Страница 16 из 27
- Дружище, не надо меня уже ни в чём убеждать, я сам это отлично понимаю, но как трудно возвращаться в эту неустроенность, убогость и в свои почти тридцать пять думать о том, что придётся почти всё начинать сначала...
- А ты об этом не думай, а начинай. Сейчас я вытрясу на балконе покрывало с дивана, мы усядемся и ознакомимся с документами, оставшимися после твоего дяди, - будет ему светлая память. Чует моё сердце, что твоё будущее уже не смотрится в таком мрачном свете, как тебе казалось, хотя и до прихода в эту квартиру ты уже начал нащупывать тропинку, которая приведёт тебя к нормальной жизни...
Глава 13
Мы уселись с Димой на диван, и я вытащил из толстой аккуратно свёрнутой бумаги увесистую пачку документов: корочек, бумаг, бумажек и целлофановых пакетов. Наверху лежала сберегательная книжка моего дяди.
Видно, её так положила добросердечная баба Лиза, ведь вряд ли её интересовало что-то другое.
На диван сполз со звоном из бумаг скользкий атласный мешочек. Это были награды моего деда, полученные в ходе Великой Отечественной войны, которые я привёз из деревни после его смерти, о чём я не преминул тут же рассказать Диме, разгораясь гордостью за своего славного предка.
Здесь были благодарности от руководства завода, книжечка ударника коммунистического труда, большая полинявшая фотография с доски почёта, оплаченные квитанции, наверное, за все годы проживания в этой квартире за свет и газ, за воду и отопление, тут же хранилась книжка квартиросъёмщика.
Мы с Димой вместе всунулись в неё двумя носами - да, мой дядя все годы оплачивал за меня услуги, моя прописка в этой квартире была бесспорной, осталось только доказать, что я - это я.
В отдельном конверте я обнаружил свои метрики, аттестат об окончании школы, военный билет, но, к сожалению, не было паспорта и диплома об окончании курсов массажиста.
В этой пачке были нужные и важные документы, был и откровенный мусор, но я пока не стал ничего выкидывать и глубоко вникать, для этого будет время, а нет, так пусть валяются.
Главное, мы отложили в отдельный конверт мои метрики, военный билет, ордер и жэковскую книжицу, из которой явствовала моя законная прописка в этой квартире и что все услуги за меня исправно оплачивались. Расторопный Дима всунул в разбухший конверт с моими документами ещё и сберегательную книжку. На мой вопросительный взгляд, он спокойно ответил:
- Вить, ты же наследник, эти деньги по праву принадлежат тебе, остаётся только всё это доказать и заверить нотариусом. Но, думаю, больших проблем с этим не будет, по метрикам и военному билету мы быстро тебе восстановим паспорт, будем считать, что ты его потерял, такое бывает, штраф десять рублей - и получи новенький...
Я резко поднялся с дивана и зашёл в спальню. Тут воздух был ещё более спёртый, чем в зале, кроме этого густо пахло болезнью, старостью и затхлостью.
Открыв и здесь форточку, я осмотрел комнату, где я когда-то спал, читал и слушал музыку. Как и прежде в мою бытность, стояли две тахты, над одной из них, бывшей моим ложем, висела самодельная книжная полка с тремя рядами мною читаных книг. На нижней полке лежал мой двухкассетный магнитофон советского производства и стопка этих самых кассет, которыми в своё время я заслушивался свободными часами, почитывая книги.
Подошёл Дима, перебрал любимые мной когда-то альбомы и улыбнулся:
- Вить, а вкусы у нас были похожими, я и сейчас люблю "Пинк Флойд", "Дип Пёрпл", "Квин". Правда, в ходу сейчас другие музыкальные аппараты, даже диски уже редко слушаем, всё на флешку закидываем, а у вас как там?
- И у нас также, а в основном в айфонах слушаем, они ведь сейчас неотделимы, как руки и ноги...
- Ну, айфоны для нас ещё не очень доступны для масс, дорогие, даже китайские на пять средних зарплат потянут...
Подойдя к шкафу, я не стал его открывать, а вытянул на себя нижнюю выдвижную полку. Какого там только не было хлама: ремни, пряжки, пуговицы, шахматы, шашки, старые колоды карт, вырезки из газет... - да разве перечислишь всё, что хранилось в доверху забитом ящике.
Я уверено отодвинул из правого угла всю эту дребедень и оттянул заднюю фанерную стенку. Засунув туда руку, вытащил пухленькую пачку купюр всякого достоинства.
Дима смотрел на меня во все глаза:
- Дружище, ты зачем мародерничаешь при мне?
- Братан, я вдруг вспомнил, что мой дядя не очень-то доверял сберкассе, та книжка меня изрядно удивила... Похоже, он уже в более поздние годы начал собирать, как выразилась баба Лиза, себе на смерть. Я ведь до армии успел полтора года отработать на его заводе фрезеровщиком и неплохо зарабатывал. Так вот, мой дядя Коля забирал с получки у меня всю зарплату и прятал в этот тайник, а мне выдавал деньги по мере моей необходимости. Он говорил, что приду со службы, и мне они тогда больше понадобятся, чем я их сейчас на гули по-пустому растрачу.
Ты можешь мне не поверить, но я впервые залажу собственной рукой в этот его тайник, он сам выдавал мне какую-то сумму на покупки и гулянки. Дядя мой был закоренелый холостяк, я был для него первым ребёнком, которого он взялся опекать, а дитятя ему досталось семнадцати годов от роду...
Я даже весело хмыкнул, вспомнив причуды своего дяди.
- Вить, а я не вижу ничего смешного, мне уже скоро двадцать восемь, а я всю зарплату отдаю маме и тоже знаю, где находятся её сбережения на мелкие расходы. Она смеётся, что, наверное, у девяти из десяти хозяек они лежат между стопами постельного белья...
Дима взглянул на свои наручные часы:
- Ого, уже двенадцатый час, а нам ещё до дому ковылять с полчасика, может пойдём, а завтра вернёмся и наведём здесь порядок, как ты на это смотришь?
- Смотрю весьма положительно, ведь в следующие выходные мне уже есть куда возвращаться, если ты, конечно, не сдашь меня профессору...
- Нет, не сдам, хотя я не имею права терять тебя из виду, а главное, не хочу, и мама моя огорчится.
- А с чего ты взял, что ты меня потеряешь, я ведь без тебя, как малое дитя беспомощное. Пойми, Димыч, у меня нет времени на раскачку, даже несмотря на эту толстенькую кучку денег, которым без тебя не знаю цены, и в свою очередь замечу, что вы с твоей мамой сейчас самые дорогие для меня люди на земле.
Я не стал пересчитывать деньги, займусь этим, когда нужда в них станет актуальной, но сотню отщепил на карманные расходы и, безусловно, чтобы погасить долг Алле Дмитриевне, остальные вернул обратно в тайник.
Закрыв обратно все окна и выключив свет, мы покинули квартиру, которая, по всем признакам, теперь будет моей. Настроение моё резко улучшилось, на что были весьма веские причины. Я с упоением рассказывал Диме про своего дядю, про его доброе сердце и многочисленные странности, как он щедро любил угощать и был до жути скуп в повседневной жизни, экономя на всём, жалея купить себе новые одежды и обувь, мебель и электротехнику.
- Разве ты не заметил, что у него стоит телевизор, наверное, тридцатилетней давности и такая же стиральная машина? Вот холодильник помладше будет... Помню, мне в армию писал, что у него произошло горе, полетел мотор и придётся покупать новый, а это такие деньжищи стоит...
Знаешь, Дима, в той новой жизни, он тоже таким же оставался, я его отправлял в санаторий, а сам за это время делал ему ремонт и покупал новую мебель и электротовары...
Дима шёл рядом и только улыбался. Он откровенно радовался за меня, так же, как огорчался, когда на меня повалились горькие сюрпризы, связанные с потерей друзей, собственности, работы и самого себя.
Ближе уже к полночи мы вернулись в квартиру к Диме. Я чувствовал себя страшно уставшим, будто сделал пять массажей подряд. Ничего в этом не было удивительного, ведь за последнее время я получил столько отрицательных стрессов, лекарств, подавляющих волю и силы, да и питание для такого крупного парня, как я, явно было недостаточным.