Страница 3 из 10
Тая снова вскочила и начала рыться в шкафу. Она точно помнила, что засунула куда-то коробок длинных спичек для камина. Как-то прогуливаясь в Измайлове по рядам с антикварными вещицами, увидела прелестную безделицу – колпачок для гашения свечей. Ей понравилась фигурка кошечки, искусно отлитая и прикрепленная на ручку. Животное словно потягивалось, изящно выгибая спинку и лапами придерживая основание колпачка. Продавец уверял ее, что это «восемнадцатый век, Франция, позолоченная латунь» и запросил баснословную сумму. Но Тая умела торговаться с мужчинами. Она моментально принимала вид обиженного ангелочка и хлопала ресницами. И это, как правило, срабатывало. И в этот раз продавец тут же снизил цену вполовину, да еще и сделал подарок – коробок каминных спичек.
– Ага, вот! – обрадованно пробормотала девушка, вытаскивая пакетик.
Она решительно двинулась в коридор и вынула из мешка купленное накануне пальто. Засунув в карман спички, положила его на пуфик. Затем переоделась в остальные вещи из секонд-хенда. Повертевшись перед зеркалом, поморщилась и тяжко вздохнула.
«Ну и вид! – размышляла Тая. – Неужели я смогу выйти на улицу в этом рванье? И что я скажу консьержке!»
Она еще раз критически осмотрела себя. Контраст показался ей кричащим: тонкое белое лицо с чистой нежной кожей и ясными глазами и потрепанная невзрачная одежда явно с чужого плеча.
Тая вынула из сумочки косметичку, но замерла, задумавшись. Затем тряхнула волосами и отправилась в спальню. Достав коробочку театрального грима, «испачкала» лицо грязными разводами, а пушистые прядки густо намазала гелем, и они повисли тусклыми склеенными паклями вдоль щек.
– Ну я и уродина! – сказала она, глядя на себя. – Даже настроение изменилось от такой внешности. А ведь Влад прав, только так и можно вжиться в образ! Вон, в глазах тоска появилась. Э-эх, «было бы болото, а черти найдутся».
Тая вышла в коридор и надела пальто. Она подняла воротник и снова остановилась. В большом зеркале девушка видела нелепо одетое существо с грязными растрепанными волосами. Ее передернуло от отвращения, к тому же пальто пахло отчего-то псиной. Тая взяла флакончик духов марки Кензо и брызнула на волосы, затем вынула из шкафа ярко-красный шарф с вышитыми по краям белыми птичками и намотала его на шею. Это был подарок Берты на день рождения, который она так ни разу и не надела. И сейчас решила, что и нищенка имеет право хоть как-то себя украсить.
Тая беспрепятственно вышла на улицу. На ее счастье, консьержки на месте не оказалось. Девушка решительно двинулась в угол двора к помойным бакам. Но когда увидела возле них дворника, изучающего брошенный кем-то детский велосипед с погнутой рамой, то резко развернулась и пошла прочь, даже не приблизившись.
«Не буду же я на глазах нашего дворника отираться у мусорки, – оправдывала себя Тая, выходя со двора. – Он же расспрашивать начнет. Ему до всего дело есть. А вдруг узнает меня? Ну уж нет!»
Она завернула за угол и оказалась на улице Большая Ордынка. Тая испуганно смотрела на прохожих, но было уже темно, к тому же пошел снег, и создавалось ощущение, что до девушки в мужском громоздком пальто никому не было дела. Она накинула шарф на голову, засунула руки в карманы и побрела «куда глаза глядят». Снегопад утихал, хлопья падали реже, но стали будто крупнее. Тая поймала на ладонь пушистый, но хрупкий комочек слепленных снежинок, лизнула его и невольно начала улыбаться своему поведению. Она неожиданно расслабилась, «нищенский прикид» уже не вызывал такого дискомфорта, и девушка решила максимально вжиться в образ и ощутить себя «внутри сюжета».
Тая остановилась возле празднично украшенной витрины «Интерьерной лавки». Она с восхищением смотрела на созданную дизайнером картину: кофейный столик на изогнутых ножках, с красиво расположенным на нем позолоченным сервизом, красными салфетками и красными же витыми свечами, пушистая елочка, убранная игрушками и гирляндами в одной гамме – золотисто-белой, горка подарочных коробочек под ней, перевязанных нарядными лентами, рассыпанные по полу серебристые снежинки. Матово-молочный ночник в виде большого шара стоял в углу и излучал мягкий неверный свет, придавая интерьеру уют и таинственность.
– Ты чего тут забыла? Пошла вон! – раздался резкий недовольный голос, и Тая вздрогнула, вырванная из сказочного мира новогодней фантазии.
– Что вы себе позволяете? – обидчиво ответила она и отпрянула от витрины, глядя на плотную фигуру охранника, вышедшего из дверей лавки.
– Чего, чего? – зло спросил он, двигаясь к девушке. – И кто это тут вякает?
– Что вы себе позволяете? – растерянно повторила Тая и отступила на шаг.
Но охранник отвечать не стал. Он подскочил к девушке, приподнял ее за воротник и оттащил от витрины. Затем толкнул что есть силы в спину. Тая так испугалась, что сопротивляться не стала, и бросилась прочь.
– Вали отсюда, оборванка! – раздалось ей вслед. – И больше тут не появляйся! Нечего богатых господ отпугивать. Ишь, моду взяли отираться возле приличных магазинов, да попрошайничать. А мне потом выговор…
Тая уже бежала, от стыда пылали щеки, слова охранника жгли и вызывали слезы. Она перелетела дорогу на красный свет, услышала «пару ласковых» от водителей и расплакалась. Забившись за ближайшую палатку – а Тая находилась возле метро «Третьяковская» и оказалась на площадке рождественской ярмарки, – она сжалась и всхлипывала, опустив голову. Девушке казалось, что каким-то неведомым образом она из своего привычного комфортного и безопасного мира попала в чуждую ей и жестокую реальность со злыми людьми и темным неприветливым городом. Она стояла, уткнувшись горячим лбом в холодную стену палатки-домика, и пыталась успокоиться.
«Сейчас вернусь домой, сниму все это тряпье, выброшу его, потом встану под горячий душ, – думала Тая. – На сегодня с меня экспериментов хватит! Я уже очень сильно прониклась образом бедной гонимой девочки!»
Она вытерла слезы, невольно размазав грим.
– Кто это тут ревет? – услышала Тая приглушенный голос и отодвинулась от стенки домика.
Дверца приоткрылась, кто-то посмотрел на девушку в щель. Тая захотела уйти, чтобы не нарываться снова на неприятности.
– На-ка, милая, угостись! – раздался бодрый голос, и дверца распахнулась.
Продавщица рождественских безделушек, полная, краснолицая, в уборе Снегурочки, казавшемся нелепым обрамлением ее пожилого щекастого лица, вышла из домика и протянула девушке большой расписной пряник и пластиковый стаканчик с дымящимся чаем.
– Нет, что вы! – растерянно пробормотала Тая.
– Бери, девонька, – участливо ответила женщина. – Сладенькое всегда настроение поднимает. А то плачешь у меня тут, я же слышу. Обидели тебя эти сволочи! Ох, и злые они! Уж мы-то знаем!
– Кто? – с недоумением спросила девушка и взяла угощение.
– Ты ж у церкви работаешь? – уточнила продавщица и махнула рукой в сторону возвышающегося на противоположной стороне улицы храма Всех Скорбящих Радость. – А там попрошайки ох и лютые, своего не упустят, готовы на все ради наживы. Мы уж тут сколько раз видели, как они дерутся. И не просто тумаки раздают, а до крови.
Тая со странным любопытством посмотрела на противоположную сторону Большой Ордынки. И правда, неподалеку от входа в церковную лавку примостились какие-то оборванцы. Они кланялись всем прохожим, идущим мимо, крестились и протягивали сложенные чашечками руки.
– Чего не поделили-то? – поинтересовалась продавщица, изучая лицо Таи. – А ты совсем молоденькая! – добавила она. – И свеженькая, хоть и чумазая. Неужели сиротка? И нет никого у тебя?
– Мама давно умерла, – зачем-то сообщила Тая, и непрошеные слезы снова набежали и защипали глаза.
«Что это со мной? – изумилась девушка, стараясь избавиться от жалости к самой себе. – Видно, я на самом деле талант, как все твердит Берта. Надо же так в образ войти! Я реально ощущаю себя круглой сиротой, всеми покинутой и обиженной на весь свет».
– Так есть же всякие там органы опеки, – сочувствующим тоном сказала продавщица. – Тебе лет-то… пятнадцать, не больше? Самый сложный возраст для девушки. Тем более такой хрупкой и хорошенькой.