Страница 7 из 8
Очень хочется повлиять на устранение различий, но мало возможностей это сделать, поскольку представления всех не проконтролируешь. Тогда единственный выход у человека с пограничными нарушениями или особенностями – создавать «крепкие», но временные парные союзы. Крепок он до тех пор, пока оба думают одинаково. Как только возникают различия во мнениях, разность впечатлений, нюансы отношения, то если они стремительно не устраняются волей и активными усилиями одного при согласии и подчинении другого, то пара может резко прекратить свое существование.
Один из традиционных вариантов.
– Ведь ты меня любишь? Скажи, любишь? (Надежда и трепет.)
Всматривается в глаза, что она там ищет? Так трогательна. Так зависима. Так беззащитна. Он глубокомысленно молчит и снисходительно кивает.
– Я все для тебя сделаю, веришь? Все! (Такая преданность в ее глазах, за ним в огонь и в воду.)
Он ощущает себя неимоверно прекрасным и сильным. Особенным, неповторимым – ведь его так любят.
– Я жить без тебя не смогу. Ты – моя жизнь. Мы всегда должны быть вместе. Всегда! (Она на грани отчаяния, и он, конечно, верит, что не захочет и не сможет ее покинуть, они никогда не расстанутся.)
Вот он уже и важный такой, от него зависит чья-то жизнь. В нем ощутимо прибавляется веса и смысла. Он нужен (хоть кому-то). Он нужен ей. Ему спокойно. Завоевывать не надо. Удерживать не надо. Сама никуда не денется. Какая у них неземная любовь!
Спустя два года…
– Ты меня любишь? Скажи, любишь?
Все тот же пытливый взгляд, но вызывает в нем только досаду. Ну что она там ищет, в его глазах?
– Люблю, люблю…
– Ты как-то неуверенно это говоришь, раздраженно. Тебе плохо? Или ты уже меня не любишь?
– Мне не плохо, просто я не в настроении сегодня. (Не знает, как уйти от темы, как перестать говорить об этом. Ну кому нужны эти вечные уверения в любви? Сколько он уже отвечал ей на этот чертов вопрос! Ему просто хочется побыть сегодня не в любовном восторге, а в том, в чем он есть – усталости и недовольстве от какого-то бессмысленного дня.)
«Он точно уже меньше меня любит. Ну что я сделала не так? У него другая? Я постарела? Почему он злится? Что сделать, чтобы он снова сказал, что любит меня?» (Паника, паника, паника…)
– Может, котлеты сегодня не удались? (Появилась надежда.)
– Да нет, нормальные котлеты… (Он уже задумался о чем-то своем, досадно, что она прерывает его размышления.)
– Ну что тогда?! Что не так?! (Слезы в голосе, сама уже на грани срыва.)
– Да все так! Что ты пристала ко мне?! (Как душно-то, душно, душно, ну никуда не деться, опять у нее сейчас начинается истерика и, как пить дать, на весь вечер! Ну за что мне это?! Ну почему невозможно «вырубить» женщину, когда хочется, или хотя бы выключить у нее звук?!)
Через два часа…
– Слушай, а мы в субботу к Петровым-то идем? (Он уже все забыл, переключился, вспомнил, что Петрову обещал инструмент, а это значит, еще в гараж заезжать нужно.)
Она зареванная и опухшая в это время в спальне собирает вещи.
– Ты куда собралась-то?
Оскорбленно молчит и продолжает собирать вещи. Он подходит, пытается ее обнять.
– Уходи! Что тебе от меня нужно?
– Да чего ты взъелась-то? Что я сделал? Чего ты психуешь?
– Это я-то психую?! Это тебе все не так! Что ни сделай, все не так! Невозможно с тобой жить! Чурбан! Ни слова не дождешься, ни благодарности!
– Да какие слова тебе еще сказать? Я же сказал, что люблю! Ну что тебе еще от меня нужно?.. (И дальше, дальше… до бесконечности, еще много-много скандалов с намерением убедиться в своей важности для другого, в его готовности клясться в любви, останавливать, удерживать, пока на сто десятую ее попытку уйти к маме он не скажет: «Уходи уже! Оставь меня в покое». И этого, конечно, она ему уже никогда не простит. Она всегда подозревала, что он, как и все мужчины, предатель, изменник и ее уже разлюбил.)
У каждого в этой до оскомины типичной истории своя правда, но ее невозможно принять во внимание. У человека с пограничными нарушениями при возникновении малейшей угрозы в отношении чего-то важного для него (для женщины из этой истории – любовь и привязанность ее мужа, для мужа – свобода, пространство для себя самого) возникает сильное сужение сознания. Невозможность воспринимать реальность другого человека. Бурный аффект. Абсолютная убежденность в своей правоте. Невозможность посмотреть на факты, занять по отношению к происходящему метапозицию, позицию «сверху», максимальная вовлеченность в себя, но при этом постоянное обвинение другого. Быстрая и отчаянная мобилизация всех своих сил и способностей на отстаивание своей реальности. Потеря связи с другим и одновременное обвинение его в том же.
Слияние, желание знать о другом все – всего лишь попытки устранить непереносимую тревогу. По сути, это символический способ «истребить» близкого и одновременно оставить его себе, поскольку он жизненно необходим. Истребить его нужно, чтобы он не обладал своей волей, не проявлял своих чувств, не мог вести себя непредсказуемо, что-то себе надумать, решить и покинуть. Он должен быть полностью подконтролен. А для этого он должен стать частью меня самого. Он должен быть, как я, разделять мои ценности, мысли, убеждения. Как я говорить, чувствовать, воспринимать мир. Только тогда я смогу доверять ему, расслабиться, перестать переваривать тревогу, которую перерабатывать я не способен.
В обычной жизни такие отношения встречаются и в паре мать – ребенок. Ребенок сначала предпринимает попытки к естественной сепарации, отделению от мамы, поддержанные его возрастными кризисами (в три года «я сам», в семь лет пошел в школу, в подростковом возрасте ушел в протест, в семнадцать закончил школу и пошел в институт и так далее). Но если погранично-организованная мама не готова к изменениям, она удерживает ребенка, даже уже выросшего, в полном слиянии-подчинении вместо того, чтобы создавать с ним видоизменяющуюся в зависимости от возраста и задач развития связь. Невозможность воспринимать растущего своего ребенка как отдельного, но связанного с матерью человека часто объясняется слишком сильной родительской тревогой, страхом оказаться покинутой, не справиться и другими сильными материнскими чувствами. Потом, если такому ребенку будет все же разрешено заиметь хоть какую-то взрослую жизнь, все это весьма успешно начинает разыгрываться и в женско-мужских парах.
Связь – это то, что возникает между двумя разными людьми. В идеале – это то, что создается в детско-родительской и женско-мужской паре после того, как она проживает естественный слиятельный период. Для погранично организованного человека связь – это слишком непредсказуемо и потому предельно тревожно. Поэтому, как только близкий Другой хотя бы немного отдаляется в свое внутреннее пространство, это вызывает столько тревоги и боли, что «пограничник» готов моментально изгнать его из отношений.
Либо отдельность, либо слияние. Либо черное, либо белое. Либо ты навеки мой, а я навеки твоя, либо никак. В паре слиятельная мать – ребенок часто ни о какой отдельности речь не идет. А вот во взрослой паре традиционное разыгрывание «или мы навеки вместе, поклянись» или «больше никогда не подходи ко мне» часто встречается. «Пограничникам» очень сложно избавиться от иллюзии, что какими-то способами всегда можно получить гарантии. А без гарантий нет никакой опоры, доверия, спокойствия, жизни, и потому для них невыносима ситуация, когда гарантии получить невозможно. Когда они сталкиваются с ней, они предпочитают разрывать отношения, и потому в итоге часто остаются в одиночестве.
Связь – это признание того, что ты мне важен, дорог и ценен, но я не управляю тобой всецело. Связь – это то, что очень нужно нам, но что может оказаться нестабильным, разорваться, потому что там, на другом конце нашей связи – Другой, и он может принимать свободные решения. И этот факт делает само нахождение с кем-то в связи для обычных людей – интересным, возбуждающим, всегда разным, приятно непредсказуемым, а для «пограничника» – невозможным, почти разрушающим, непереносимым.