Завтрак на руинах

Но вот, среди обломков баррикады, из дыма, возникают версальцы в своих красивых, темно-синих с красным, мундирах. В глазах у них отражается пламя пожара. Карлу они кажутся куда более страшными, чем национальные гвардейцы. Вслед за ними из дыма вылетает офицер на черном коне. Он что-то кричит. У него такой же пронзительный голос, как и у той женщины, что бросила бутылку. Всадник потрясает саблей. Мать Карла делает шаг к солдатам, а затем останавливается. Поворачивается, а затем бежит в противоположном направлении. Карл бежит с ней.

Раздалось несколько выстрелов. Карл заметил, что пули ударяют в стены домов. Он тотчас же понял, что стреляют в него и его мать. От возбуждения он оскалился.

Они перебежали на другой тротуар и начали пробираться сквозь нагромождения обломков мебели — то, что осталось от баррикады — пытаясь войти в разрушенное здание. По всему было видно, что здание разрушено не сегодня. Наверное, оно пало жертвой осады, когда пруссаки брали Париж. Мать с Карлом укрылись за полуобвалившейся стеной, пока мимо пробегали солдаты. Когда солдаты исчезли, мать села на обломок рухнувшей каменной лестницы и начала плакать. Карл гладил ее по волосам, желая разделить с ней ее горе.

— Тфой отьец не имель прафа остафлять нас, — проговорила она.

— Мужчины должны сражаться, мама, — говорит Карл. Эти самые слова сказала ему мать, когда отец вступил в гвардию. — Он сражался за Францию.

— Не за Францию, а за красных, за безумцев, которые устроили фесь этот ад!

Карл ничего не понял.

Вскоре мать задремала, сидя среди руин. Карл свернулся рядом с ней и тоже уснул.

Когда они проснулись, солнце стояло уже высоко. Дыма стало еще больше. Дымом тянуло отовсюду. Дома со всех сторон горели. Мать Карла с трудом встала. Не глядя на Карла, не говоря ему ни слова, она схватила его за руку. Сила хватки была такова, что вынуждала Карла морщиться от боли. Шаркая башмаками по камням, волоча за собой рваные грязные юбки, мать поволокла Карла на улицу. Возле дома стояла молодая девушка с мрачным лицом.

— Добрый день, — сказала она.

— Они фсе еще срашаются?

Похоже, девица еле-еле разобрала акцент матери, до того он стал сильным. Она нахмурилась.

— Они… фсе… еще… срашаются? — переспросила мать Карла, говоря как-то странно медленно.

— Да, — девица пожала плечами. — Они убивают всех. Каждого.

— А там? — мать Карла указала в сторону Сены. — Там?

— Да. И там тоже. Везде. Но там больше всего. — Девица указала куда-то в сторону Монпарнаса. — А вы что, бомбистка?

— Та нет, конешно, о майн готт! — Мадам Глогауэр гневно сверкнула глазами на девицу. — А вы?

— А мне не дали, — с сожалением сказала девица. — Нефти не хватило.

Мать Карла потащила его назад тем же путем, каким они сюда пришли. Некоторые пожары уже потухли. Похоже, они причинили зданиям мало вреда. Нефти не хватило, думал Карл.

Прижав рукав ко рту, мать Карла прокладывала путь через завалы трупов и обломки баррикад. Несколько бродивших здесь мужчин и женщин, которые, по всей видимости, искали погибших друзей или родственников, не обратили на Карла и его мать никакого внимания.

Карлу казалось, что в мире теперь куда больше мертвых, нежели живых.

Они вышли на бульвар Сен-Жермен, направляясь в сторону набережной д’Орсе. На противоположном берегу реки дюжина зданий пылала, подобно гигантским кострам. Черный дым заволакивал ясное майское небо.

— Я очень пить хочу, мама, — простонал Карл. Дым и пыль наполняли его рот. Мать не обратила на его слова никакого внимания.

Им встречались покинутые баррикады, усеянные трупами. Теперь на них хозяйничали победители и зеваки. Неподалеку виднелись группки версальцев. Солдаты стояли, опираясь на винтовки, покуривали, поглядывали на пожары и перекидывались словечком-другим с горожанами, которые торопились выказать свою ненависть к коммунарам. Карл увидел группу пленников. Руки их были связаны веревкой, и они сидели с несчастным видом кружком под охраной солдат. Стоило где-нибудь показаться коммунару, как его тут же встречала пуля или удар штыка. Красных флагов больше нигде не было видно. Где-то вдалеке гремела канонада и треск винтовочных выстрелов.

— Ну, наконец-то.

Мадам Глогауэр пошла к солдатам.

— Мы скоро фернемся в наш дом, Карл! Если только они не сошгли наш дом.

Карл заметил пустую бутылку из-под белого вина, валяющуюся в сточной канаве. Бутылку можно было бы наполнить водой из реки. Карл успел подхватить ее, несмотря на то, что мать тащила его за собой.

— Мама, мы могли бы…

Она остановилась.

— Што это у тебя? Прось сейчас ше эту грязь!

— Мы могли бы наполнить ее водой.

— Скоро мы напьемся втофоль. И поетим.

Она отняла у Карла бутылку.

— Если мы не путем сохранять респектабельность, Карл…

Она обернулась на выкрик. Группа граждан указывала на нее пальцами. Солдаты сорвались с места и бежали, тяжело бухая сапогами. Карл услышал слово «бомбистка», повторенное несколько раз. Мадам Глогауэр покачала головой и отбросила бутылку.

— Она пустая! — спокойно сказала она. Ее не слушали. Солдаты остановились и подняли винтовки. Мать Карла протянула руки к ним. — Послюшайте, это пустая путылька! — закричала она.

Карл вцепился в нее.

— Мама!

Он пытался схватить ее за руку, но мадам Глогауэр, прикладывая всю свою силу, тянула руки к солдатам.

— Они тебя не понимают, мама.

Мадам Глогауэр сделала шаг назад, затем другой, а затем повернулась и побежала. Карл побежал было за ней, но споткнулся и упал. Мать исчезла в небольшой аллейке. Мимо Карла пробежали солдаты и тоже скрылись в аллее. Вслед за солдатами пробежали горожане. Они пронзительно истерично кричали. В голосах их слышалась ненасытная жажда крови. Карл поднялся на ноги и тоже побежал. Послышалось несколько выстрелов и несколько выкриков. К тому времени, когда Карл добежал до аллеи, солдаты уже шли назад. Горожане же стояли, обступив что-то лежащее на земле. Карл протолкался вперед. Зеваки осыпали его ругательствами, дали несколько подзатыльников, затем они отвернулись.

— Эти красные свиньи используют женщин и детей, чтобы те воевали за них, — сказал какой-то мужчина. Он злобно взглянул на Карла. — Чем скорее Париж будет очищен от такого сброда, тем лучше.

Мать лежала лицом вниз в уличной грязи. На ее спине расплывалось темное влажное пятно. Карл подошел поближе и обнаружил, что это кровь.

Рана на спине матери все еще кровоточила. Никогда прежде Карлу не приходилось видеть кровь матери. Он изо всех сил попытался перевернуть ее на спину, но безуспешно — его силенок не хватало.

— Мама?

Внезапно все ее тело приподнялось в жадном сухом вдохе. Она застонала.

Дым застилал небо. Наступал вечер, и город пылал. Повсюду красные сполохи распарывали ночь. Ухали выстрелы, но людских голосов больше не было слышно. Даже редкие прохожие, которых Карл умолял помочь его раненой матери, молчали и шли мимо. Один или двое даже грубо рассмеялись. С помощью Карла мать ухитрилась перевернуться и теперь сидела, прислонясь спиной к стене. Она трудно дышала и, кажется, не узнавала Карла, неотступно уставившись, как и всегда, куда-то вдаль. Растрепанные волосы обрамляли непроницаемое узкое тревожное лицо. Карл хотел принести ей воды, но боялся оставлять ее одну. Наконец он вскочил и заступил дорогу какому-то мужчине, что шел в сторону бульвара Сен-Жермен.

— Пожалуйста, помогите моей матери, месье! — сказал он.

— Помочь ей? Ну конечно! А потом они меня тоже расстреляют. Хорошо это будет, по-твоему, а?

Мужчина запрокинул голову и зычно рассмеялся. Затем пошел своей дорогой.

— Она никому ничего не сделала плохого! — закричал Карл.

Мужчина остановился, как раз дойдя до поворота.

— А это с какой стороны посмотреть, молодой человек, — он указал на бульвар. — Вон кто тебе нужен! Эй, вы! Стойте! Тут для вас еще пассажир!

До ушей Карла донесся пронзительный скрип. Затем скрип прекратился. Мужчина, стоя у поворота, обменялся несколькими словами с кем-то невидимым. Затем мужчина исчез. Инстинктивно Карл подался назад — у него мелькнуло смутное ощущение, что его матери угрожает опасность. Из-за поворота появился какой-то мерзкий старик.