Страница 116 из 157
Предвзятое отношение к Богданову сохранилось, к сожалению, и до наших дней. В 1998 году в книге «Питерские прокураторы» (переизданной практически без изменений в 2009 году [Л.5]) автор пишет, например, что после грузина Гоглидзе в Ленинграде «побывал не один русский руководитель чекистов, но непременно с подмоченной репутацией. К ним можно отнести начальников НКВД ЛО П.Т. Куприна и Н.К. Богданова. Используя ошибки и слабости этих людей, Берия превращал их в преданных покорных слуг» [Л.4, Л.5]. Делая такие «сильные» выводы, Бережков в то же время признаётся, что с Богдановым (так же как и с его предшественниками Горлинским и Ермолаевым) он «лично не был знаком». Кроме того, в отношении всех трёх начальников добавляет: «Я нисколько не сожалею, что лично не знаю Горлинского, Ермолаева, Богданова, вместе с тем в настоящее время пытаюсь мучительно вспомнить что-нибудь о них, хотя бы дать внешнее описание, и прихожу к выводу о бесполезности такой затеи» [Л.4, Л.5].
В то же время, как следует из книги Бережкова, обстановка в Ленинградском облуправлении ещё до Богданова была не слишком дружелюбная и доверительная. В связи с этим новому начальнику пришлось принимать то, что имелось в наличии, а уж потом стараться по ходу дела создавать нормальную рабочую атмосферу. Вот чем отличался Питер: «Ни один из них при вступлении в должность не представлялся личному составу (это упрёк министерству и обкому. — Ю.Б.), рядовые сотрудники даже не могли их встретить случайно, так как у высокого начальства был отдельный вход, которым нам пользоваться было запрещено. (Когда отец вместе с нами подъезжал на машине к Большому дому, то он входил в здание через парадный вход с Литейного проспекта. Я и по своей военной службе знаю, что главный вход — для начальства и именитых гостей. Ничего тут особенного нет. — Ю.Б.) Начальники управления и их заместители питались отдельно, в особом кабинете (приходилось так делать, потому что уж очень у нас любят в рот начальству смотреть, даже когда оно жуёт. — Ю.Б.)».
Но всё это мелочи, сложнее было другое. Формальное объединение ведомств внутренних дел и госбезопасности никак не отразилось на взаимоотношениях оперативного состава милиции и контрразведки. «Они трудились, будто ничего не произошло, и размещались, как и прежде, порознь: милиция — на Дворцовой площади, контрразведка — на Литейном проспекте». И приходилось Богданову распределять свои усилия в соответствии с этими двумя адресами. «Между тем на Литейном, 4 царила безмятежность, работали там спустя рукава — ситуация в стране не способствовала рвению» [Л.4]. Можно легко представить себе, что и на Дворцовой площади обстановка создалась не лучше. Помню, отец много раз говорил, что дисциплина в Ленинграде по сравнению с Москвой была гораздо слабее. Обладая значительным опытом работы в органах госбезопасности и внутренних дел, Богданов надеялся создать единый работоспособный коллектив, основа для которого имелась.
На весенние каникулы 1953 года мама, брат и я поехали в Ленинград, чтобы встретиться с отцом, посмотреть, как он устроился, повидаться с родственниками и полюбоваться на красоты северной столицы, которую мы покинули ровно 12 лет назад.
Папа встретил нас на Московском вокзале и на своём персональном ЗИС-110 доставил в гостиницу «Европейская». В этом отеле, за неимением квартиры, начальнику УМВД Богданову предоставили однокомнатный номер на втором этаже. К нашему приезду папа забронировал для брата и меня ещё один такой же номер рядом со своим. Так шикарно мы никогда не жили! Если в Москве всякого высокого начальства имелось пруд пруди, и какой-то там замминистра был особо и не виден, то здесь начальник объединённого УМВД, безусловно, входил уже в десятку сильнейших.
После завтрака мы решили посмотреть город, а потом встретиться с родными. Погода стояла прекрасная, солнечная, и всё великолепие ленинградской архитектуры производило неизгладимое впечатление. На папиной машине объехали весь центр, чтобы составить себе общее впечатление о городе. Сразу чувствовалось, что мы ехали не на каком-нибудь штатном авто: при нашем приближении на светофорах сразу загорался зелёный свет, а милиционеры отдавали честь. Если в Москве главным признаком правительственной машины являлись дудки перед радиатором, то в Ленинграде начальственный признак заключался в двух первых восьмёрках государственного знака. Папин ЗИС имел номер 88–56.
Потом мы посетили всех наших родственников. Но весенние каникулы в те годы были короткими, всего несколько дней, и нам следовало возвращаться в Москву, чтобы не пропустить школу. Перед отъездом папа сказал, что форсировать вопрос с квартирой в Ленинграде не будет, чтобы нас не выставили из московской квартиры и тем самым не сорвали бы Вове окончание учёбы. Но потихоньку собираться, упаковывать вещи надо.
Ещё раз за это время мы приехали в Ленинград на три дня на майские праздники. Правда, папа болел, ужасно себя чувствовал и по большей части лежал в постели. Отец хотел сводить нас на торжественное собрание, чтобы показать всем свою семью, что она здесь, вместе с ним в Ленинграде. Однако к вечеру у него поднялась температура, и он сам отказался от посещения этого официального мероприятия. Несмотря на нездоровье, ранним первомайским утром отец уехал проверять, как организована работа органов МВД и милиции на параде и демонстрации. Потом за нами пришла машина, и мы поехали на Дворцовую площадь, чтобы посмотреть прохождение войск и праздничное шествие трудящихся. Но главная красота и гордость ленинградцев находилась на Неве, где вдоль фарватера между мостами выстроились боевые корабли, расцвеченные флагами, а вечером — огнями. Праздничный фейерверк, который мы смотрели с набережной, также не по-московски весело отражался в зеркале величавой реки.
Включившись в повседневную деятельность, Богданов вместе с кадровиками разработал штат и новую структуру управления, которые утвердили приказом МВД СССР от 6 июня 1953 года. Общая численность сотрудников (без милиции) составила 2850 человек [А.8]. Работа по воспитанию кадров не делается враз — это длительный и кропотливый труд, но Богданов рассчитывал достигнуть успеха на этом пути так же, как подобное ему удавалось в тех коллективах, которыми он руководил ранее.
Серьёзным испытанием для объединённого управления и его начальника явилось восстановление общественного порядка после проведенной амнистии. Хлынувший из тюрем, лагерей и колоний поток обездоленных и обозлённых людей совершал на своём пути массу криминальных действий. Особенно это было заметно на фоне относительно низкого уровня преступности, характерного для советской власти. Эффект усиливали быстро распространявшиеся слухи и небылицы о несовершённых преступлениях, рассказывавшиеся иногда с большими подробностями. В МВД, прокуратуру, партийные и советские органы посыпалась масса заявлений, а также подписанных и анонимных писем о случаях бандитизма, воровства и других уголовных про-явлений. Местные жители стали опасаться выходить на улицу в позднее время.
Обеспокоенный таким оборотом дела инициатор амнистии (все остальные правители оказались ни при чём) министр внутренних дел Берия отдал распоряжение всем местным органам МВД принять необходимые меры и о результатах доложить в Центр.
Из Ленинградского УВД в Москву каждые 5 дней стали направляться соответствующие отчёты, которые свидетельствовали об увеличении правонарушений, причём не только со стороны амнистированных, но и за счёт активизировавшихся местных уголовников.
В связи со сложившейся обстановкой приехавшим в Ленинград замминистра Серовым и начальником облуправления Богдановым на 13 и 14 июня была санкционирована операция по выявлению и изъятию уголовного элемента. Каждый район проводил зачистку своими силами, главным образом там, где могли ночью укрываться уголовники: отстойные линии трамвайных и железнодорожных вагонов, склад контейнеров в Невском районе, неосвещённые зелёные массивы Лесотехнической академии и парка им. Челюскинцев, кладбища и другие известные милиции места. Налёты сделали также на притоны (малину), которые были выявлены в результате работы с агентурой. Проверке подвергались и общежития, где часто обнаруживались лица без прописки.