Страница 9 из 24
Да, главные шаги в своем развитии Россия всегда делала с активным участием военно-морского флота. В этом отношении флот для России был, да и остается своеобразным институтом, который дает начало новому и будущему страны…
Все революции XX века в Россию, образно говоря, пришли с моря. Они начинались именно в российском военно-морском флоте. ВМФ всегда шел впереди того, что давало потом прогрессивное движение России. А это значит, что военно-морская среда более, чем другие военные структуры, чувствительна к грядущим переменам и более быстро способна о них заявить.
На флоте всегда служили лучшие, более социально активные, более грамотные (и в обыденном, и в профессиональном плане) граждане страны, физически и морально здоровые, умные и развитые люди. Они служили на кораблях, которые являли собой не только спаянные экипажи, но здесь все проходили хорошую школу социального устройства общества.
Дело в том, что каждый корабль – это живая модель государства. Все государственные процессы корабль собирает концентрированно и выпукло, как сильная линза. И здесь зажмуриться невозможно. Вот и появляются бунты, протесты, восстания моряков, как прелюдия подобных действий и в других структурах государства и слоях российского общества. Для России оказалось, что интеллигент был идеологом революции, рабочий – ее гегемоном со своим неизменным оружием – булыжником, а крестьянин – соль земли. Но именно матрос стал подлинным символом революции, выразителем ее сущности и характера. И это несмотря на то, что матросы составляли лишь незначительную часть общества: в годы Первой мировой войны, после полной мобилизации всех флотов и флотилий их численность едва превысила 137 тыс. Что такое эти тысячи по сравнению с восьмимиллионной армией солдат и почти 100-миллионным крестьянством? Даже фабричных рабочих тогда насчитывалось почти 4 млн.
Выход матросской массы на авансцену политической борьбы в 1905—1907 годах и в последующие годы оказался совсем не случайным. Благодаря длительному напряжению сил государство смогло к тому времени построить многочисленные и современные корабли. Военно-морской флот стал символом могущества и процветания империи. Но при всем своем грозном обличье этот символ был опасно болен. Наиболее разрушительным оказалось совмещение на флоте технического совершенства и характерного для традиционной российской культуры набора социальных моделей. Что имеется в виду? Приходя на флот, вчерашние крестьяне и мастеровые несли с собой свои традиционные представления о смысле, об истине и справедливости, о долге и должном. Отработанная десятками предшествующих поколений система ценностей позволяла крестьянам жить и действовать в условиях этической гармонии своего мира. Четкие и довольно жесткие поведенческие стереотипы и моральные основы сохраняли равновесие этого мира, он был прост и доступен. Для его постижения не требовалось никаких отвлеченных понятий и умозрительных образов, все имело видимую и ясную связь. Но призыв на флотскую службу погружал новобранца в совершенно иной, неведомый мир. Военный флот для русского крестьянина был, несомненно, более чуждой и непонятной средой, нежели армия. В начале XX века военный корабль уже синтезировал самые новейшие достижения науки и техники. Из «золотой, бревенчатой избы», от сохи и лучины крестьянин попадал в мир стали, электрического света и паровых машин, электротехники, радио, химии.
Чтобы жить и действовать в этом новом мире, нужна была новая система представлений. Большинство из истин, объяснявших устройство мира, окружавшего матроса, имело чисто умозрительный характер, и их приходилось принимать на веру. В результате в мировоззренческой системе новобранца с самого начала его службы появлялась новая мощная компонента – понимание необходимости и действенности в этом новом мире целого ряда отвлеченных понятий. По сути, происходила мощная и масштабная маргинализация (процесс разрушения общества, проявляющийся в распаде социальных групп) матросской массы, превращавшая ее в объект успешной революционной пропаганды. Однако при этом неизменной оставалась основа поведения матросов, ее ценностные установки, унаследованные от прежней крестьянской жизни.
Одновременно специфика флотской службы воспитывала чувство спаянности и сплоченности экипажа, ответственности за общее дело, что находило прямой отклик в матросской душе, воспитанной в традициях общинной жизни. В то же время служба на корабле, когда точное выполнение каждым матросом своих обязанностей имело решающее значение для жизни всего экипажа, пробуждало чувство собственного достоинства. Возникновению нового отношения к себе способствовали заметные отличия во внешних атрибутах флотской службы. Заграничные плавания, лучшее питание (в среднем дневной рацион матроса был втрое дороже, чем солдатский паек), форма одежды, отличавшаяся известным шиком, – все это приводило к тому, что матросы чувствовали свое превосходство над солдатами и, оказавшись на берегу, не упускали случая это подчеркнуть. Ощущение собственной значимости и обособленности вызывало у матросов снижение «порога реакции» на негативные стороны службы.
Традиционные модели социального поведения позволяли матросам сравнительно безболезненно переносить обычные тяготы флотской службы. Но те же социальные обстоятельства приводили к немедленному взрыву, «заготовленной» реакции в случае посягательства на основополагающие ценностные установки – своего рода «зону запрета». Как правило, это была какая-либо вопиющая несправедливость. В ходе восстания на «Потемкине» взрыв матросского возмущения вызвало явное намерение старшего офицера броненосца И. Гиляровского наказать ни в чем не повинных матросов, якобы отказавшихся есть тот самый борщ с червивым мясом. Стремление защитить невинного, помочь своим, «положить жизнь за други своя», чаще всего становилось непосредственной причиной восстаний на флоте.
Эта морально-этическая подоплека матросских волнений приводила к неожиданному парадоксу – матросы рассматривали свои действия как борьбу не против порядка, а за порядок, за справедливость. Так, во время севастопольского восстания в ноябре 1905 года матросы одного из экипажей, изгнав всех офицеров, решили по случаю дня рождения вдовствующей императрицы провести парад и отслужить молебен. «Молебен был для того, – вспоминал один из участников, – чтобы доказать, что мы не есть бунтовщики…»
Матросы, будучи в большинстве своем рослыми, хорошо физически развитыми, в броской и непривычной форме на фоне серой и невзрачной солдатской массы производили яркое и запоминающееся впечатление. Кроме того, традиционная нехватка на кораблях винтовок и револьверов порождала у матросов почти детскую тягу к «обвешиванию» оружием. С чисто практической точки зрения обвязывание себя пулеметными лентами, ношение за поясом гранат и нескольких револьверов было весьма неудобным и небезопасным (в ходе октябрьских событий 1917 года многие матросы пострадали от своей «свервооруженности», не имея достаточного навыка пользования оружием). Однако на людей штатских увешанная револьверами и бомбами «гвардия Октября» производила неотразимое впечатление. Большевики часто поручали матросам различные акции по «наведению порядка». Один лишь вид обвешанных пулеметными лентами балтийцев «действовал на слабонервных интеллигентов устрашающе… В первый же день матросские патрули навели в районе Невского и Дворцовой площади идеальный порядок».
Поясним важную деталь классического матросского революционного «имиджа» – пулеметные ленты через плечо. Притом, что пулемет на флоте не являлся личным оружием каждого. В чем же смысл? Казаться великими и ужасными? Все проще: винтовка Мосина и пулемет Максима стреляли одними и теми же боеприпасами. Одна лента – это 250 патронов. Таскать пятьсот штук в подсумке – тяжеловато и неудобно. То есть матросы, по сути, носили некий суррогат современной «разгрузки». Но почему именно они? Тоже просто. Матросы имели личное оружие – карабины, стрелявшие теми же винтовочными патронами. Однако на корабле оружие не слишком-то и нужно, поэтому патронов в обоймах или «россыпью» было там очень мало. Зато в те времена на каждом корабле имелись пулеметы, которые предназначались для борьбы с минами. К примеру, на «Авроре» их было три штуки. Поэтому на кораблях, а особенно в кронштадтских арсеналах, хранилось огромное количество пулеметных лент. Вот кто-то и провел рационализацию. Впоследствии среди краснофлотцев это стало модой, к сожалению, доведенной в итоге до абсурда.