Страница 22 из 23
– Не примкнул ли к этому кружку и Сидни Уэбб? – поинтересовался викарий, неприязненно поморщившись.
– Наверняка он с ними заодно, может, даже числится в лидерах, – ворчливо внес свою лепту другой слегка сутулый критик. – Именно он, кстати, вдохновил на борьбу тех несчастных женщин!
– Неужели это приводит в восторг кандидата от Южного Ламбета? – недоверчиво произнесла жена викария. – Но это же может привести к беспорядкам, к полному хаосу! Его избрание грозит катастрофой.
– По правде говоря, такие взгляды, по-моему, высказывала миссис Серраколд, – уточнил епископ. – Но, разумеется, если б ее муж был состоятельным и мудрым человеком, он не позволил бы ей подобных заблуждений.
– Точно. Абсолютно точно, – подхватил викарий, энергично кивнув головой.
Слушая их и глядя на осуждающие чопорные лица, Айседора невольно прониклась симпатией к миссис Серраколд, хотя тоже никогда не встречалась с ней. Если б она имела право голоса, то отдала бы его за мужа этой женщины, который, видимо, баллотировался в парламент от Южного Ламбета. И поступила бы не глупее большинства мужчин. Чаще всего они голосуют, основывая свой выбор лишь на том, что за это голосовали прежде их отцы.
А епископ уже пустился в рассуждения о святости роли женщины как защитницы домашнего очага и хранительницы особой атмосферы покоя и невинности, где мужчины, сражавшиеся в мировых баталиях, могут найти исцеление для своих душ и восстановить духовные силы, готовясь утром вновь вступить в ожесточенную схватку.
– Звучит так, словно наши святые обязанности сводятся к горячей ванне и стакану теплого молока, – заметила Айседора в момент молчаливой паузы, пока викарий собирался с духом для ответа.
Супруг пристально посмотрел на нее.
– Превосходно сказано, дорогая, – согласился он. – Очищение и бодрящие напитки, бальзам для души и тела.
Как он мог ничего не понять? Он же знает ее больше четверти века – и все еще думает, что она одобряет его?! Неужели епископ не заметил сарказма в ее голосе? Или он достаточно хитроумно решил направить его против нее самой, разоружив ее этим поверхностным восприятием сказанного?
Миссис Андерхилл бросила на него взгляд через стол, почти надеясь увидеть в его глазах насмешку. Это было бы, по крайней мере, подтверждением их понимания, разумной связи. Но ничего подобного. Муж безучастно посмотрел на нее и, повернувшись к жене викария, пустился в воспоминания о своей благословенной матушке, которая, насколько помнила Айседора, была действительно весьма забавной, но, безусловно, не такой бесхарактерной особой, как он теперь описывал.
Однако много ли она знала людей, склонных видеть своих родителей объективно, не предпочитая наделять мать и отца шаблонными родительскими чертами и относиться к ним просто с традиционным почтением? Возможно, и сама она не так уж хорошо понимала собственных родителей?
Женщины за этим столом говорили крайне мало. Вмешательство в мужской разговор вообще могли счесть невоспитанностью, да они и не обладали достаточными знаниями, чтобы поддерживать его. Дамам полагалось быть кроткими и добронравными – по крайней мере, лучшим из них. Худшие же, по существу, были достойны лишь осуждения. Такие не так уж часто попадались в их кругу. Но быть добронравной и понимать что-то в добродетелях – не одно и то же. Такова смиренная участь женщин, а мужчины, рассуждая о хороших качествах характера, при необходимости указывали женщинам, как им следует себя вести.
Поскольку, за исключением любезного и заинтересованного выражения лица, ее участие в этой дискуссии считалось излишним и даже предосудительным, миссис Андерхилл позволила себе помечтать. Странно, как часто в галерее ее мысленных образов встречались дальние страны, особенно морские пейзажи. Она представляла безбрежные просторы океана, протянувшегося во все стороны до горизонта, пытаясь вообразить, что ощущает человек, оказавшийся там, на корабельной палубе, которая вечно раскачивается под ногами, под безжалостными ветрами и солнцем. Женщина думала о том, как такой человек пытается понять, что поддерживает хрупкую целостность его корабля и что необходимо для выживания и нахождения нужного пути в этих пустынных водах, способных вдруг вздыбиться ужасными штормовыми волнами и обрушиться на борт, равно как и смести и сокрушить его неукротимой стихийной силой. Или прихотливое течение вяло повлечет куда-то ваше судно под бессильно поникшими парусами…
Какая жизнь скрывается за океанскими просторами? Красивая? Пугающая? Невообразимая? И лишь звезды в небесах указывают путь – и, конечно, солнце и безупречные часы, если вы владеете мореходным ремеслом.
– …надо действительно поговорить кое с кем об этом, – заключила особа в коричневатых, табачной расцветки кружевах. – Мы полагаемся на вас, епископ.
– Всенепременно, миссис Ховарт. – Хозяин дома глубокомысленно кивнул, коснувшись салфеткой губ. – Всенепременно.
Айседора отвела глаза. Ей не хотелось быть вовлеченной в этот разговор. Почему бы им, ради разнообразия, не поговорить об океане? Прекрасная аналогия с тем, как одинок человек в своем жизненном плавании, как ему приходится справляться со всеми нуждами, и лишь понимание небесного закона может подсказать, в каком направлении следовать…
Капитан Корнуоллис, вероятно, это понимает. Внезапно миссис Андерхилл смущенно покраснела, осознав, как легко всплыло у нее в уме его имя, да еще и с каким-то креном в удовольствие. Ей показалось, будто все ее мысли вдруг стали очевидными. Заметил ли кто-то ее смущение? Они с Корнуоллисом, разумеется, никогда не разговаривали непосредственно на эту тему, но Айседора понимала его чувства гораздо лучше, чем любые речи. Он мог передать очень многое всего одной или двумя фразами, а эти пустословы, ее гости, целый вечер упражняются в красноречии, но не сказали почти ничего путного.
Епископ все еще разглагольствовал. Супруга взглянула на его самодовольное, равнодушное лицо, и вдруг по ее телу побежали мурашки, и она с омерзительным ужасом осознала, что на самом деле не любит его. Давно ли у нее возникло такое чувство? После знакомства с Джоном Корнуоллисом или раньше?
Что заставило ее провести целую жизнь в ежедневной близости – она не могла сказать «в приятном обществе» – с человеком, который ей на самом деле даже не нравился, не говоря уже о любви? Долг? Мораль? Равнодушие?
Как повернулась бы ее жизнь, если б тридцать один год назад она встретила Корнуоллиса? Может, тогда она и не полюбила бы его или он не увлекся бы ею. Ведь в то время оба они были совершенно другими людьми, жизнь еще не преподала им уроки досужей скуки и одиночества. В любом случае бессмысленно думать об этом. Прошлое невозможно исправить.
Но Айседора могла не упустить хотя бы будущее. Что, если она сбежит с этого глупого фарса, избавится от него раз и навсегда? Возможно ли это – уйти к Корнуоллису? Разумеется, никто из них даже в разговорах не заходил так далеко – это было бы немыслимо, – но миссис Андерхилл знала, что он любит ее, так же как и сама она постепенно обнаружила, что тоже полюбила его. Он обладал честностью, смелостью и простодушием, словно чистый родниковый источник для ее духовной жажды. Айседора вспоминала его шутки, ждала их, и они всегда оставались добрыми в ее памяти. Воспоминания о нем заставляли ее страдать. И из-за этого нелепый сегодняшний прием и ее присутствие на нем становились еще более мучительными. Имеет ли кто-то из гостей хоть малейшее представление о том, куда занесло ее воображение? Лицо хозяйки дома вспыхнуло от тайных мыслей.
Разговор по-прежнему шел о политике – тему опасности крайних либеральных идей обострили подрывом христианских ценностей. Либералы несли угрозу умеренности, посещению церкви, священным дням отдохновения, общественному смирению и подобающему почтению – и даже самой святости домашнего очага, охраняемого женской благопристойностью.
О чем Айседора могла бы поговорить с Корнуоллисом? Безусловно, не о том, что должны делать, говорить или думать другие люди! Они могли бы побеседовать об удивительных странах, о древних городах на берегах дальних морей, таких, к примеру, как Стамбул, Афины или Александрия – средоточиях древних легенд и опасных приключений. Перед мысленным взором жены епископа поблескивали согретые солнцем камни и сияла синева небес, такая яркая, что приходилось жмуриться. И воздух вокруг был напоен теплыми пряными ароматами. Достаточно будет уже просто поговорить об этом с капитаном – вряд ли ей суждено поехать туда, но можно просто слушать и мечтать. Она удовольствовалась бы даже молчаливым общением, зная, что их мысли одинаково прекрасны.