Огонь и сталь

***

Поправлялся он медленно, раны никак не хотели заживать, гноились, воспалялись. Чем, даэда подери, этот поганый кошак свои мечи натирает?! Бриньольф с содроганием вспоминал те образы, мелькавшие в его сознании, пока вор был в бреду. Он не помнил их… или помнил, но слишком смутно. Люди, тени, огонь и драконы. Искристо-серые капли расплавленной стали… все это пронеслось калейдоскопом запахов и слов, вереницей смазанных картинок и пропало безвозвратно. О чем сам Соловей не шибко жалел. Ну их все, эти видения, галлюцинации и прочую ерунду.

Норду осточертело продавливать перины уже на второй день после его пробуждения. Надоело глотать горькое пойло, воняющее тиной и полынью, хлебать бульончик, вместо того, что бы пожрать баранины с луком. От сочувствующих взглядов и бесконечных вопросах о самочувствии мужчина просто зверел, даже запустил в Руна подушкой… после чего раны опять открылись, и охающей Тонилле пришлось снова менять ему повязки.

Уже на сотый раз пролистывая «Пирог и бриллиант», Бриньольф скучал. Читать опостылело, спать сил больше не было. И, как на зло, ни одна воровская рожа не приходила поделиться с ним сплетнями. Даже кошечка, казалось, забыло про него, что было обиднее всего. Северянин эту хвостатую паршивку тогда на рынке подобрал, дал работу, а сейчас Ларасс даже навестить его не приходит. Правда, Векел наболтал, что шеф первую ночь у его постели сидела, глаз не смыкала. Поверить в это было очень соблазнительно, но глупо. Жаль будет, если потом все это пустым окажется. Поэтому когда Соловей услышал тихий скрип открывающейся двери, он так резко подскочил на постели, что выронил книгу. Если Воин на обед опять принес ему жиденький супчик без мяса, Брин ему миску на голову оденет. Но это была шеф. Бледно-голубые глаза слегка затуманены, в руках поднос, уставленный тарелками. Если крошка собралась трапезничать, пока честный вот сидит и слюнями давится из-за своей поганой диеты, то… то Бриньольфу будет очень грустно.

Каджитка проплыла по комнате в облаке лазурного шелка. Туника в хаммерфелльском стиле, подпоясанная тонкой полосой золоченой кожи, спадала изящными складками, оставляла открытой спину. Бархатные шоссы облегали стройные ноги. Украшений сутай-рат сегодня не одела, кроме своих излюбленных серег. Мужчина приподнялся на локте, окидывая босса восхищенным взглядом.

- Детка, неужели для меня так принарядилась?

- Я одеваюсь для себя, - фыркнула Дхан’ларасс, дернув хвостом, но холодный тон не обманул вора. Красотка обожает комплименты как всякая женщина. Она поставила поднос на столик, и норд увидел стоящий там кувшин, миску с жареными овощами и тушеным мясом и целую гору пирожных. В животе Бриньольфа заурчало, он облизнулся и потер ладони.

- Детка, скажи, что тут и для меня немножко есть. Умоляю, дай мне поесть нормально, а то я сдохну скоро на векеловых харчах!

- Ты вообще-то болен! Или забыл уже, что мою любимый братец тебя распотрошил?! – рявкнула Ларасс, накладывая полную тарелку. Вор давился слюной и не сдержал радостного смешка, когда каджитка протянула ему блюдо. Мужчина схватил ложку и принялся набивать рот, даже не разбирая вкуса, запивая все медом. Сутай-рат чинно слизывала крем с пирожного, терпеливо дожидаясь когда же норд утолит голод. Бриньольф похудел, лицо осунулось и посерело, рыжие волосы потускнели, но взгляд остался прежним, внимательным с шаловливыми искорками. Ему очень повезло, что он смог побороть яд, обычно противники Камо’ри далеко не так удачливы. При мысли, что Ларасс больше никогда бы не увидела норда, вдоль позвоночника пробежал предательский холодок. Скинув туфли, она забралась с ногами на кровать вора, который утирал жирный рот рукой, довольно щурясь.

- Ну, спасибо, детка, не дала мне умереть, - он легонько пощекотал ступню каджитки. Сутай-рат тонко взвизгнула, едва не подавившись пирогом. Северянин сдержанно захихикал, но тут же сурово нахмурился и поджал губы. Но одного взгляда на насупленную мордашку хватило, что бы норд вновь рассмеялся.

- Не смешно, Обливион дери тебя в зад! А если бы я подавилась?! Оставить троих детей сиротами!..

- Кстати, а как там малютки? Растут, такие же шкоды или уже не так шалят? Соскучился по ним ужасно! Иди сюда, крошка, - Бриньольф похлопал по шкурам рядом с собой, - рассказывай! Все! Пополнение у нас есть? Кого уже обчистили? Как там делишки у Сапфир?

- Эй, не все стразу, - обиженно фыркнула Ларасс, устраиваясь на плече Соловья. Раньше они часами могли так сидеть, болтая о контрактах, просто перемывая всем косточки. Еще лучше разговоры шли под вино или эль. После возвращения Карлии все стало как-то не досуг, не было ни времени, ни возможности… а потом гильдмастер была слишком занята, что бы трепать языком просто так. Откусив уголок заварного пирожного, Дхан’ларасс глубокомысленно вздохнула. - Малыши мои по тебе тоже тоскуют. Дро’Оан постоянно хнычет, да и Нефтис с Санерой беспокойные стали. У старшенькой рыжина почти прошла, спинка серенькая, вся в меня, - в голосе сутай-рат зазвучала материнская гордость, - Санера уже ходить пробует, а сынок вчера едва не упал в канал. Налакался где-то вина и пошел по «Фляге» разгуливать! Делвин едва успел его поймать. Нефтис на днях промяукала «мама». Вот Азурах клянусь, что!..

- Тише, детка, я верю, верю, - шефа переполняли чувства, ей так хотелось поговорить о своих детишках. Девчонкам, должно быть, все уши прожужжала. Но сначала дела, котята – потом, как это не печально. - Давай ты мне о крошках позже расскажешь, хорошо? Я в строй вернуться хочу.

- Рано, - сварливо откликнулась каджитка, шевельнув усами, - яд, который Камо’ри использовал, очень коварен. Малейшее напряжение – и раны откроются снова. Придется тебе немножко подождать. Пока окончательно все не заживет.

Бриньольф приуныл, надулся словно мальчишка. Дхан’ларасс, заурчав, потерлась лбом об его подбородок.

- Ты мне здоровый нужен, - томно промурлыкала она, - от мертвого тебя какой прок? – сутай-рат поднесла к губам северянина кусочек пирога. Поморщившись, вор принял угощение страдальчески морщась. - У Сапфир вообще все чудесно. Асгейр Снегоход замуж зовет ее.

- Асгейр? Это не тот, что должен был жениться на кузине императора?

- Да, на той, которую прикончили на собственной свадьбе. Теперь ее безутешный женишок катит свои нордские яйца к Сапфир. Вернее, не к самой Сапфир, а к Эидис Черный Вереск. Воровка подобному типу без надобности.

- А он-то нашему бриллиантику нравится? – Бриньольф облизнул губы. Если воровке счастья семейного захотелось, то… проблемы могут у Гильдии быть из-за этого. Ударится в домашние заботы, а о делах позабудет. Муж, детки, все такое. Водить за нос муженька для Сапфир может оказаться слишком уж сложно. Перед таким человеком невольно душу обнажаешь, а воровка – скрытная малышка. Тут даже даэдра не разберутся, что творится в ее хорошенькой головке. Девки все хитрые, изворотливые, что змеи. Даже его кошечка. Его… мужчина горько усмехнулся и потрепал каджитку по затылку. Льдисто-голубые глаза сутай-рат вдруг остановились на губах Соловья.

- Ой, у тебя тут крем остался. Вот тут, - она облизнула кончик большого пальца и провела им по нижней губе вора, собирая остатки заварного крема. Норд замер, впившись настороженным взглядом в каджитку, рвано дернул головой, уходя от прикосновения. Перехватив руку Ларасс за тонкое запястье, Бриньольф тяжело вздохнул.

- Детка… ты что творишь? Я вообще-то несчастный больной человек…

- О, смотрите-ка, вспомнил о своем недуге! – взбеленилась воровка, вырывая руку из его пальцев. - Кто пару минут назад голышом был готов в Маркарт бежать, двемерский музей обчистить, а? А тут и не дотроньтесь до него, хворает он!

- Чего? Киска, я вообще не о том! – нет, она нарочно что ли? Как Дхан’ларасс могла подумать, что ему противно, когда она к нему прикасается?! Норду приятно, даже очень, просто… просто какого даэдра?! Зачем босс его завлекает, если все равно ничего из этого не выйдет? Он мужик, в конце концов, она женщина. Пушистая, хвостатая, усатая женщина, у которой уже трое котят. Соловей попыталась соскочить с кровати, но Бриньольф рывком подался вперед и ловко схватил ее за талию. Живот опалило болью, повязки вновь промокли, но северянин не обратил на это внимание. Все скудные силы, оставшиеся в его теле после отравления, были направлены на то, чтобы удержать сопротивляющуюся каджитку. Сутай-рат бешено извивалась и лупила хвостом, на котором красовалось золотое колечко с сапфиром. Тоже, наверное, подарок от брата. Удерживая Ларасс, он прижался щекой к ее виску, чувствуя, как холодок золотых серег мазнул по его коже, проклятье, малышка, уймись уже!