Глухой (ЛП)

Он облизывает губу, но ничего не отвечает.

— Тебе придется сделать выбор. Или ты выбрасываешь все карты на стол, затягивая петлю страха на своей шее, и остаешься со мной, и я имею в виду, по-настоящему остаешься со мной, Логан. Или…

Он едва слышно произносит:

— Или что?

Это неправильно, что я надеюсь, что мне не придется озвучивать второе «или»? Что он просто заключит меня в объятия и выберет меня. Да, вы правы. Не неправильно. Тупо. Очень тупо.

— Или ты полностью оставляешь меня в покое и даешь мне пространство. И я не имею в виду временное пространство, Логан. Я имею в виду, мы пересматриваем нашу дружбу. Больше никаких размытых границ.

Все нормально, если вы начали вздыхать. Я тоже это делала.

— Больше никаких пижамных вечеринок. Никаких объятий. Никаких заигрываний, будто мы парень и девушка, как мы привыкли. Будет тяжело? Да. Будет хреново? Черт, будет. Но позволь мне сначала сказать, — я наконец-то двигаюсь ближе к нему, — научиться жить так будет лучше, чем продолжать жить так, как сейчас, каждый день. Выбор за тобой, Логан.

Я проталкиваюсь мимо него, и он снова пытается начать:

— Но Макс…

— Не надо, — удается сказать мне, и горький ком слез застревает где-то в горле. — Не говори ничего, пока не будешь уверен на сто процентов.

И он не говорит. Он поджимает губы, и опускает лицо вниз, пялясь на свои ноги, пока я медленно начинаю подниматься по лестнице наверх.

— А что с нашей традицией? — его голос останавливает меня через три ступеньки.

После всего, что я сказала, это единственное, что его волнует? Его счастье. Его рутина. Почему я удивляюсь? Почему я вообще удивляюсь, что он ставит на первое место себя, а не меня? По крайней мере, я могу подготовиться к отказу, который, как пить дать, не за горами. Я просто надеюсь, что в этот раз он останется верным своему слову.

­— К черту традицию, Логан, — его взгляд мечется вверх, и встречается с моим, и на мгновение мне кажется, что я вижу какую-то эмоцию за этими холодными синими глазами.

— А ужин? — говорит Эрин, когда доносится сигнал духовки, который оповещает, что она нагрелась.

Я поворачиваю лицо к ней.

— Не голодна, — я разворачиваюсь и продолжаю путь в свою комнату.

И я, правда, не хочу есть. По факту, желудок скручивает так, что меня вот-вот вывернет. Или будет выворачивать всю ночь. Будет выворачивать, как при самом страшном отравлении, которое и то было бы лучше, чем этот яд. Яд правды. Яд того факта, что я вот-вот потеряю своего лучшего друга, и все это по моей вине. Я подтолкнула его к этому. Я сделала себя доступной, как какая-то шлюха на полставки. Я сыграла в это глупую игру, зная, что она закончится катастрофой. И самое худшее в том, что если бы все можно было вернуть, я не знаю, что бы я сделала по-другому. И насколько же жалко это звучит?

Глава 7

Логан

Я еще раз провожу по лицу руками, чтобы стереть ужас, который наполняет все мое тело. Это неподходящая эмоция в «Ночь Боя». Это вообще ни для чего не подходящая эмоция.

— До сих пор думаешь о ссоре с Макс? — осторожно спрашивает Люк. Он согнул ногу в колене, упираясь стопой в стену напротив меня, там же, где она обычно бывает. Там, где он и должен быть.

Я не отвечаю. Закрываю глаза, когда, оставаясь в сидячем положении, ударяюсь головой о стену позади себя.

Знаете, я вспоминаю последний раз, когда ссора перевернула мой мир с ног на голову. Это была ночь, когда я потерял обоих родителей. Видите ли, в тот день была экскурсия в школе, на которую мне нужно было поехать, а у мамы не было на нее денег. У нее их и не было бы до зарплаты. Я сказал ей не волноваться об этом, но она просто… просто настояла на том, чтобы попросить у отца. Она знала, как сильно мне хотелось поехать в тот дурацкий океанариум. Не смотрите на меня так. И что, что мне нравилась подводная жизнь? Вы видели, что могут вытворять кальмары? Все равно она спросила у отца, и ссора превратилась из огонька спички в пламя факела. Хотя в тот раз там было что-то другое. Отец, казалось, воспламенился сильнее обычного, а она, казалось, толкала его сильнее. Иногда, когда размышляю о прошлом, я думаю, что они оба хотели покончить со своим несчастьем. Я также оглядываюсь назад с интересом, не моя ли в этом вина? То есть, ведь ей пришлось поговорить с ним из-за меня. Я был корнем проблемы. Я всегда корень гребаных проблем.

— Келлар, ты едва ли промолвил слово со вчерашнего дня, — произносит Люк. Его голос звучит таким же усталым, как я себя чувствую.

Вы чертовски правы — я устал. Я крутился и ворочался практически всю вчерашнюю ночь. Каждый раз, когда я думал, что мне, наконец, удается уснуть, голос Макс эхом отдавался у меня в голове. И если бы не это сраное эхо, клянусь, я мог бы поклясться, что ощущал ее запах, как будто она проходила мимо меня. Это была смесь клубники и шоколада.

— Ты знаешь, что собираешься делать?

Мне стоит уйти. Стоит сказать Макс, что она права, и что нам нужно быть исключительно друзьями. Что мне жаль, что я с самого начала облажался. О, хватит меня этим попрекать. Вы знаете, что я — прав. Вы видели мой нрав. Вы видели, что каждый раз, когда на меня что-то находило, причиной этому было то, что я думал о Тони рядом с ней. Это не любовь. Это — одержимость. Она права. Она, бл*дь, всегда права.

— Келлар, — предупреждает Люк, будто слышит то, о чем я рассуждаю.

Он ведь не может нас слышать?

— Прекрати делать это, Келлар, — он четко выделяет каждое слово, подступая на два шага вперед. — Не превращайся в киску из-за этого!

Это странно, что он называет меня киской после того, как я вчера увидел, как его сестра красила ему ногти на ногах?

Прикусывая язык зубами, я смотрю на ту же точку на полу, в которую пялился до этого, будто она была пропастью.

Я не киска. Я умнее. Я отпущу Макс. Отпущу… позволю ей найти счастье, которого она заслуживает. Я…

— Прекрати это, — рычит Люк. — Хватит третировать свой мозг херней, которую ты мусолишь сейчас в своих мыслях.

Серьезно, он нас что, слышит?

— Дело не в том, чего ты заслуживаешь, а чего — нет. Дело не в каком-то тупом проклятии, которое, как ты думаешь, висит у тебя над головой. Дело касается тебя и твоей сраной идеи о том, что ты не думаешь, что достаточно хорош для Макс. Так я открою тебе истину — ты для нее вообще отстой.

Он правда только что сказал это?

— Ты никогда не будешь принцем на белом коне, которого — как ты думаешь — она хочет, что хорошо, потому что это не то, что она хочет. Она хочет тебя. Хочет тебя таким, какой ты есть, со своим тупыми татуировками, одержимостью видеоиграми и шлюшьей натурой. Все, что она когда-либо хотела — это ты, и ты должен выбрать ее так же, как она всегда выбирала тебя. Она не просит тебя изменить что-либо, кроме одного маленького факта — она хочет знать, что тебе не наплевать на нее так же, как ей не наплевать на тебя. Она — одна-единственная, Келлар.

— Она всегда была единственной, Люк, — это были первые слова, которые я сказал ему за сегодня.

Он прав. Я — киска.

Дверь распахивается и влетает Стюарт, крепко держа в руках фотоаппарат, пока не видит выражение на моем лице. Он тут же опускает его.

— Неподходящее время?

— Время всегда неподходящее, — бурчу я, проводя рукой по щетине, которая уже появляется на моем лице.

Я знаю. Зачем портить такое лицо щетиной? Затем, что бритье было одной из тех гребаных вещей, о которых я даже не мог подумать. Скажите спасибо, что я хотя бы принял душ.

Стюарт закрывает за собой дверь.