Малец

  Приказчик поежился:

  - Тут ведь вот какое дело, Алексей Федорович, кузнец этот хоть и из простых будет, но за ним казаки стоят и слободка, а пасынок его, Васька, с купцом Гандыбой дела ведет.

  - Это малец-то дела ведет? - Усмехнулся боярин. - Видимо, совсем плохи дела у купца.

  - По тому, что нам известно, с осени, что Васька на купца работал, Гандыба все поставки смолы и скипидара один закрыл, и цены на этот товар установил для других разорительные. А недавно в Нерчинске четыре воза фарфора китайского прикупил, и дальше в Москву повезет, это от других купцов ведомо стало

  - Ох ты ж! - Брови Мельникова выгнулись в удивлении. - За фарфор-то немалых денег стребуют.

  - Так что есть деньга у Купца, и с Васькой он не просто так якшается. И сам пасынок у кузнеца монастырским подрядился поставлять поташ за цену меньше чем в приказе. Поэтому монастырь от поставок поташа Федорова отказался еще в прошлом месяце.

  - А и пусть его, - махнул рукой боярин, - делай что хочешь, но чтобы на этой неделе Грыжа полностью доход от завода под нас забрал. И пусть купцы пробуют Перфильеву жаловаться.

  Выйдя от Мельникова приказчик поторопился в холодную. Не снимая шапки, не май месяц, уселся на лавку и строго посмотрел на местного дурачка привязанного за руки к крюку в стене. Однако вся его напускная строгость оказалась бесполезна, малец даже головы не повернул, он уткнулся лбом в стену и закрыл глаза. Дурак он дурак и есть, другие бы уже о пощаде молили, а этот стоит себе только лбом стену подпирает. Матвей вздохнул: вот чего теперь делать? Ведь знает все малец, и понимает тоже все прекрасно, но Ваньку продолжает валять, даже кнут ему не указ, вон три багровых полосы на рубахе отметились, а он будто и не замечает. И вот ведь какое дело, ежели помрет малец, приказчика душегубом объявят, а тот факт, что замучил убогого, вообще в глазах общества смертный грех. Ладно, пора отпускать дурака, ничего с него не возьмешь, только лишних косых взглядов от общества получишь. Нужно приниматься за кузнеца, хоть и видно, что тот упертый, а все одно никуда не денется, не хватит кнута, на дыбе согласие выбить можно. Хотя тут тоже нужно осторожней, уж больно хлипкий этот кузнец, чуть что и Богу душу отдаст, тогда уже самому придется кнута от благодетеля отведать по полной.

  Матвей молча отвязал мальца, сунул в затекшие руки его короткую шубейку, вывел за ворота и попытался затрещиной скинуть того в снег, однако Васька как-то умудрился извернуться и мало того, что не получил по затылку, так и еще в шубу влез. Ни угроз, ни сожалений, как это всегда бывало с другими, сразу включил ноги и исчез в темноте.

  Приказчику только и оставалось хмыкнуть и почесать затылок под шапкой, вот ведь ловкач.

  - Богдан, - крикнул он в темноту, запирая ворота, - давай кузнеца, поди хорошо подумал уже.

  Через пять минут перед ним предстал тщедушный мужичок, трясущийся от холода, казалось, что этот будет на все согласный, лишь бы попасть в тепло. Однако такое впечатление было обманчивым, и в этом приказчик имел возможность скоро убедиться, вроде уж в чем душа теплится, а кремень, ни за что не шел на предлагаемые условия. Промучившись с ним до полночи, Матвей решил перенести 'беседу' на утро, пусть еще посидит, подумает, а поутру, если согласие не даст на дыбу пойдет, косточки размять.

  Спровадив подопечного Богдану, приказчик повернул к дому, в этот день он знатно потрудился, пора и отдохнуть, но подняться на крыльцо он не успел, откуда-то сбоку к нему метнулась тень, и что-то острое впилось в горло. Удивительно, боль хоть и чувствовалась, но не затопила все сознание, Матвей инстинктивно вскинул руки и вцепился в палку, до него сразу дошло, что это вовсе не палка, а древко копья.

  - Алексей Федорович, кормилец ты наш, беда приключилась! - Будила боярина жена, - Просыпайся скорей.

  - А? Что? Что случилось? - Отряхивая остатки сна, Мельников непонимающе уставился на свою супружницу.

  - Беда, говорю, приключилась, Матвея нашего приказчика во дворе побили, и сторожей Степку и Богдана тоже жизни лишили.

  - Как это? - Вскинулся боярин. - Кто посмел?

  - Да кто ж его знает? Девки поднялись на хозяйство, а у крыльца Матвей в луже крови, побежали до сторожей, а те тоже смерть приняли.

  - Поднимай дворовых.

  - Да встали уже все, - доложила супруга, - ждут, чего ты решишь. Посылать кого в разбойный приказ?

  - Пусть бегут, да не медлят. - Мельников вскочил с постели и принялся самостоятельно натягивать порты. - Ох, ты ж, как же они татей пропустили-то? Надобно бы проверить, не пропало ли чего.

  Кое-как одевшись, боярин вывалился во двор, который уже вовсю освещался факелами:

  - Где Матвей? - И не дожидаясь ответа шагнул с крыльца в сторону толпы у соседнего дома.

  Но дойти до своего приказчика ему не удалось, короткий свист оборвался глухим звуком удара, и все с ужасом увидели торчащую прямо из пробитого лба хозяина жизни древко стрелы.

  Появившиеся служивые приказа, до самого рассвета пытались найти лучника, но никого не нашли, даже следов на ближайших крышах сараев не обнаружили, снег везде оказался не тронутым, стрела появилась будто из ниоткуда. Потом вытащили из ямы посаженного туда по приказу боярина кузнеца, мужик там конечно промерз, но не сильно, потому как при нем был и теплый собственный армяк и шапка. Наличие теплой одежды у сидельца вызвало определенные подозрения у приказчиков, но предъявить ему было нечего, о его вине никто, ничего не ведал, да и по смертоубийству он ничего сказать не мог, увидеть что-либо из ямы довольно сложно. Пришлось отпустить домой.

  Стоило Асате выйти за ворота кремля, как он попал в объятья своей жены. Его тут же напоили горячим сбитнем, уложили в сани, и накрыли большой медвежьей шкурой. Путь до дома пролетел в одно мгновенье, а там уже дожидалась протопленная банька и шумящий на столе самовар. Спустя два часа осовелый от сытости и тепла кузнец слушал местные новости и радовался, что удалось избежать серьезных последствий наезда власть имущих:

  - И тут меня приказчик этот, что б ему в аду черти дров не жалели, обратно в яму посадить приказал. Ну, думаю, все - зажился ты на этом свете родной, к утру тебя будут ангелы отпевать, ан нет, сжалились сторожа, как приказчик ушел, так они мне в яму мой армяк с шапкой скинули. Так и пережил ночь, а под утро шум, гам, меня из ямы вытащили, и давай стращать, почто, мол, боярина с челядью жизни лишил? Потом поняли, что никак не мог я этого сделать, да домой отпустили.

  К вечеру того же дня Перфильев выслушивал отчет разбойного приказа:

  - Как побили боярина Мельникова двое дворовых видели, - докладывал дьяк, - стрела со стороны двора Шимякина прилетела, однако ж ни на крыше дома, ни на окружающих постройках следов не нашли, а со двора и крыльца из-за высокого забора стрельнуть нельзя. Да и кобель во дворе должОн был голос на чужого подать, однако ж не подал, и сторож там ничего не видел, а что не спал, то точно знаем, он как только крики у соседей услышал напарника поднял. Фрол, старший по приказу, догадку высказал, что не с чужого двора стрельнули, а из 'холодной' тать стрелу через оконце пустил, а потом в суматохе ушёл, но то вряд ли, чужого обязательно бы заметили. А если смотреть как Матвея, приказчика, и сторожей побили, то это кто-то из своих дворовых был.

  - Почему решили, что это из своих? - Приподнял бровь воевода.

  - Так, как иначе, их же ножом по горлу одним взмахом. А как чужого так близко подпустить? Нет, то свой был. И вот еще что: боярин-то в яму кузнеца Асату посадил, пытался его заводик на своих перетянуть. Только заводик тот на паях, и если б Мельникову удалось это сделать, то многие в слободе попали бы на убыток. Думаю, из-за этого боярина жизни и лишили, он и так многим поперек горла стоял, а тут не смогли казаки устоять, а подкупить или запугать кого из челяди, плевое дело.