Всему свое время

— Чем же это плохо? — удивилась Лика. — А как он?

— Боюсь, и ему этого хочется… — Настя помолчала, а потом сообщила: — Он сделал мне предложение. Вчера.

— Ну?! А ты?

— А я сказала, что подумаю… — Она снова вздохнула, на сей раз мечтательно. — Но, конечно, я уже все решила. Просто не сразу же ему об этом говорить!

— Не сразу, а когда? — Лика прищурилась.

— Ну… Неделька, другая… Шутка, конечно! — прервала сама себя Настя. — Сегодня и скажу.

И сказала.

Вообще, все действительно устраивалось, только вот с работой для Лики еще не было ясно. Она собралась было заняться серьезными поисками, но Вадим, как только приехал и узнал, в чем проблема, сказал, что у него есть знакомый парень, издатель, и пообещал с ним поговорить. Может быть, в его конторе найдется подходящая должность. Альтернатива, которая открывалась перед Ликой, в противном случае состояла из двух возможных вакансий, — секретаря или продавца. Она решила немного подождать. В данный момент у Вадима что-то там «горело», и ему, скорее всего, было просто не до нее.

Его звонок оказался полной неожиданностью. Быстро, командирским тоном, Вадим:

— Привет, Лика. Собирайся. Я дозвонился до моего приятеля, ну, помнишь, издателя? Я обещал, помнишь? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Через час он будет тебя ждать в «Садко». Знаешь это где? — И снова не дождался ответа. — Лика, извини, мне очень некогда. Просто я хотел сказать, что парень он занятой, времени у него так же мало, как у меня, нет, даже меньше, — коротко хохотнул Вадим. — Так что время он терять даром не любит. Пожалуйста, не подведи меня, не опаздывай. Я тебя ему описал, так что ты и тут, пожалуйста, меня не подведи. Вопросы есть? Если нет, я отключаюсь.

— Нет вопросов, — так же быстро отрапортовала Лика. — «Садко» я знаю. Спасибо, Вадим.

— Да не за что еще. Желаю удачи. Созвонимся после, ладно? Пока! — И Вадим отключился.

«Садко» — небольшой уютный ресторанчик, находился в центре города, но не на самой шумной улице. Должно быть, здесь действительно было удобно назначать деловые встречи «за ленчем», как это теперь называется. Лика пришла на пятнадцать минут раньше и выбрала столик вру, но почти напротив входа, так, чтобы видеть входящих. Заказала кофе и теперь сидела, нетерпеливо поглядывая на дверь.

Она очень нервничала. Лика не любила торопиться, а сегодня именно так и получилось. Поэтому не была уверена, что не подведет Вадима относительно своего внешнего вида, поскольку сборы прошли по-армейски, но зато теперь точно знала, что не подвела его, поскольку не опоздала. Не опоздать ей показалось важнее. И все же она достала из сумочки зеркальце, погляделась в него. Нет, вроде все в порядке. Макияж наложен по всем правилам, волосы, завитые в крупные локоны, лежат безукоризненно. Она убрала зеркальце и оглядела свою одежду — тонкий бледно-розовый шерстяной свитер с вырезом под горло, прямая бежевая замшевая юбка до колен, такого же оттенка замшевое полупальто, черные замшевые сапоги-чулки, поскольку на улице все явственнее чувствуется осень. Она закончила осмотр. Все в порядке и все же…

Все же Лика давно так не нервничала. А причина, скорее всего, была в снах, которые стали ей сниться в последнее время. В них рядом с ней постоянно присутствовал какой-то неясный мужчина, внешности которого она никак не могла запомнить. Помнила только, что у него синие глаза. И, как казалось Лике, он был странно похож на того человека, которого она однажды увидела тоже во сне давным-давно, лет восемь назад, когда еще девчонкой отважилась на Святках погадать, чтобы узнать своего суженого. На чем она тогда гадала? Ах, да, кажется, на стакане с водой и расческе. И ей действительно кто-то приснился в ту ночь, но запомнила она только синие глаза. Странно. И вот теперь…

Если бы сны были, скажем, неприличные, то она знала бы, как с ними бороться. Почаще ходила бы на исповедь, ведь всем известно, что ночные бесы-блудники больше всего ее боятся. Так нет же, самое большое, что во снах позволял себе этот мужчина — или Ликино сознание, а может, подсознание, — так это взять ее за руку. Но почему-то рядом с ним ей было хорошо. «Скорее всего, — решила она, — это потому, что я часто бываю в гостях у семейной Риты и смотрю много мелодрам».

Что греха таить, замуж ей хотелось. Как и Насте, тоже хотелось домашних пирогов, вечернего ожидания мужа с работы, хотелось нарожать детишек, построить настоящую крепкую семью. Лика подавила вздох. «Человек предполагает, — строго сказала она себе, — а Бог располагает. Не раскисай. Всему свое время. Если Богу угодно»…

Тут она взглянула на дверь и увидела вошедшего в зал мужчину. Лика замерла, глядя в его синие глаза, слушая бешеный стук своего сердца…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВАЛЕРКА

Валерка ненавидел похороны, как, между прочим, и подавляющее большинство людей. Запах свежей земли, черные одежды, вокруг многочисленные памятники и кресты наводили на него ужас. От одной мысли, что он находится среди стольких мертвых тел и сейчас еще одно — тело некогда близкого тебе человека — тоже будет зарыто и начнется долгий процесс его разложения, его пробирал озноб. Хотя вообще-то Валерка не считал себя трусом и не был им. Слишком многое пришлось ему повидать, во многих «заварушках» поучаствовать, так что ни вид крови, ни сама смерть его уже давно не пугали. Он смирился с тем, что человек в конце концов неизбежно умирает, — еще никому из простых смертных не удавалось избежать этой участи, но похороны…

Ему по-прежнему казалось, что пережить их — это свыше его сил, а поэтому всячески старался избегать в них участия с тех пор, как умерла его бабушка, которую в детстве он безмерно обожал и чуть ли не боготворил. «Сколько же лет прошло?» — спросил он себя, отводя глаза от гроба и могилы, стараясь больше глядеть в синее сентябрьское небо и на верхушки все еще зеленых деревьев.

Валерка прищурился, напрягая память. Восемь?.. Неужели восемь лет? Он покачал головой: «Как же быстро летит время»…

— Аминь! — голос священника, окончившего читать чин погребения, вывел его из задумчивости.

Валерка вздрогнул, вздохнул, перевел взгляд на покойницу. Ему показалось неестественным, что это распухшее тело, лежащее в гробу, — его родная мать. Неужели это лицо с синяками под глазами и заостренным носом ее?

Содрогаясь внутренне от отвращения, он подошел на негнущихся ногах к гробу и, закрыв глаза, задержав дыхание, едва прикоснулся губами к ее холодному лбу. Он почти ожидал, что она сейчас откроет глаза и посмотрит на него ненавидящим, мутным, всегда пьяным взглядом. Валерка сглотнул и отошел, не без интереса наблюдая, как гроб заколачивают, опускают в могилу. Затем равнодушно бросил на его крышку горсть земли и, не дожидаясь, когда могилу зароют, развернулся, пошел неспешной походкой к машине, оставленной за кладбищенской оградой.

У его матери и в лучшие-то времена друзей было немного, а в последние лет пятнадцать и вовсе никого не осталось. Так, собутыльники. Теперь Валерка со смешанным чувством жалости и отвращения разглядывал разношерстную компанию, собравшуюся на поминки. «Прямо-таки Парижский двор чудес! — подумал он, усмехнувшись. — Хотя… Разве я не мог оказаться в их компании? Быть одним из них? — спросил он себя. И ответил: — Мог». Не одари его Господь тем несгибаемым внутренним стержнем, который он постоянно чувствовал в себе всю свою сознательную жизнь, как знать, и он стал бы таким же. Предпосылки-то к тому имелись…

Видя, что компания никак не желает расходиться, Валерка решил, что пора подключать тяжелую артиллерию и отправлять все это войско восвояси. Он прошел на балкон, вынес оттуда непочатую коробку водки.

— Ну, друзья мои, — торжественно произнес Валерка, не удержавшись от улыбки. Глаза присутствующих радостно и удивленно округлились при виде бутылок. — Думаю, этого вам хватит, чтобы продолжить поминки где-нибудь в более непринужденной обстановке.