Страница 6 из 8
Тут у меня, как говорится, начали работать мозги. Я был человеком совершенно не творческим и просто выполнял поставленные перед собой задачи. Моей новой целью стало научиться хорошо управлять эскадрильей, и я добился своего. Все ребята, попадавшие в учебку, просились «во вторую эскадрилью к Демьяну». Наша эскадрилья была чем-то необычным, особенно для того времени. Мы стали как одна большая семья, без дедовщины. Все были счастливы. У меня была возможность проверять письма солдат, и я иногда читал их, чтобы не допустить какие-либо жалобы. За все время я не встретил ничего плохого. При старшине-узбеке все, и я в том числе, писали письма тяжелые, грустные. Новые письма были для меня большой радостью – они доказывали, что все получается. Поначалу, правда, возникли проблемы с другими узбеками, поддерживавшими земляка. Пару раз пришлось выйти на бой. Но в результате я подружился со всеми и объединил всех.
Ко мне часто обращались за помощью: я получил репутацию человека, который может уладить любые проблемы. Мне говорили: «Ваня, у тебя такой взгляд, что человек к тебе сразу испытывает доверие». Вот такое хорошее было время.
Военную службу я закончил в звании младшего сержанта – это была большая редкость для срочника. Я словно ломал какие-то стереотипы, добившись таких высот после истории с заключением в желтый дом. Все неприятности в конце концов стали поводом для гордости: я доказал, что могу получить желаемое при любых обстоятельствах.
Мне предлагали развивать квалификацию и выучиться на летчика. Я долго взвешивал все «за» и «против», но чувствовал, что это не мое. Жизнь у местных летчиков, в тайге, в маленьком городе, была тяжелая. Я общался с ними, видел, как непросто они живут, поэтому после раздумий отказался от предложения и покинул армию.
После дембеля отправился домой. Но сперва заехал в Северодонецк и женился на Ольге. В ранней молодости я не признавал формальностей, но после армии понял, что нужно поступить именно так. Уже возникла потребность жениться – словно выполнить какой-то план. Мы переехали в Молдавию, у нас родился Владик, и началась прекрасная жизнь.
Вначале я подумывал пойти работать в гражданскую авиацию – Кишиневский аэродром был всего в двадцати километрах от моего дома. Но все же занялся автомобилями. Устроился в автосервис, познакомился там с разными интересными людьми. Я работал газоэлектросварщиком в паре с парнем по кличке Немец. Немец был очень талантлив в своем деле, несмотря на то что много пил и всегда держал в мастерской бутылочку вина. Начальник ругался, но все прощал, потому что мы могли починить любую машину. Это было ценно вдвойне – в то время было очень проблематично достать нужные запчасти. Немец постепенно передавал мне свое искусство, он часто говорил: «Ваня, нужно три дня ходить вокруг этой машины, чтобы придумать, как с ней быть». И мы придумывали, какой бы искореженной она ни была.
Это счастье продолжало недолго. Начался развал Советского Союза. Молдавия и Приднестровье делили территории, назревал военный конфликт. Шла активная пропаганда, будто дети от смешанных браков – неполноценные. Я все это воспринимал очень остро: у меня самого смешанная кровь. Мне всегда было сложно понять, какая разница, кто по национальности твой ребенок. Мы с Ольгой и Владиком успели уехать незадолго до начала военных действий. Сразу после отъезда в Новые Анены стали приходить повестки в армию. Хорошо, что вовремя сбежали: по сути, меня хотели заставить воевать против себя же.
Мы обосновались по месту прописки моей супруги – в Воронежской области, поселке Таловая. Там я пережил «приключение», без которого моя жизнь, наверное, сложилась бы совсем иначе. Я попал в тюрьму.
Меня осудили безосновательно. Когда спрашивают за что, я всегда отвечаю: «За любовь». На одной из вечеринок я познакомился с девушкой и провел с ней ночь. Я ни на секунду не сомневался, что этой девушке больше восемнадцати, однако через пару дней приехала ее мать и объявила, что я переспал с несовершеннолетней. Она предложила жениться или заплатить компенсацию, я отказался. Эта женщина пригрозила судом – я решил с достоинством принять свою судьбу. Меня привлекли к уголовной ответственности и осудили на пять лет. Я не стал даже подавать на апелляцию. Отправляясь по этапу, чувствовал спокойствие и даже гордость от того, что не поддался на шантаж.
Самое сложное время в тюрьме проходило в подследственной камере-одиночке. Она была очень маленькая, все пространство: четыре шага вперед, четыре – назад. Так я ходил от стены к стене, изнывая от нехватки общения. Приручил мышку, не стал прогонять паука, который поселился на полке. Когда наступил канун Нового года, рядом со мной были только эти существа. Помню, я держал на ладони мышку и дул на паутинку, чтобы раскачать паука. Так мы общались. И в какой-то момент я ощутил полную гармонию с окружающим миром. Это было чудесно. Что бы ни происходило, главное – сохранять ощущение внутренней свободы. Я никогда не зависел от вещей, места, это меня и спасло.
И еще там, в камере, я иногда думал о том, как хорошо, наверное, быть музыкантом. Выдвигал стол на середину пространства, забирался на него как на сцену и пробовал петь. Мышь и паук были моими слушателями.
В лагере стало намного легче. Я жил полноценной жизнью: занимался спортом, работой, творчеством. В тюрьме можно нормально развиваться и получать образование. Большую часть времени проводил в спортзале. Я попал в тюрьму очень худощавым и там решил заняться бодибилдингом. У меня был блокнот с выписками из книг Джо Уайдера, за несколько лет я прошел все курсы его упражнений.
У меня сложились прекрасные взаимоотношения с остальными заключенными. Все знали, что я осужден несправедливо. В таких местах информация передается быстро: у человека уже есть определенная репутация еще до того, как он переезжает из СИЗО в колонию. Из-за моего несправедливого приговора ко мне относились уважительно. К тому же я постоянно принимал участие в спортивных и культурных мероприятиях вместе с другими заключенными. Там мне пригодилось умение играть в шахматы, иногда я сам организовывал турниры по настольным играм и футбольные соревнования. Еще я договорился с администрацией, чтобы рядом с бараками установили турники и брусья: в то время лагерь активно благоустраивался, я старался помочь. Не хотелось сидеть на месте, наоборот – я стремился к развитию.
В лагере была своя музыкальная группа. Я пробовал к ней присоединиться, но ребята не рассмотрели во мне музыканта. Тогда я договорился с ними, что буду приходить на репетиции как индивидуальный исполнитель. Они дали мне гитару, я много репетировал – в основном, разучивал песни Цоя. Работал по специальности: делал прицепы, ремонтировал КамАЗы. В жилой зоне у меня было что-то вроде своего гаража, где я возился с железом. Однажды у меня появилась идея, как приделать спальники к КамАЗам. Я взял обычные прицепы для легковых автомобилей, все рассчитал, разрезал и сварил. Водители были счастливы, и я таким образом обеспечил себе сезон комфортабельного проживания.
Самым знаковым моментом стало строительство храма. На территории жилой зоны была летняя площадка со скамейками, сценой, открытым кинотеатром. Нам объявили, что на этом месте будет построен храм. Заключенным разрешили помогать в работах, и все этому очень обрадовались, каждый пытался приобщиться. Фундамент был заложен в кратчайшие сроки. Я сделал капсулу времени: сварил ее из нержавейки, спрятал внутри послание, во имя чего возводится храм. Потом капсулу отдали в рабочую зону, где на нее должны были нанести гравировку.
И вот пришло время закладывать капсулу. Приехал поп, собрались люди. И тут выяснилось, что капсула осталась в рабочей зоне. Получилось так, что некому было ее принести. Я должен был что-то предпринять. Бросился через черный ход в рабочую часть. Это было нарушение, которое могло повлечь серьезные последствия, но я думал только о том, чтобы принести капсулу к котловану.