Страница 33 из 36
— Да через калитку же, вон там!
А про себя подумал: «Если калитка закрыта, сейчас начнется…»
Но днем калитку редко закрывают на засов…
Старик проворчал:
— Она включена в электросеть. Когда калитку открывают, у меня звонит звонок…
Он стоял неподвижно, соединив вместе пятки, и недобро смотрел на меня.
— Может, в сети повреждение? Разве так не бывает?
Я попытался улыбнуться. Если он продолжит этот приятный разговор, машина может проскочить, и опять все пойдет прахом. Я чутко прислушивался к гулу моторов. Если появится машина Альмаро, я оттолкну старика, брошусь к решетке…
— А что у тебя за масло?
— Кабилийское. Масло что надо! Привезли из Фор-Насьональ.
— Почем?
Цены черного рынка были мне известны: двести франков литр. Но мне хотелось поторговаться — без этого пришлось бы уйти из сада и перейти улицу, а так я рисковал не только пропустить машину, но и попасть в руки какого-нибудь полицейского.
Я ответил:
— Двести двадцать пять франков литр.
— С ума сошел!.. Пошел вон! Проваливай! Вор!
Бесполезно возмущаться. Сохраняя видимость спокойствия, я возразил:
— Да ведь масло превосходное. Потом пожалеете. Это не та дрянь…
— Ну конечно! Две недели назад жена покупала по сто восемьдесят…
Когда он говорил, казалось, будто рот у него набит шерстью.
Я воскликнул, притворяясь чуточку возмущенным:
— Сто восемьдесят! Не богато!..
— Ни франка больше. В Кабилии оно обходится тебе по двадцать франков… Известное дело…
Ах ты, чертова обезьяна! Так бы и съездил ему по физиономии!
— Но я ведь рискую! К тому же приходится пробираться пешком!
— Что ж, в таком случае — делать нечего. Убирайся!
— Для вас — двести десять франков…
— Нет! Пошел вон!
Он ткнул пальцем в сторону калитки, и его разъяренные, налившиеся кровью глаза вылезли из орбит.
Но мне были знакомы все эти штучки. Не повышая голоса и пытаясь улыбнуться, я сказал:
— Двести франков. Я сам заплатил за него сто восемьдесят… Уж не хотите ли вы…
Пронзительно сигналя, по улице промчался троллейбус.
Старикашка размышлял, подергивая себя за бороду. У-у, старая дохлятина!..
— Сто девяносто, — отрезал он.
Я развел руками: мол, делать нечего, уступаю, но очень огорчен подобной жертвой.
— Где же твое масло? — опять с подозрением спросил меня старикан.
— Я принесу его вам сегодня вечером. Сейчас здорово следят. Днем я только собираю заказы.
— Тогда два литра.
— Хорошо.
— По сто девяносто франков.
— Ну да.
Вдруг затрещал мотор. Рука моя скользнула в правый карман… Нет, не то… Теперь придется уходить. Ох, до чего же я ненавидел этого старого кретина! Втянув щеки, он с любопытством уставился на меня. Что делать? Я сказал как можно небрежнее:
— Но у меня нет посуды.
— Как, как? Это еще что?
— Дайте мне бутылки.
Снова на его лице промелькнуло недоверие.
— Ага! Вон оно что!.. Ты, значит, хочешь забрать бутылки, а потом ищи ветра в поле! А тебе известно, почем нынче бутылка? Пятнадцать франков штука! Пятнадцать!..
Я возмутился:
— Неужели вы мне не доверяете?
— Ни на грош, — отчеканил он, вскинув вверх подбородок, чтобы его ответ звучал еще убедительнее.
— Ну что ж, а вот я вам доверю. Держите пятьдесят франков задатка за две бутылки.
Вид у него был очень удивленный.
На улице по-прежнему стояла тишина.
— Ладно, согласен, — наконец ответил он.
Снова во мне зародилась слабая надежда.
Он не смотрел на меня, глаза его беспокойно бегали.
Я протянул ему бумажку. Он сунул ее в карман, причмокивая губами точно так же, как это делала Флавия.
— Хорошо. В таком случае иду за бутылками, — заявил он.
— Вот и прекрасно.
— Но стой здесь. Дальше не ходи.
— Я подожду вас у ограды.
Должно быть, моя покладистость показалась ему подозрительной. Он не двинулся с места и, водя указательным пальцем у себя под носом, весь ушел в свои мысли. Я чувствовал, что старикашка колеблется. По спине у меня градом катился пот.
Но вот он решился и бормотнул:
— Сейчас вернусь.
Он двинулся к дому, а за ним по пятам гналась его тень. Я быстро отошел к камышовому плетню. Тревожно прислушался. Прямо хоть плачь!
Сейчас наверняка полдень. Опять сорвалось! В конце концов меня попросту сцапают. Наклонившись, я мог видеть левое крыло виллы Альмаро, возле которой одиноко торчала пальма, будто приклеенная к гипсовому небу. Если уж мне суждено будет покинуть это место, то придется бежать по проспекту до самых лестниц на Мюлузской улице. Если начнут преследовать, стрелять в того, кто приблизится ко мне…
Но старикашка уже тащился обратно. В руке он держал за горлышко две бутылки. Они ослепительно сверкали на солнце, и казалось, будто старик несет две громадные горящие лампочки. Я сделал несколько шагов навстречу ему. И в тот же момент услышал шум автомобильного мотора. Одним прыжком я оказался у решетки. Старик с криком бросился за мной:
— Ты что делаешь? Ты что делаешь?
Я выхватил револьвер.
«БАКАЛЕЯ».
Буквы на стене пылали.
Из-за поворота вынырнула машина. Ну да, это она! Длинная, черная. «Рено» Альмаро. Вот она остановилась. Резко скрипнули тормоза. Альмаро… Он не один. Рядом с ним какой-то тип.
— В чем дело? — зарычал ошарашенный старик, кидаясь ко мне.
Альмаро открыл дверцу машины. Я так стиснул зубы, что свело челюсти. Подождать, пока он выйдет…
И по этой черной мишени, вырисовывающейся на фоне ослепительно белой стены, я выпускаю две пули. Альмаро отступает на шаг, втягивает в себя воздух… Колени у него подгибаются. Я стреляю еще раз. Кажется, вокруг него миллионами белых пушинок искрятся брызги света… Медленно, как в кино, Альмаро оседает на землю… Старик обхватывает меня руками. Бешенство просыпается во мне, и я изо всей силы бью его коленкой в живот. Взвизгнув, он опрокидывается навзничь. На какую-то ужасную секунду я застываю на месте… Нет сил бежать. Все мысли замирают во мне, и я только перевожу взгляд с тела Альмаро, прислонившегося к крылу автомобиля в какой-то странной позе — левая рука подогнулась, словно вывихнутая, лицо уткнулось в гравий, — на старика, который корчится у моих ног, прижав руки к животу. Одна штанина у старика подвернулась, обнажив тощую икру… Потрясенный спутник Альмаро замер в машине: взгляд его застыл, рот открылся… И эта огромная мрачная машина… Мотор ее все еще работает, тихо гудит… Как все это нелепо! До сумасшествия нелепо! Не знаю, как мне удалось вырваться из этого парализовавшего меня столбняка. Я отбросил револьвер и побежал. Услышал, как хлопают ставни… Я обернулся. Старик не то поднимался, не то пытался подняться…
Одним прыжком перемахнул я через низкую ограду, очутился в переулке — никого! — и помчался между садов в сосняк Форта императора. По дороге мне не встретилось ни одной живой души.
VI
Дверь мне открыла Луиза.
Я стоял на лестничной клетке и тяжело дышал после этого бесконечно долгого бега. Перед глазами еще вертелись черные круги, и я плохо видел.
— Входите же! — воскликнула Луиза.
Я ничего не различал в комнате. Я почти ослеп.
Послышался голос Фернандеса:
— Это ты? Что случилось?
Я прислонился к стене. Я не мог выговорить ни слова. Наконец мне удалось выдавить:
— Только что я… убил… Альмаро…
Фернандес метнулся ко мне, схватил за плечи, тряхнул.
— Так ты сделал это! Не бойся! Мы спрячем тебя. Не бойся!
Я и не боялся. Просто меня мучила жажда.
Луиза, взволнованная не меньше своего мужа, хотела дать мне поесть. Я отказался. Есть совсем не хотелось. Я попросил, чтоб мне дали напиться и уложили отдохнуть.
— Вот это дело! — заторопился Фернандес. — Сосни. А я пока поищу Роже. Мы с ним займемся тобою.
Я знал, что он не сможет долго прятать меня у себя дома. К ним, несомненно, вскоре нагрянут с обыском. Я прошел в смежную комнату. Там в люльке спал их младенец. Я прилег на кровать и почти мгновенно, словно утопленник в воду, погрузился в глубокий сон.