Страница 12 из 23
– Заберет их из шахт и посадит в парламентские кресла? – скептически произнесла дама в маково-алом платье.
– О боже! – Роуз нервно сжала пальцами бокал. – Чем же тогда мы будем топить наши камины? Вряд ли от таких должностных лиц будет хоть малейшая практическая польза.
Раздался всплеск смеха, но нарочито оживленного и громкого.
Джек улыбнулся:
– На редкость забавно, в качестве застольной шутки… но будет не так весело, если шахтеры послушают, подумают да и отдадут голоса за Гарди, исполненного страстного желания реформ, но не имеющего ни малейшего понятия об их издержках… я имею в виду реальную цену реформ для торговли и связанных с ней заработков.
– Да они не захотят и слушать его! – изящно взмахнув рукой, заявил мужчина, чье лицо обрамляли белоснежные бакенбарды, однако его пренебрежительный тон свидетельствовал, что он не воспринимает серьезности Джека Рэдли по данному вопросу. – Большинство избирателей более разумны, – добавил он, заметив сомнение на лице своего собеседника. – Помилуйте, Рэдли, голосует только половина мужчин в нашей стране! Много ли шахтеров владеют собственными домами или платят за аренду более десяти фунтов в год?[11]
– То есть, по существу, – повернулся к нему Обри Серраколд, широко открыв глаза, – право голосования есть у тех, кто процветает при нынешних порядках? Разве это не сводит на нет весомость вашего аргумента?
Сидящие напротив обменялись быстрыми взглядами. Никто не ожидал последнего замечания, и некоторым оно явно не понравилось.
– О чем вы говорите, Серраколд? – осторожно поинтересовались «белые бакенбарды». – Не изменить ли нам нынешние славные порядки?
– Нет, – с равной осторожностью ответил Обри. – Но если они устраивают один пласт общества, то не тот самый пласт, которому следовало бы иметь право решать, сохранить их или изменить, поскольку все мы склонны понимать жизнь по-своему и сохранять то, что в наших интересах.
Слуги забрали использованные тарелки и, не удостоившись никакого внимания, подали охлажденную спаржу.
– У вас весьма слабое мнение о ваших коллегах в правительстве, – с кисловатой улыбкой заметил рыжеволосый мужчина. – Удивительно, что вам захотелось присоединиться к нам!
Серраколд улыбнулся с исключительным обаянием, на мгновение опустив глаза, прежде чем ответить.
– Ничего удивительного, – сказал он. – По-моему, мы, либералы, как раз благоразумны и честно используем данную нам власть, но вот в наших оппонентах я совсем не уверен.
Его слова встретили громким смехом, но Эмили заметила, что тревога рассеялась еще не до конца – по крайней мере, судя по Джеку. Она достаточно хорошо знала мужа и с пониманием отметила, как напряженно держат его руки нож и вилку, хотя он с неизменной ловкостью продолжал отрезать кончики спаржевых побегов. И его настороженное молчание продолжалось еще несколько минут.
Разговор свернул на другие политические проблемы. Традиционные легкие закуски убрали – их сменили более основательные перепелки, рябчики или куропатки. Миссис Рэдли по-прежнему отказывалась от большинства предложений. Так предписывалось поступать на светских приемах молодым барышням: это якобы укрепляло их дух, и Эмили всегда удивляло, почему же мужчины не склонны укреплять свой дух. Как-то в юности она спросила об этом отца – и получила в ответ взгляд полнейшего недоумения. Несправедливость этих негласных правил никогда не приходила ему в голову. Но она неизменно отказывалась от деликатесов, не чувствуя себя достаточно старой, чтобы признать себя свободной от благопристойной манеры поведения.
Дичь сменили сладости. В меню предлагались торт-мороженое, нектариновый конфитюр, ледяные меренги и клубничное желе, которое Эмили и выбрала. Она ела желе фруктовой вилочкой, что требовало изрядной сноровки и известной степени сосредоточенности.
После сырной тарелки подали разнообразное мороженое, неаполитанские сливки, малиновый сок и в заключение ужина – ананасы (видимо, из оранжереи), клубнику, абрикосы и дыни. Миссис Рэдли с изумлением взглянула на это искусно выложенное десертное изобилие, требовавшее ловкости в умении действовать ножом и вилкой, очищая и пробуя каждый из даров природы. Многие из едоков явно пожалели о сделанном выборе, особенно те, кто решил полакомиться абрикосами.
Разговоры возобновились. Эмили полагалось очаровывать, проявлять лестное для окружающих внимание, развлекать или чаще выглядеть веселой и заинтересованной. Величайшим комплиментом для человека служило то, что его сочли интересным, и она знала, что мало кто устоит перед лестным вниманием. Просто удивительно, как может открыться натура человека, если ему всего лишь позволить выговориться!
Под внешними продуманными проявлениями самоуверенности и бравады Эмили часто замечала затаенное смущение, порождавшее в ней растущую уверенность в том, что эти уже попавшие в правительственные круги деятели, знавшие хитрости и ловушки политики, не хотели проиграть на предстоящих выборах, но и не испытывали искреннего желания их выиграть. Столь странное противоречие вызывало у Эмили тревогу, поскольку она не понимала его причин. Внимательно слушая пространные речи, миссис Рэдли точно поняла, что каждый, в силу своих желаний или амбиций, желал бы выиграть свою собственную частную битву, но не общую войну. Похоже, они не знали толком, чем обернутся трофеи победителя.
Эмили слышала натянутый смех и напряженные, окрашенные разными чувствами голоса. В ярком освещении поблескивали ювелирные украшения, хрусталь бокалов и неиспользованные серебряные приборы. Упоительные тонкие ароматы изысканных блюд смешивались с сильным запахом душистой жимолости.
– Он говорил мне, что для политической деятельности нужны многолетний опыт, колоссальное мужество, масса холодного самообладания и большое тактическое искусство, чтобы распоряжаться властью, не повредив самому себе или ближайшему окружению, – напряженно сообщила Роуз, сверкая глазами.
– Тогда, моя милая леди, вам следует отказаться от столь опасной добычи, требующей от охотника мужества и силы, меткого глаза и бесстрашия, – решительно ответил ее сосед. – Полагаю, вы удовольствуетесь фазаньей охотой или какими-то другими развлечениями.
– Дорогой полковник Бертран, – ответила миссис Серраколд с великолепной невинностью во взгляде, – таковы же правила этикета по употреблению в пищу апельсина!
Полковник побагровел, услышав неудержимый взрыв смеха.
– О, извините! – едва услышав смех, воскликнула Роуз. – Боюсь, я выразилась слишком туманно. Жизнь полна самых разных опасностей – удачно избежав одной ловушки, человек неизбежно попадет в другую.
Никто не стал спорить. Многие здешние гости осознали высокомерный тон полковника, и никто не бросился на его защиту. Леди Уорден продолжала посмеиваться над ним время от времени до конца приема.
Когда трапеза наконец завершилась, дамы удалились из столовой, дабы джентльмены могли спокойно насладиться портвейном и, как Эмили прекрасно знала, завести серьезное политическое обсуждение вопросов тактики, а также денежной или торговой поддержки, ради которого и устраивался нынешний прием.
Для начала миссис Рэдли осознала, что оказалась в группе из полудюжины дам, мужья которых либо уже трудились в парламенте, либо надеялись попасть туда, либо имели деньги и основательную заинтересованность в исходе предстоящих выборов.
– Хотелось бы мне, чтобы они посерьезнее относились к этим новым социалистам, – заявила леди Моллой, едва вся компания устроилась в креслах.
– Вы имеете в виду мистера Морриса и приспешников этого фабианца Уэбба? – удивленно расширив глаза, уточнила миссис Ланкастер с улыбкой, граничившей с ироничной усмешкой. – Скажите честно, милочка, вы сами видели когда-нибудь мистера Уэбба? Говорят, что он весь какой-то недоразвитый, просто тощий недоросток!
Ответом ей послужили легкие усмешки дам, как робкие, так и довольные.
– Зато у его супруги всего хватает с избытком, – быстро вставила одна из собеседниц, – к тому же у нее весьма родовитые предки.
11
Согласно парламентской реформе 1884 г., право голоса на выборах имели владельцы домов или мужчины, платившие за аренду домов или квартир не менее 10 фунтов стерлингов. Тем не менее число избирателей и тогда составляло тринадцать процентов всего населения.