот это его и беспокоило, - жестко произнес Ганзель, - Не кровь на его руках, не боль, причиненная им, не существа, убитые им же. А то, что он выделяется из толпы. И желание стать обыкновенным мальчиком – вовсе не признак святости! Напротив! Это инстинкт хищника, который заботится о своей безопасности!

Папаша Арло вздернул маленький твердый подбородок.

- Он желает лишь спокойствия и мира. Только едва ли этого просто достичь, если окружающие мечтают отправить вас на сцену, пускать кровь другим бедолагам, защищая свою жизнь!

«Интересно, - подумал Ганзель, поглаживая ложе мушкета, знакомое до мельчайшей царапинки, - Если Греттель вздумает нас навестить, она заметит, что у старика нет головы, например? Геноведьмы иногда довольно невнимательны к мелким деталям, может и не заметить…»

- У вас нет даже представления о его желаниях! – рявкнул он, откладывая мушкет на лавку во избежание искушения, - И у нас тоже. Вот поэтому сейчас, когда один старый растяпа позволил ему завладеть америциевым ключом, желание Бруттино таят в себе еще большую опасность!

- Он…

- Его желания не играли никакой роли, пока он был подмастерьем бедного «шарманщика», бездомным воришкой или куклой господина Варравы. Но его желания сделаются крайне важными, когда он сделается властителем Гунналанда и миллионов чужих жизней. Что захочет кукла, обретшая почти божественное могущество и способная диктовать свою волю половине мира? Изысканных яств и королевских вин? Но он не питается человеческой пищей. Почестей и славы? Он лишен человеческих амбиций. Женщин и генетических инъекций? Ни то, ни другое ему не нужно. Как распорядится бескрайними возможностями существо, которое никогда не станет человеком? Как поступит?

Папаша Арло лишь поджал морщинистые старческие губы.

- Не знаю, господин Ганзель. Честно говоря, Бруттино всегда был себе на уме, да и на счет заветных желаний мы особо не разговаривали. Я только надеюсь, что…

Снаружи скрипнули доски крыльца. Едва слышно, но Ганзелю этого было довольно. От его толчка старый Арло отлетел, точно сам был выточенной из легкой древесины марионеткой, а мушкет мгновенно уставился своей тупой толстой мордой на дверь. Короткое мгновение, необходимое для того, чтоб электрический сигнал сделал короткую пробежку по нейронам мозга, и человек, стоящий за дверью, превратится в воющее месиво из свинцовой картечи и деревянной щепы.

Ганзелю удалось растянуть этот миг на несколько секунд. Пока в дверном проеме не возникло бледное, как у призрака, лицо Греттель. Только тогда он позволил себе от души выругаться.

- Мукополисахаридоз Гурлера! А условный стук, сестрица?

Она подняла на него рассеянный взгляд. В руках у нее был компактный контейнер для биологических образцов размером с небольшой дорожный сундук.

- Извини, вылетело из головы.

- Если бы не мои крепкие нервы, у тебя сейчас из головы вылетело бы не только это!

С геноведьмами такое случается. Они способны забыть что-то, даже то, что может стоить им головы. Просто потому, что это не включено в сложную цепочку их мыслительного процесса, сложного, как формула искусственного синтеза стволовых клеток.

Греттель была в обычном своем виде – старая рабочая блуза, затянутый жилет, несущий на себе так много пятен химических и термических ожогов, что казался окрашенным в причудливую камуфлирующую расцветку. Штаны мужского покроя и высокие кожаные ботфорты на ремнях дополняли непритязательный наряд. Пожалуй, ботфорты она могла и забыть натянуть – Ганзель мгновенно понял, что мысли Греттель чем-то поглощены. В такие моменты от нее можно было ожидать чего угодно, не только забывчивости.