Соло (ЛП)

Это мог быть пот. Но плохое предчувствие подсказывало, что это не он.

— Эй…

Ни что за последние два месяца не подготовило меня к подобному. Он никогда не нуждался в моей поддержке. Если уж на то пошло, то я причиняла ему неудобства. Мы ругались. Он пытался поставить меня на место. Я выпаливала шутку. Методика наших отношений была разработана давным-давно.

Парень, прижимающийся ко мне, был незнакомцем.

Мои руки нависли над его обнаженными плечами; внутри вскипала паника. Мне определенно запрещено его касаться. Даже самую малость. В деловом контракте на сто двенадцати страницах об этом довольно четко написано. До этого момента он настаивал на избегании какого-либо контакта, но теперь его руки сжимались еще крепче, а пальцы впивались в мою рубашку. Почти уверена, что слышала, как скрипнула моя грудная клетка. Черт, а он сильный. Повезло, что я вовремя вышла из шокового состояния, иначе он мог бы зажать меня до смерти.

— Джимми, я не могу дышать, — прохрипела я.

Хватка немного ослабла, и я осталась на месте, пытаясь отдышаться; легкие работали с двойным усердием. Крупные руки продолжали держать меня. Видимо, никуда я не пойду.

— Может, мне стоит позвать Сэма, — сказала я в порыве здравомыслия, как только совладала с дыханием. Их глава службы безопасности скорее напоминал бандита в костюме. Но, готова поспорить, у него отличные легкие.

— Нет.

Блин.

— Или Дэвида. Хочешь, чтобы твой брат вернулся?

Я почувствовала, как он повернул голову, сперва налево, затем направо. Еще одно «нет».

— Ты не можешь им рассказать.

— Не буду. Обещаю.

В ушах звенела тишина.

— Просто дай мне минуту, — сказал он.

Я стояла в его объятиях, как окаменевшая, совершенно бесполезная; от манекена было бы больше толку. Черт, нужно что-нибудь сделать. Медленно, очень медленно я опустила руки. Всепоглощающая потребность утешить его перевесила любую угрозу судебных разбирательств. Жар поцеловал мои ладони. Складывалось впечатление, будто у него лихорадка, по упругим контурам его плеч и затылку стекал пот. Мои руки плавно скользнули по его плечам, делая все возможное, чтобы успокоить.

Ощущение того, что он во мне нуждался, и нахождение с ним в такой близости приносило приятное беспокойство.

— Все хорошо.

Я запустила пальцы в его густые черные волосы. Такие мягкие. Не удивительно, что адвокаты не хотели, чтобы к нему прикасались: теперь, попробовав, кажется, я не в силах остановиться. Мне стоило постыдиться: лапать бедолагу в такой-то час. Но это он был инициатором. Он ухватился за меня в поисках утешения и, по-видимому, когда дело касалось его, этого утешения у меня было во внушительном количестве.

— Что я скажу? — спросил он, приглушенно. — Как смогу толкнуть гребаную речь?

— Скажи о том, что она для тебя значила. Они поймут.

Он фыркнул.

— Нет, серьезно. Просто говори от сердца.

Он судорожно втянул воздух, упираясь в мой живот лбом.

— Что еще хуже, она звонила.

— Она? — я бросила на его макушку пронзительный взгляд. Черт возьми, кажется, с ним все было в порядке. Он не бредил. — Кто тебе звонил?

— Мама.

— Оу. — Эта новость не из хороших. Но все-таки услышать ее куда приятнее, чем думать, будто Джимми придумал телефонный звонок от недавно умершей. — Что она хотела?

— То же, что и, б****, всегда. Деньги. — Его голос прозвучал резко и тихо. Настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его. — Предупредил ее держаться подальше.

— Она в городе?

Кивок.

— Угрожала сорвать похороны. Я сказал, что запеку ее за долбаную решетку, пусть только попробует.

Черт, не женщина, а сущий кошмар.

— Дэйви не в курсе, — сказал он. — Так и должно оставаться.

— Хорошо. — Не знаю, насколько мудрым это было, но не мне решать. — Я не скажу ему.

Я чувствовала, как под моими руками напряглись его плечи; его страдание обволакивало нас, как непроницаемый покров. Больше ничего не существовало.

— С тобой будет все хорошо, — я склонила голову и ссутулилась, закрывая его своим телом.

Сердце разрывалось от боли, о бесстрастности можно только мечтать. Желание разделить его страдания было слишком сильным. Обычно он был жутко раздражающим, таким беспечным и грубым. Хотя благодаря злости с работой было легче справляться. Когда он вел себя как засранец, я могла оставаться равнодушной, по большей части. Но эти опасные новые чувства, что переполняли меня сейчас, были нежными и глупыми, теплыми и сопливыми. Не может быть, что меня так задело его состояние.

Блин.

Что, черт возьми, со мной происходило?

Он сжал мои округлые бедра и поднял голову, чтобы посмотреть мне в лицо, показав его впервые без брони. Все его резкие черты потускнели из-за боли и, если на то пошло, от этого его красота стала очевиднее. Я облизнула свои внезапно сухие губы. Его пальцы напряглись и сильнее впились в мою блузку, а лоб нахмурился, когда он мрачно посмотрел на оставленное мокрое пятно.

— Извини за это.

— Ничего страшного.

Он отпустил меня, и мои слабые и потерянные ноги пошатнулись.

Интимность момента прошла и, подобно приливной волне, свое место заняла неловкость. Я чуть ли не ощущала, как его стены возвращаются на прежние места. Мои же были медленнее, слабее, черт бы их побрал. Кто-то подменил материл, из которых они были сделаны: титан на фольгу, оставив меня открытой и беззащитной. Это все его вина. На какой-то момент он и вправду сошел со своего сооруженного самим же пьедестала. Был со мной настоящим, показал свои страхи, и я вроде как даже пробормотала какую-то утешительную хрень. Если честно, то уже и не помню какую. Неудивительно, что он снова закрылся от меня.

К тому же, мы находились неестественно близко друг к другу. Между нами оставалось несколько дюймов. Для подтверждения сего факта Джимми одарил меня долгим смущенным взглядом, просто на случай, если я не заметила. Видимо, он жалел о случившемся. Сами посудите, он же плакал, опираясь на нанятую для оказания помощи девушку, ради всего святого!

— Я принесу твою одежду, — сказала я, хватаясь за первую пригодную мысль, что пришла в голову.

Ничего не видя, я, спотыкаясь, ринулась через комнату. Меня переполняли мысли и чувства, все казалось размытым. Мне нужно поговорить с мамой. Насколько мне известно, в нашей семье не было сердечников. Дядя Джон умер от рака. Причиной бабушкиной смерти послужило курение по пачке сигарет в день. Кажется, замечательная тетушка Валери подхватила какую-то странную грибковую инфекцию легких, но я в этом не уверена. Мама точно в курсе. Что бы там не происходило с моим сердцем — ничего хорошего из этого не выйдет. Мне всего-то двадцать пять, я слишком молода для смерти. Хотя как раз в подходящем возрасте, чтобы стать ипохондриком.

Я взяла рубашку и галстук из его гардероба в неимоверно огромной главной спальне. Моя комната, находящаяся по другую сторону номера люкс, была не плоха. Но эта комната заставила постыдиться даже самого отпетого модника. Простыни, покрывала и подушки были разбросаны по гигантской кровати. Но не из-за безумных секс-марафонов, потому что, насколько мне известно, он был либо бесполым, либо воздерживался, а может и то и другое. И все же, очевидно, что спал он плохо. Могу только представить, как он крутился из стороны в сторону, как ворочалось его большое сильное тело на этой огромной, крепкой кровати. Совсем один со всеми своими плохими воспоминаниями. А я всего-то находилась в комнате неподалеку, одна, и тоже не особо хорошо спала, как и он. Иногда по ночам мой мозг просто не мог заткнуться или выключиться, и прошлая ночь была из их числа.

Я приросла к месту, загипнотизированная видом клубка из простынь и покрывал.

Опять же с моим сердцем произошло нечто странное. Нечто совершенно не от мира сего. А на то, что творилось между моими ногами, лучше было не обращать внимания. Уверена, есть пункт в контракте, запрещающий наличие какого-либо рода влажности с моей стороны, особенно если она имела отношение к единственному и неповторимому Джеймсу Дилану Феррису.