Страница 7 из 10
А в штате больницы и, соответственно, в моем подчинении, помимо прочих, был конюх. На вызовы я ездил на лошади, на случайных машинах и даже один раз на гусеничном тракторе.
Я хорошо был принят персоналом и подружился с видавшей виды, добрейшей, полноватой фельдшерицей Тамарой Ивановной, скорее годившейся мне в матери, чем в мои заместители. Начальный практический опыт я приобретал с ее помощью.
О первый врачебный опыт! Ты незабываем, как и первая любовь.
Белый Колодезь — довольно большое село, вытянутое вдоль запруженного ручья. Когда-то здесь была помещичья усадьба известного художника Ильи Шварца, от которой сохранились лишь двухэтажные людские, конюшни из красного кирпича да фамильный склеп, находящийся в небольшом парке-дендрарии. Разросшиеся деревья парка создавали густую, непроницаемую для солнца крону. Трава у их подножий не росла, парк был темен, и вороны гостили в полуразрушенном склепе.
На другом конце села жила знахарка — как ее звали местные, бабка Евдокия. Ранее она имела авторитет и клиентуру, сейчас старость, склероз и ревматизм. Лет ей было под восемьдесят. Моя фельдшер, Тамара Ивановна, начавшая лечить местных жителей еще до моего рождения и делившаяся со мной опытом и рассказами из жизни поселян, отзывалась о знахарке весьма уважительно: «Ну, если мается кто от болезни и доктора в районе или в области не помогают, то Евдокия может отчитать или травку дать. К ней даже из Курска приезжают. Но сейчас стара стала. Сила не та».
— Доктор, поедете на вызов к Горелову-мальчонке, гак зайдите заодно к Евдокии, — сказала однажды Тамара Ивановна. — Жаловалась старая на простуду.
Собственно, я давно ждал этого приглашения.
Старая низкая изба, крытая почерневшей от времени соломой, стояла у самого ручья. Кусты калины, сирень. Бурьян.
Стукнув о дверь железным кольцом, служившим одновременно и ручкой, и отерев с сапог октябрьскую грязь, я вошел в сени. На стенах висели пучки трав. Некоторые были уже совсем ветхие. Другие явно летошние. Открыв вторую, обитую пестрой клеенкой дверь, я вошел в чистенькую и чрезвычайно бедную обстановкой горницу. В красном углу находился иконостас. Бумажные иконы. Лампадка. Засохшие букетики.
Евдокия лежала одетой на железной кровати. Еще одна женщина, чуть помоложе, встала мне навстречу.
Пожелав мира сему дому и сняв пальто, я приступил к осмотру. Хронический бронхит в стадии обострения — таков был диагноз. Сделал укол смеси анальгина с димедролом. Достал пару упаковок каких-то таблеток.
— Что попить из травок, вы, наверное, знаете лучше меня, — закончил я лечебно-диагностическую процедуру.
— Спасибо, доктор! Хотите чаю? Какой будете, магазинный или из трав?
За горячим травяным чаем, в котором я уловил вкус чабреца, мне было предложено погадать. Ведунья долго смотрела мою руку сквозь толстые стекла очков. Затем достала затрепанную колоду самых обычных карт и стала пророчествовать. Предсказание было коротким, и я запомнил, что скоро уеду из села, буду жить в Москве, стану известен, женат, возможно, дважды. И что мне надо бояться вечерней дороги.
Общение со знахаркой показалось будничным, но, возвращаясь домой, я улыбался — скоро моя ссылка должна кончиться. Я не стал рассказывать о предсказании Тамаре Ивановне, и первая часть его исполнилась достаточно быстро: я был переведен в другую больницу через три месяца. В дальнейшем сбылись и другие предсказания.
Когда я покинул гостеприимную хозяйку, уже смеркалось. Небо затянули тучи, и усилившийся ветер предвещал холодный, обложной октябрьский дождь. Я поспешил домой. Скользя под ногами, дорожная глина налипала на сапоги, еще более затрудняя путь. Когда очередной порыв бокового ветра едва не опрокинул меня в дорожную колею, дерзкая мысль пришла мне в голову.
Я оборотился в его сторону и прокричал: «Дуй ветер, дуй, пока не лопнут щеки! Какой я мельник? Я — ворон!» (Шекспир). Затем добавил: «Неси меня, ветер, домой! И никакого дождя!» — и повернулся к ветру спиной.
Подобно кораблю, ведомому попутным ветром, находясь в расслабленном медитативном состоянии, я добирался домой.
Когда взошел на пригорок перед больницей, подуло так сильно, что мне показалось: раскинь я сейчас руки в стороны и подпрыгни, ветер понесет меня к моему дому. Так летают люди во сне.
Поднявшись на крыльцо амбулатории, я повернулся и раскрыл руки: «Спасибо, братец-ветер, выручил!» Сильный порыв с первыми каплями дождя был мне ответом. Но он не был холодным или неприятным. Скорее, крепким, как дружеское рукопожатие.
Чтобы закончить рассказ о Белом Колодезе, приведу два весьма интересных случая, которым я был почти свидетелем.
Одной из моих обязанностей была санитарнопрофилактическая деятельность. Медосмотр учеников сельской школы — одно из таких мероприятий. Приятно осматривать юных и здоровых. Сам заряжаешься первозданной радостью.
Во время обследования учеников старших классов Тамара Ивановна вдруг многозначительно посмотрела на меня, когда в кабинет вошел симпатичный паренек с поразительно синими глазами. Типаж — юный Есенин.
— Это Андрей Белов, — сказала она, когда тот вышел. — Богородицын сын.
— Тамара Ивановна, у Богородицы один сын — Христос.
— Борис Константинович, вы еще увидите его сестру, а потом я вам расскажу эту историю.
Белова Наталья, близнец Андрея, оказалась весьма миловидной девушкой с пепельными волосами, васильковыми глазами и прозрачной кожей. Произвела впечатление.
— Беловы, женившись, долго не имели детей, — начала повествование Тамара Ивановна. — И доктора ничего не могли поделать. Бесплодие. А Евдокия им сказала: идите в церкву и закажите молебен Богородице. А храм у нас только в Курской области. Пошли. И на тебе чудо — понесла Катерина. Беременность проходила нормально, я-то помню, и мальчик родился справный. Все хорошо. А когда ребенку был уж годик, снится матери сон. Явилась матери Богородица и говорит: «Катерина, это не твой сын. Я возьму его». Проснулась мать, кинулась к ребенку, а он мертвый. Я-то помню, как его в район возили на вскрытие. Да никакой болезни не нашли.
Тамара Ивановна, синдром внезапной младенческой смерти без подтверждения диагноза давно известен медицине.
Ну что вы мне не верите! — обиделась рассказчица. — Будто я не знаю. Сколько я их на свет Божий встречала. И сколько провожала! Вы слушайте.
Погоревала мать, детей нет, и последнего Бог забрал. Доктора говорят, что больше не будет. Опять в церкву. И опять снится сон. Говорит Богородица: я взяла одного, дам двух. И дала. Вы их сегодня видели, Борис Константинович.
Ну что, красивые дети. Рад за родителей. А история весьма странная, но интересная.
Все так и было. Я-то знаю.
Давно обратил внимание, что дети сами входят в этот мир, когда им надо. И причем весьма неожиданно. Бывает, живут мужчина и женщина вместе. Долго живут. А потом решают расстаться. А тут — бах — и беременность. Жизнь продолжается независимо от наших представлений о ней.
Мой родственник жил несколько лет с женой бездетно. Доктора предполагали у него низкую активность сперматозоидов. Развелся. Познакомился с девушкой. И сразу «залет». Растит прекрасную дочь.
Другой случай Тамара Ивановна рассказала мне, когда мы с ней ездили с отчетом в ЦРБ. Ожидая, когда нас заберет из Колпны совхозная машина, мы стояли у пыльного здания автовокзала. Русские дороги вызывают тоску, а дорога у поселкового автовокзала вызывала тоску смертную.
Вдруг Тамара Ивановна указала мне на двух пожилых женщин, бредущих по противоположной стороне улицы:
Смотрите, Афонины сестры.
По тротуару, обрамленному лопухами с обеих сторон, брели две сухонькие серые старушки. У каждой был узелок размером с кочан капусты. Про Афоню я уже слышал от Леопольда Никодимовича Красницкого. Даже видел фотографию. На ней рядом с моим знакомым на земле сидел, развалившись, худощавый человек. Он смотрел в камеру из-под рваного заячьего треуха безумно плутовским взглядом. Несмотря на летний день, блаженный был одет в валенки и телогрейку. По небритому лицу возраст угадывался с трудом. Пятьдесят? Семьдесят?