Страница 18 из 39
Теоретически, феодальный порядок был в высшей степени человечным: «повелитель» и его «подчиненный» договаривались о том, что будут хранить верность друг другу и защищать друг друга, а также об условиях службы и наградах. На самом же деле этот порядок поощрял принуждение, нарушение клятв, агрессию и восстания. Практически каждый дворянин, то есть человек, принадлежавший к высшему, военному сословию феодального общества, был чьим-то вассалом[33] и имел своих вассалов. Вассал был обязан опускаться на колени перед «своим милостивым господином» и дать клятву быть ему полезным помощником в обмен на предоставленный ему земельный лен. Главными обязанностями верного вассала было давать своему сюзерену хорошие советы[34], оказывать ему, в некоторых случаях и в определенном ограниченном размере, денежную помощь, и в первую очередь сражаться ради него (вместе со своими сторонниками) в течение определенного количества дней в году, а также, разумеется, не делать ничего, что повредило бы интересам сюзерена. Тот, в свою очередь, обещал своему вассалу «правосудие и защиту».
Обычно ценность такого договора зависела от того, сколько силы и такта проявил сюзерен, требуя его заключения, и от нужд вассала. Честолюбивый и умелый правитель мог создать крупное феодальное владение, но его слабому наследнику все вассалы «отказали бы в почете», лен быстро рассыпался бы на куски, и наследник потерял бы его. Многие бароны, формально находившиеся в положении подчиненных, держали свои многочисленные лены от двух или более сюзеренов одновременно. Часто случалось, что эти сюзерены были в состоянии войны один с другим. В результате вассал стравливал их между собой и получал от этого большую выгоду.
Часто «оказание почета» становилось простой формальностью, и вассал фактически был независимым правитем[35]. Кроме того, вопрос об отношениях его собственных вассалов к его сюзерену всегда был деликатным. Сюзерен всегда старался забрать у зависевших от него феодалов своих подвассалов (то есть их вассалов) и сделать тех, кто зависел от его подчиненных, своими непосредственными ленниками, чтобы они были больше подчинены ему самому и оттого охотнее ему служили. Существовала поговорка: «Вассал моего вассала – не мой вассал». Из-за разногласий по этим вопросам подчиненности подвассалов между феодалами шли бесконечные споры.
Феодальная эпоха была временем непрерывных войн. Вероятно, каждый барон был по различным причинам обижен на равного ему владельца соседнего лена, на своего сюзерена (или сюзеренов) и на своих вассалов. Даже самые низшие из дворян дорожили правом вести собственную «частную войну». Церковь, которой иногда помогали короли, пыталась сдерживать эти местные войны с помощью «Божьего перемирия» (прекращения боевых действий с ночи среды до утра понедельника, а также в праздники) и многих других мер.
Но решать свои проблемы мечом в бою было «благородным правом» дворян. И часто бароны-соперники действительно шли на уступку, если решали свой спор в единоборстве («судебном поединке») в присутствии судей, которые обеспечивали соблюдение правил боя, а не созывали своих вассалов, родственников и т. д. и не втягивали весь свой край в войну.
Права на охоту и ловлю рыбы, границы владений, раздел лена между братьями, требование матери-вдовы, чтобы ей выделили приданое, разногласия по поводу права сюзерена объявить лен свободным – вот лишь немногие причины, из-за которых феодалы могли обречь целую общину на нищету и несчастья. Эти феодальные войны были полной противоположностью тому, как их представляет себе большинство наших современников. В них было мало крупных сражений[36]. Слабые феодалы запирались в своих замках. Более сильный противник старался принудить своих врагов к сдаче, сжигая их беззащитные деревни, разоряя их поля, угоняя их скот, преследуя их крестьян. Боевые действия обычно ограни чивались единоборствами, налетами, засадами или мелкими стычками. Страдали от войны в основном крестьяне – беспомощная добыча обеих сторон. Со временем один из противников выдыхался, и наступал мир, хранить который противники, как положено, клялись на ларце с реликвиями святых в соседней церкви. Но война могла возобновиться в любой момент, если недовольная сторона видела новые возможности для победы. Таким образом, никакого нравственного благородства не было в этих войнах, которые иногда так прославляют как воплощение «рыцарской роман тики».
В X в. феодальная анархия была наиболее сильна. Примерно с 1000 г. положение постепенно и непрерывно улучшалось, но и намного позже во Франции, как и во всей остальной Европе, к сожалению, не было закона и порядка.
Нам нужно напрячь воображение, чтобы представить себе время, когда нормой повседневной жизни была война, а не мир и когда «взять в руки оружие» было почти таким же обыкновенным делом, как надеть плащ. Поездка на любое расстояние без собственного оружия и без надежной охраны, если была возможность ее иметь, была практически немыслимым делом почти для всех, кроме служителей церкви[37] и крестьян в лохмотьях.
Помимо этого господства вооруженного насилия, жизнь в феодальную эпоху имела много других недостатков. Практически все люди, кроме служителей церкви, были неграмотны. И знатные бароны, и простые крестьяне становились жертвами грубых суеверий. Церковь правильно поступала, придавая огромное значение предупреждениям насчет адского пламени: только звериный страх – боязнь вечно гореть в аду – удерживал многих дворян-грешников в рамках приличий. Ни в замках, ни в лачугах не было даже зачатков современной санитарии, а значит, не было и ее результата – здоровой жизни. На полу огромных залов, в которых сеньоры и их слуги пировали и напивались допьяна, лежал толстый слой тростника, который меняли всего несколько раз в год. В этот тростник бросали большинство объедков. То, что не съедали многочисленные собаки, оставалось лежать на полу до далекого дня уборки. Вероятно, даже в 1200 г. в Европе не было ни одного замка (даже замка великого короля), где современный человек не пришел бы в ужас по очень многим причинам, которые оскорбляли бы его зрение, слух и обоняние. Медицинская наука часто была просто шарлатанством[38]. Среди детей велика была доля мертворожденных, а значительная часть тех, которые родились живыми, умирали в младенчестве. Короче говоря, из-за плохой санитарии, отсутствия медицинской помощи и незнания законов здоровья доля людей, доживавших до старости (даже если не учитывать убитых на войне), была гораздо меньше, чем сейчас.
Это была эпоха, когда действительно «выживали самые приспособленные».
Первоначально средневековый замок был похож на унылую казарму, и для людей Средневековья было счастьем то, что они проводили под открытым небом столько времени, сколько было возможно. Позже замки стали более пригодны для обитания, а под конец в них появилась грубая роскошь, хотя они никогда не были по-настоящему уютными в хмурые зимние дни.
Но, на взгляд человека с современными представлениями о жизни, самым большим недостатком Средневековья были сильнейшие ограничения для ума и однообразие. Большинства интеллектуальных развлечений не существовало, идей было очень мало, кругозор людей был узок[39], круг занятий не менялся – попойки, соколиная охота, охота на медведей, турниры и война. В такой, почти мертвящей душу обстановке жил сеньор крупного феодального владения. Неужели людям с более слабым телом и более тонким умом действительно некуда было уйти из этой тоскливой застойной жизни? Нет, уйти было можно – в церковь.
С 900 до 1250 г., а возможно, и позже самые умные люди Европы обычно были служителями церкви. Она вбирала в себя ту энергию, которая сегодня питает собой не только духовенство, но также адвокатов, врачей, учителей и представителей многих других важных профессий. Церковь стала участницей системы феодального землевладения. Вероятно, примерно треть земель Западной Европы была в держании у духовных лиц, которые «оказывали за них почет» своим сюзеренам и сами принимали такой же почет от своих мирян-вассалов. Многие бароны, умирая, чувствовали угрызения совести после буйной жизни и завещали большинство своих поместий какой-нибудь епархии или аббатству «на вечную пользу своей душе». Разумеется, по законам и мнению общества право на существование имела только одна церковь – католическая.
33
Вассалом мог быть только дворянин. Это слово никогда не применяли к крестьянам и горожанам.
34
В первую очередь помогать сюзерену в вынесении судебных решений, за исполнение которых, разумеется, отвечали сюзерен и его советники.
35
Один из подобных случаев произошел в XI в. Жоффрей Анжуйский захватил в плен Тибо де Блуа, заставил Тибо отдать ему в ленное владение графство Тур, а потом «оказал почет» своему пленнику.
36
Конечно, в истории Средних веков отмечено немало настоящих сражений. Но их явно очень мало в сравнении с общим объемом происходивших тогда боевых действий. Когда же сражения происходили, они обычно велись очень безыскусно. Большие отряды воинов устремлялись один на другой, каждый из нападающих выбирал себе противника, и та сторона, чьи бойцы побеждали в большинстве единоборств, выигрывала бой. Среди средневековых полководцев почти не было великих стратегов.
37
Монахи и священники часто подвергались нападениям: их грабили разбойники и бароны, не боявшиеся громовых проклятий церкви. Кажется, что средний мелкопоместный дворянин того времени постоянно ходил в этом отношении по краю и мысленно клал на одну чашу весов выгоды, которые получит сейчас, ограбив богатого священника, а на другую – вероятность того, что оскорбленные силы небесные позже отомстят ему за это. Иногда верх брала алчность, а иногда набожность.
38
Лучшее, что было в медицинской науке Средних веков, часто было заимствовано у магометан, главным образом у испанских мавров. Иногда с помощью здравого смысла и примитивных знаний, приобретенных благодаря опыту, средневековый врач мог действительно вылечить больного, но средний врач часто был остававшимся без наказания убийцей. Мы можем заметить, что смертность среди маленьких детей была ужасающей даже в королевских семьях, где младенцы получали самый лучший уход.
39
Разумеется, важной причиной узости кругозора было отсутствие удобных путей сообщения. Дороги часто были просто тропами или колеями, вместо мостов были опасные броды, достойных гостиниц не существовало, везде были разбойники. Торговцы были вынуждены везти практически все товары на вьючных лошадях, а не на телегах. В таких условиях обмен идеями мог происходить лишь медленно – так же медленно, как обмен иностранными товарами.