Страница 105 из 157
Для проверки заявления Рюмина была создана комиссия в составе Маленкова (председатель), Берии (оба заинтересованы в правильном рассмотрении «ленинградского дела»), Шкирятова и Игнатова. В порядке проведения проверки был допрошен ряд сотрудников органов госбезопасности, в том числе заместители министра С.И. Огольцов и Е.П. Питовранов. Комиссия установила со стороны врачей наличие террористических намерений при лечении видных советских деятелей А.С. Щербакова, В.В. Куйбышева и А.М. Горького. По мнению комиссии, Абакумов проявил в данном вопросе, по крайней мере, преступную халатность. Кроме того, министру в вину поставили ещё ряд прежних дел. Только после этого (когда обвинений уже хватало и деваться было некуда) усиленно начала разрабатываться версия о причастности обвиняемого к «ленинградскому делу». В целом деятельность Абакумова оценивалась как «совершение преступления против партии и государства». Существенную роль в разработке этих обвинений сыграл такой беспринципный руководитель, как Рюмин, который тут же был назначен замминистра госбезопасности, ему предоставили самые широкие полномочия в деле дальнейшего поиска особо опасных врагов.Запутанный вопрос о врачах-вредите-ляхпостепенно был связан с разработкой по террористамв МГБ, а затем сюда же были притянуты «ленинградское дело» и материал о Еврейском антифашистском комитете. Но на рассмотрение суда или Особого совещания при МГБ СССР дело Абакумова пока не выносилось.
Министром госбезопасности СССР 9 августа 1951 года назначили чисто партийного аппаратчика С.Д. Игнатьева, являвшегося заведующим Отделом партийных и комсомольских органов. В МГБ он был послан ранее в качестве представителя ЦК ВКП(б).
В это же время на должность начальника Управления МГБ Ленинградской области из Владивостока приехал генерал-лейтенант береговой службы Н.Д. Ермолаев.
Отметим, что в тот же период произошло возвращение к известностидвух знаменитых военных. 20 июля 1951 года в должности министра ВМФ восстановили адмирала Н.Г. Кузнецова, всего три года назад, по настоянию тогдашнего министра вооружённых сил Н.А. Булганина, осуждённого Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в измене. Приведём кратко весьма показательное воспоминание Кузнецова о своей реабилитации: «В маленьком зале Кремля было собрано Политбюро под руководством Сталина». На этом совещании моряковСталин сидел в стороне, а председательствовал Маленков. Всем командующим флотами предложили высказаться о делах ВМФ. «Сталин не проронил ни слова, что-то писал на бумаге». Только произнёс в конце, что Юмашев(министр ВМФ) пьёт, и предложил подумать о замене. На следующий день заседание продолжилось, и Маленков сообщил, что после обмена мнениями на Политбюро решили вернуть Кузнецова.Отсюда можно сделать вывод, что для окружающих создавалось впечатление, будто Сталин всем руководил. Однако известно, что Иосиф Виссарионович всегда принимал самое заинтересованное и активное участие в подобных совещаниях [Л.47]. А вот теперь только при сём присутствовали не вмешивался в ход дискуссии, но высказывал собственное мнение.
В плане реабилитации маршала Г.К. Жукова включили наравне с Молотовым в состав правительственной делегации, направившейся на празднование Дня возрождения Польши. Затем в газете «Правда» был опубликован полный текст выступления полководца в Варшаве.
Кадровые перестановки постоянно продолжались, отражая скрытую борьбу за лидерство в триумвирате и показывая слишком несхожие взгляды его членов на проводившийся политический курс.
В международных делах надо было срочно разрешать корейский военный конфликт. 23 июня 1951 года представитель СССР в ООН Я.А. Малик выступил с предложением о незамедлительном начале переговоров о прекращении войны в Корее. После получения согласия на перемирие воевавших сторон 10 июля 1951 года такие переговоры начались. Это дало возможность смягчить взаимоотношения государств и потому позволило созвать в Москве международное экономическое совещание, к участию в котором приглашалось максимально возможное число стран, помимо входивших в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ). Цель этого совещания состояла в том, чтобы содействовать прорыву торговой блокады и той системы мероприятий по экономической дискриминации в отношении СССР, стран народной демократии и Китая, которая проводилась правительством США со всё большим нажимом. Иными словами, решено было деполитизировать международные экономические отношения, что способствовало бы выходу из изоляции в области торговли и обретению новых рынков сбыта советских продукции и сырья за пределами Восточного блока.
Однако достигнуть примирения с Западом не удалось. 8 сентября 1951 года США, Великобританией и Францией вместе с их союзниками, при демонстративном игнорировании интересов и прав СССР и Китая, был подписан сепаратный мирный договор с Японией. Естественно, что такое действие западных демократий было воспринято в Москве как открытый вызов. В связи с этим, выступая 6 ноября 1951 года на традиционном торжественном собрании советской общественности, посвящённом очередной годовщине Октябрьской революции, Берия выдержал свой доклад в достаточно резком и воинственном духе. «Соединённые Штаты Америки, — заявил он, — открыто поддерживают два очага войны: на Западе, в зоне Германии, и на Востоке, в зоне Японии». Представители США сводили на нет все предложения СССР и других миролюбивых государств о прекращении американской агрессии в Корее, «а теперь всячески затягивают начавшиеся переговоры. Империалистам нужны не соглашения, которые могут подорвать их агрессивные планы, сделают ненужной гонку вооружений, дающую им миллиардные сверхприбыли, а война». Обратив внимание на то, что мирный характер политики СССР совсем не говорит о неуверенности его в своих силах и что советские люди не раз показывали миру, как они умеют защищать свою Родину, докладчик сказал, что последствий мировой войны должны бояться, прежде всего, капиталисты Америки и других буржуазных стран. «Ибо новая война поставит перед нашими народами вопрос о вредоносности капиталистического строя, который не может жить без войны, и о необходимости заменить этот строй другим, социалистическим строем». И в заключение международной части доклада главный организатор создания советского атомного оружия предрёк: «Если заправилы империалистического лагеря всё же рискнут развязать войну, то не может быть сомнения, что она завершится крахом самого империализма».
Чтобы поколебать слишком уж твёрдую уверенность Берии в своих силах и сгладить его стремление утвердить во внешней политике СССР провозглашённый им в докладе жёсткий курс, сторонникам более мягких международных отношений пришлось нанести удар по престижу своего соратника. Вполне очевидно, что по инициативе Маленкова было организовано «мингрельское дело», поначалу в большей степени уголовное, но затем переросшее в политическое, кадровое. В постановлении Политбюро от 9 ноября 1951 года отмечалось, что в Грузии развито взяточничество, которое, несмотря на предпринимавшиеся меры борьбы, не убывает. Причём внутри аппарата ЦК и правительства республики «имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами». Были названы фамилии ряда руководящих работников, происходивших из Мингрельской области Грузии, а потому покрывавших преступников-мингрельцев. Более того, эта националистическая группа ставила целью «захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии и выдвинуть на них мингрельцев». При этом они руководствовались не деловыми интересами, «а исключительно соображениями принадлежности к мингрельцам».
Для Берии, мингрельца по национальности, несомненно, сохранившего связи со своей малой родиной, это инспирированное дело намекало на имевшиеся и у него аналогичные устремления. В постановлении указывалось, что если «антипартийный принцип мингрельского шефства» не получит должного отпора, то это приведёт к весьма печальным последствиям. Объявленные в след за тем достаточно суровые оргвыводы значительно сократили число земляков Берии в руководящих органах Грузии.