Страница 44 из 52
Тони кивнул мне, сделав восхищенный жест рукой.
— Все в порядке? — спросил я.
— Лучше не бывает. — Он горько усмехнулся. — Не то, что в Бутле — да?
— Еще бы. — Я вспомнил палату в ливерпульской больнице, где мы познакомились с Тони. — Небо и земля.
Мы заказали аперитивы, а я пригласил Клаудиа потанцевать — "Лос Эмбахадорес" как раз заиграли "Испанские глаза". Выйдя на площадку, мы на мгновение остановились и посмотрели друг на друга так, словно виделись в первый раз. И только тут я осознал, что именно сейчас впервые прикоснусь к ней. Должно быть, подобные мысли бродили и в голове Клаудиа. Взор её затуманился, в глазах появилась нежность. Склонив голову, она едва заметно улыбнулась и приникла ко мне. Близость её тела ошеломила меня. По спине побежали мурашки, все мое нутро вдруг прожгло насквозь. Когда же тонкие руки девушки ласково обвили мою шею, я почувствовал, что сейчас растаю.
Мы почти не двигались, едва переступая ногами, словно боясь потерять охватившее нас обоих удивительное ощущение неземной близости. Зарывшись носом в её душистые волосы, я топтался невпопад, за весь танец не произнеся ни единого слова. Наконец, когда музыка стихла, Клаудиа тихонько отстранилась от меня и, улыбаясь, смахнула со лба выбившиеся пряди.
— Фу. А вы, оказывается, хорошо танцуете.
— Разве мы танцевали? Я и не заметил. По-моему, мы не двигались с места.
Мы вернулись за стол, держась за руки. И с этой минуты ужин превратился для меня в томительную агонию сладостного ожидания. Удивительно теплый и многозначительно обещающий взгляд, которым наградила меня напоследок Клаудиа, когда я высвободил её из своих объятий, казалось, пронизал меня до самого сердца, до самой глубины моего существования. Этот взгляд не оставил у меня никаких сомнений насчет того, чем должен увенчаться наш совместный ужин. Мое горло было так стиснуто от ожидания, что мне пришлось буквально принуждать себя есть хоть что-нибудь. Клаудиа, по-моему, ощущала то же самое. Во всяком случае, от еды её мысли были крайне далеки. В какой-то миг мы с ней уединились в уголке сада, чтобы полюбоваться на переливающееся бирюзой и лазурью море.
Я обнимал девушку за талию. Некоторое время мы просто молча сидели на скамье, наслаждаясь панорамой величественной красоты, раскинувшейся перед нами, и прислушиваясь к тягучей мелодии какой-то неведомо прекрасной композиции, которую, словно почувствовав наше настроение, исполняли "Лос Эмбахадорес".
— А что они там ловят? — вдруг спросила Клаудиа.
Я проследил за её взглядом — почти в миле от берега одиноко маячили огоньки рыбацких суденышек.
— Все, что попадется, — засмеялся я. — Маленьких липких каракатиц, кальмаров и прочую нечисть. Однажды они выловили пучеглазого осьминога с зубами на брюхе, которые торчали вперед, как у моего учителя английского в школе. Мы его, кстати, окрестили Спрутом.
Клаудиа улыбнулась.
— С тобой так легко и приятно. Мне нравится твое чувство юмора. В Женеве мне очень этого недостает. Там все так строго и официально. На переговорах ведь особенно не пошутишь. Мы с Крис порой смеемся по их окончании, вспоминая, какой бред несли участвующие стороны.
— Представляю. Но тебе нравится твоя работа?
— Да, она меня вполне устраивает. Во-первых, внушает уважение, а во-вторых, Женева — прекрасный город. Чего там только нет. Замечательное озеро, где можно плавать, кататься на катере и на водных лыжах… Неподалеку и горы, чтобы заниматься горнолыжным спортом. Тебе не приходилось там бывать?
— Нет, к сожалению.
— Ты много потерял, — с мечтательным видом промолвила Клаудиа. Швейцарию нужно обязательно посмотреть — если ты, конечно, любишь и ценишь красоту.
— Очень люблю. Ты, например, меня просто восхищаешь.
Клаудиа тихонько засмеялась, потом сказала:
— Спасибо.
— Пожалуй, я и впрямь съезжу в Швейцарию. Может быть, даже этой зимой.
Она повернулась и пристально посмотрела на меня.
— Ты не шутишь?
— Нет, нисколько. После ноября я стану свободным, как ветер. Смогу поехать, куда душе заблагорассудится.
— В качестве курьера?
— Нет. Я только что заработал целую уйму денег — благодаря рекламе того самого "Уайт-Марвела", про который я тебе рассказывал. Повезло, конечно. Можно теперь не работать целый год и не беспокоиться из-за денег.
— Расс, но это же просто здорово! Значит, ты и впрямь можешь постранствовать. Если надумаешь посетить Швейцарию, дай мне знать, и я покажу тебе Женеву. Позвони только в ООН — меня там легко найти.
— Я уже заранее это предвкушаю.
— Как думаешь, не пора нам ещё вернуться к остальным? Подумают еще, что мы свалились в море.
— Хорошо, только сначала — вот это! — Я притянул её к себе и легонько поцеловал; без особой страсти — просто, чтобы почувствовать вкус её мягких теплых губ.
Минуту спустя, когда наши губы расстались, Клаудиа кинула на меня встревоженный взгляд — она тяжело дышала, словно испугавшись ощущения, вызванного поцелуем.
— Пойдем, — прошептала она, беря меня за руку. — Вернемся к ним.
Мы танцевали, пили и разговаривали до двух часов ночи, потом сели в машину и покатили в Пальма-Нову. Приближаясь к городу, я кинул взгляд в зеркальце заднего вида — Тони с Крис, прильнув друг к другу, слились в страстном поцелуе.
Я кашлянул.
— Э-ээ, где вас высадить, друзья?
— Что? — переспросил Тони, устремив на меня ошалелый взгляд. — А-аа… У основания холма, дружище.
Он имел в виду — у своего дома, который располагался у подножия горы.
Я шепнул Клаудиа:
— А куда доставить тебя?
Она смущенно улыбнулась.
— Уже очень поздно.
— Н-да, — согласился я.
— Тебе утром работать?
— Угу.
— Мне бы, наверное, стоило вернуться в отель…
— М-мм…
— Но после такого замечательного ужина и выпитого вина…
— Не помешала бы прогулка по пляжу.
— Она просто необходима!
— Заметано.
Притормозив у подножия дейновской горы, я сказал:
— О'кей, ребята, выметайтесь. Тони, пожалей Крис — ей ещё плавать на двести метров.
Они перестали целоваться и, смеясь, выбрались из машины.
Крис сказала:
— Спасибо за прекрасный вечер, Расс. Все было просто замечательно.
— Счастливо, Крис. Завтра увидимся.
Я подал автомобиль задним ходом, развернулся и покатил к своему дому. Мы вылезли из машины, спустились по тропинке, ведущей прямо на пляж, сбросили туфли и, держась за руки, пошлепали босиком по теплой воде. На берегу в такой час не было ни души. Мир принадлежал нам.
Когда мы проходили мимо моего дома, я указал на свои окна и произнес:
— Вот где я живу. На втором этаже.
— Должно быть, с твоего балкона открывается чудесный вид, — сказала Клаудиа. — А это огни Пальмы?
— Да, отсюда до неё по дороге около восьми миль. А морем — миль пять.
— Очень красиво.
— Да, именно этот вид, пожалуй, и подсказал мне, что я поступил правильно, согласившись на эту работу. У меня здесь есть друг, который мне здорово помог и очень многому научил. Патрик. Он живет в этом же доме, прямо подо мной. Когда я впервые увидел этот залив с балкона, у меня даже голова закружилась.
— Я догадываюсь, — сказала она. — Такое однажды случилось со мной в Швейцарии, когда я впервые поднялась на вершину Альп.
Мы ещё немного побродили, потом повернули обратно. По мере того, как мы приближались к моему дому, мое волнение нарастало. Клаудиа, как мне показалось, испытывала то же самое. Внезапно она спросила:
— Расс…
— Что?
— Ты… любил здесь многих женщин?
Вопрос сперва испугал меня, а потом почему-то возмутил.
Судорожно сглотнув, я выдавил:
— Послушай, ну разве так можно?
— Извини… как-то само вырвалось.
— Ты хотела спросить, не часто ли я пользуюсь своим положением, чтобы соблазнять клиенток?
Чуть поколебавшись, Клаудиа кивнула.
— Пожалуй… да.
Я закипел. Меня так и подмывало брякнуть: "А что тебя заставляет думать, черт побери, что я хочу затащить тебя в постель?", но это было бы чертовски глупо. Ведь она это знала. И я знал. И она знала, что я знаю… Впрочем, вы и сами это отлично понимаете. С другой стороны, я мог ответить: "Да, мол, за прошлый месяц я оттрахал восемьсот тридцать семь женщин — это новый рекорд Пальма-Новы, в доказательство чего могу предъявить серебряный кубок, стоящий у меня на камине!", но это было бы ребячеством. Ведь на самом деле, я и близко к этому числу не подобрался.