Страница 16 из 92
Итак, всё, что Бог посылает нам или попускает других сделать для нас приятное или противное, сладкое или горькое, равно вменяю, и всё как от руки милосердного Отца охотно приемлю, и одного только того желаю, чего желает Бог и что Ему угодно попустить других сделать мне. Таким образом всё для меня происходит и делается по Божиему и вместе с тем моему собственному желанию. Весьма достоин сожаления тот, кто считает так называемое мирское счастье за что-либо важное и существенное, и действительно тот несчастен, кто ищет в мирском каком-либо благе себе полного удовлетворения: истинное и незыблемое удовольствие и блаженство в настоящей жизни получает только тот, кто искренне и, несомненно отдал себя в волю Божию и проводит здешнюю жизнь свою по воле Божией, ни в чём ей не противореча. Ибо воля Господня есть полнота совершенства и доброты, она никогда не изменяется, и вне её нет другой воли, более лучшей, более праведнейшей, она произносит праведный суд обо всех, а о ней никто не может изречь праведного приговора, обличающего её в противоречии. Я прилагаю всевозможное усердие, всей моей мыслью стремлюсь к тому, чтобы всегда желать и хотеть того же, чего хочет Бог от разумного существа вообще и в частности от меня убогого. А потому я никогда не был неблагополучным, ибо всю мою собственную волю всецело отдал в руки Божии, так что сердечное моё хотение или нехотение есть то же самое, что и Божие обо мне хотение, или Его промышление обо мне, и я благодарю Бога во всяком положении моём за получаемую мной от Него милость, хотя бы она вообще казалась и горькою». «Разумно ли ты говоришь всё это? – возразил ему вопрошающий. – Но, прошу тебя, скажи мне: если бы Бог изволил низринуть тебя во ад, те же ли самые мысли владели тобой, какие сейчас мне высказал?» Нищий духом вдруг воскликнул: «Меня ли Он низринет в преисподнюю? Да будет тебе известно, что у меня есть две дивно крепкие руки, ими бы я уцепился за Бога: одна рука – глубочайшее смирение через принесение самого себя в жертву Богу; другая – нелицемерная любовь к Богу, разливающаяся от сего глубочайшего центра на всех ближних наших через наши благотворные для них действия. Означенными обеими руками крепко ухватился бы я за Бога, и куда бы ни послал Он меня, повлёк бы я и Его с собой вместе, и поистине мне было бы благоприятнее быть с Богом вне неба, чем без Бога в небе». Ответ этот крайне удивил мудрого вопрошателя, он внутренне сознавал, что открытая ему старцем дорога ведёт каждого прямо к Богу без всякого заблуждения, и это действительно превосходнейший путь из всех путей, ведущих к Богу. Захотелось опять мудрому вопрошателю убедиться в высоком разуме, скрывающемся под грубой оболочкой старческого тела. «Откуда ты пришёл сюда?» – спрашивает мудрый старца.
– «Я пришёл от Бога».
– «А где ты нашёл Бога?»
– «Там, где оставил я все созданные предметы».
– «Где ж ты оставил Бога?»
– «Оставил я Бога в чистых сердцах и доброй воле».
После этого мудрый спрашивает старца: «Кто же ты, старче, и к какому сословию принадлежишь?» Нищий немедленно дал следующий ответ: «Кто бы я ни был, я доволен своим уделом и не променяю его на богатства всех царей. Царём может быть назван каждый человек, умеющий благоразумно и мудро управлять и владеть собою». «Царь ли ты, – спрашивает мудрый нищего, – и где твоё царство?» «Там, – отвечает нищий, указывая перстом на небо, – царь есть тот, для кого царство написано в книге судеб особыми отличительными чертами». Желая положить конец вопросам, мудрый спрашивает нищего: «У кого ты, старче, научился тому, что мне изложил теперь в своих ответах, кто вложил тебе это в ум?» «Открою тебе поистине и это, господин! Я все дни провожу в молчании, в молитвах или добрых и благочестивых размышлениях, а более всего постоянно содержу в уме и памяти тщание о том, как бы мне крепче и теснее войти в единение с Богом через безграничную покорность Его святейшей воле. Такое посвящение себя всецело Богу может научить усердного человека многому истинному, доброму, святому, как в знании, так и в жизни».
О многом хотел ещё спросить мудрый у нищего духом, но, имея твёрдую надежду найти для этого другое благоприятное время, простился с ним: «Будь здоров, старче!» И ушёл от него, внутренне размышляя: «Вот нашёл я истинного учителя правого пути к Богу».
Прекрасно об этом же выразился блаженный Августин: «Являются некнижные и предупреждают нас в Царствии Небесном; мы же со своей мудростью о нём не усердно печёмся, а толкаемся бедственно здесь, в сей жизни, погрязая в сквернах плоти и крови»[44]. Об этом же самом противостоянии духовного смиренномудрия с мирской мудростью Иисус Христос говорит в Своей благодарственной молитве к Богу Отцу: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам (то есть чистым в сердце): ей, Отче! ибо таково было Твоё благоволение (Мф 11:25–26). Действительно, под худым рубищем часто скрывается высокая мудрость. И кто бы мог предполагать и поверить, что в столь простом, незнатном человеке заключается такое высокое познание о Божественном Существе. Кто бы мог поверить, что в бескнижной простоте можно найти такую высокую мысль, как представление убогого старца о двух руках несокрушимой силы, то есть о всецелом приношении себя Богу и всецелой своей любви к Нему, выражаемой исполнением Его заповедей: этими руками действительно попускает Бог связывать Себя человеку, от других же прикосновений к Себе Он устраняется.
Глава II. Какая человеческая воля преимущественно достойна соединения с Божией волей
По вступлении на престол персидского царя Артаксеркса им было сделано распоряжение собрать со всех сторон царства лучших и знатнейших девиц в знаменитый город Сузу для нахождения их при дворе в царской свите. На подготовку к достойному царской особы представлению назначен был им годичный срок для украшений телесных и для усвоения добрых душевных свойств и поведения, подобающих лицам, удостаиваемым такой высокой чести (см.: Есф 2:2–12). Если требуется столько времени для приобретения различных нарядов и усвоения качеств душевных, чтобы сделаться достойными пребывания при дворе царя земного, то с каким постоянством должны мы обращать ежеминутно своё внимание на собственную нашу волю – дикую, эгоистическую, лишённую истинного душевного благородства и добродетельной красоты? Преобразовать её, отсекая от неё черты дикого безобразия, бессловесных животных инстинктов, самодовольства и эгоизма, и таким образом приготовить её быть достойной величайшей чести служить вечному Царю Небесному и здесь, на земле. Жить непорочно по вере и любви евангельской, припадая пред Ним, нашим Спасителем, в искренней молитве с сознанием своего недостоинства и с твёрдым намерением исправить себя. Очищать совесть принятием Святых Таин Тела и Крови Христовых после твёрдого обещания не идти впредь по тернистому пути греха; и там, в загробной жизни, когда Он неожиданно, днём или ночью потребует нас на праведный суд Свой для решения последней вечной нашей участи.
Желая обстоятельнее и подробнее объяснить упомянутое выше приготовление нашей воли для достойного единения с Божественной волей, укажем путь, открытый нам Словом Божиим, и те условия, которым обязана подчиниться человеческая воля для обновления в душе своей первого образа и подобия Божия, избегая при этом дерзости постигнуть вполне ограниченным нашим умом глубочайшие тайны беспредельного ума и Премудрости Божией. Законность и правда означенных условий (то есть заповедей или повелений Божиих) открывается не только из их Божественного начала, но объясняется и общей, врождённой, земной справедливостью. Так господин или хозяин, принимая к себе в дом нового служителя или служанку, вначале договаривается с ними, предлагая свои условия: «Я хочу, чтобы ты, живя в моём доме, не выдумывал бы нелепых басней, не произносил бы слов, оскорбительных для Бога, и для всего того, что признаётся Церковью святым и священным, не любил бы противоречить истине, не пьянствовал бы и не бездельничал, а напротив, старался бы быть верным, усердным, послушным и заботливым в исполнении порученных тебе дел или занятий». Каждый хозяин имеет право предлагать своей прислуге такие условия и требовать исполнения их под страхом удаления нерадивых из своего дома. Неужели же Всемогущий, Праведный и Премудрый Бог, вступая в завет единения с волей людей, не волен предлагать им Свои условия для такого единения?