Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 147 из 320

- А что сообщить об этом прессе? - поинтересовался адъютант фельдмаршала.

- Передайте, что спрямив линию фронта, мы создали непреодолимый рубеж на пути русских войск и остановили маршала Рокоссовского!

Адъютант хотел напомнить, что "спрямление линии фронта" широко использовалось в ведомстве доктора Геббельса, но взглянув на фельдмаршала, поостерегся говорить. Ровно, как и задавать вопросы относительно дальнейшей судьбы окруженных британских войск в Крефельде и Менхенгладбахе. Ни Шилдс, ни Малькольм, так и не дождались приказа на отвод войск, хотя такая возможность у них сохранялась до 14 сентября.

Получив приказ держаться, британцы до самого последнего момента упорно оказывали сопротивление. Но с каждым днем их численность сокращалась вместе с удерживаемой ими территориями. Первым пал Крефельд, чьи защитники не смогли выдержать ураганного огня русской артиллерии, в особенности "катюш". Затем наступил черед Менхенгладбаха, но тут полковник Малькольм проявил большее благоразумие, чем Шилдс. Мужественно отодвинув на задний план любовь к родине, королю и британскому флагу, он отдал приказ о капитуляции.

В любое другое время британская пресса не оставила бы без внимания сдачу в плен семи тысяч человек, но её внимание было отвлечено другими, более важными событиями. Одним, из которых стало стремительное ухудшение франко-британских отношений.

Они, правда и до этого момента оставляли желать лучшего, но после громкого заявления Черчилля, что главным героем Франции является генерал Анри Жеро, а вовсе не выскочка де Голль, накалились до предела.

В лучших традициях британской политики, с ласковой улыбкой на устах, он известил, что только с господином Жеро, "великие державы" намерены вести диалог о дальнейшей судьбе Франции. О её интеграции в послевоенную европейскую экономику и при хорошем поведении, может быть и в большую политику.

Сказанные британским премьером слова вызвали шок, по обе стороны Ла-Манша. Большинство французов, с гневом отвергло новейшее прочтение французской истории господином Черчиллем. Они прекрасно знали под чьим руководством, танки Леклерка освобождали Париж.

Не меньше их удивились и англичане. Нельзя сказать, что они сильно любили своих ближайших соседей, но за пять лет войны у них сложилось твердое убеждение, что французские сторонники де Голля их боевые союзники. И вдруг выясняется, что это не совсем так. Простые обыватели были удивлены, но их мнение было не услышано, господин Черчилль срочно раскладывал новый пасьянс.

Удар нанесенным им по несговорчивому генералу был исполнен мастерски. Будь на месте де Голля просто политик или даже военный, за спиной которого стояли политиканы, он бы вряд ли устоял на ногах. Но носатый генерал был выдающейся личностью. Он имел богатый опыт как на поприще войны, так и дипломатии, а за его спиной стояла Франция, которой требовалось как можно быстрей, вернуть свой былой суверенитет и место в большой политике. Поэтому он поступил не как напуганный временщик типа маршала Пэтена, а как государственный деятель, для которого честь Франции были не просто слова.

С самого начала войны, правильно оценив ситуацию, он принялся играть на противоречии англосаксов и Сталина, преследуя при этом свои цели. Сначала он был близок к советскому лидеру, затем примкнул к Рузвельту, потом вновь вернулся к Сталину. Когда война закончилась генерал решил сделать "дяде Джо" ручкой ради общеевропейских демократических ценностей, выяснилось, что это был несколько преждевременный шаг и Сталин оказался очень нужен де Голлю.

Узнав о демарше британского премьера, генерал не очень долго прибывал в раздумье.

- Господин Черчилль встал в одном шаге от красной черты, и мы вынуждены ответить ему тем же. Посмотрим, у кого из нас окажутся крепче нервы - холодно изрек де Голль, подписывая свое обращение к советскому лидеру.

В отправленном в Москву письме, была изложена скромная просьба французского лидера стать гарантом целостности Франции, в столь сложное и непростой время.

"Подобно тому, как царь Александр стал гарантом интересов Франции на венском конгрессе, я прошу Вас оказать французскому народу политическую поддержку, которая никогда не будет забыта. Помня наше боевое сотрудничество, которое пролегло от полей Шампани, где русский экспедиционный корпус помогал французской армии громить общего врага до героической эскадрильи "Нормандия-Неман", я прошу Вас оказать нам и военную помощь. Прекрасно зная всю сложность военного и политического положения в результате Вашего конфликта с Британией, я прошу Вас о чисто превентивной мере. На мой взгляд, будет вполне достаточно перебросить под Париж всего лишь одну дивизию или полк, на ваше усмотрение, чтобы охладить некоторые горячие головы в Европе" - так писал Сталину де Голль, и его просьба нашла отклик в душе генералиссимуса.

В тот же день, в сокращенном виде послание французского лидера была отправлена маршалу Рокоссовскому с пометкой. "После согласования с французами, по Вашему усмотрению, в кратчайший срок перебросьте под Париж полк или дивизию".

Приказ Сталина был передан с пометкой "Воздух" и носил литеру личного ознакомления маршалом. Подобная секретность позволила маршалу самому определить имя человека, кому будет поручено в случаи чего прикрыть Париж.





Снимать полноценную боевую единицу с побережья или из района Рура Рокоссовский не мог и не хотел. Перебросить что-либо с голландского направления, значило серьезно ослабить кольцо блокады, уже до этого лишенное части сил, для проведения Северо-Рейнской операции. Можно было бы дождаться подхода частей из хозяйства маршала Жукова, но Москва требовала быстрого исполнения.

Единственное чем мог безболезненно пожертвовать "советский Багратион" во благо советско-французской дружбы - это находящимися на переформировании соединениями, в числе которых была и дивизия полковника Петрова.

- Гамбург брал, Брюссель брал, теперь Париж будет охранять - пошутил маршал, объясняя штабу фронта свой выбор.

- Но ведь он не русский. Перед французами будет неудобно - попытался переубедить маршала член Военного совета фронта, но тот твердо стоял на своем.

- В первую очередь, полковник Петров советский человек, - назидательно подчеркнул Рокоссовский комиссару. - Прекрасный офицер, за плечами которого не только Великая Отечественная война от звонка до звонка, но и финская и испанская. За пленение фельдмаршала Манштейна и умелое руководство дивизией при проведении Северогерманской операции представлен, к званию Героя Советского Союза. По-моему, полковник Петров подходит по всем статьям.

- Лично у меня никаких претензий к полковнику Петрову как к командиру дивизии нет. Грамотный и инициативный офицер, способный в трудную минуту принять правильное решение - поддержал командующего начштаба Малинин. - Петров с отличием закончил академию Генерального Штаба, куда был отправлен по личному распоряжению товарища Сталина. Культурен и высокообразован, отлично знает немецкий язык. Думаю, если надо выучит и французский.

- Но французы могут обидеться. Ведь Петров полковник, а для такой важной и деликатной миссии нужен генерал - наседал член Военного совета.

- В чем дело? - притворно удивился Рокоссовский, - пишите представление, мы поддержим. Правда, Михаил Сергеевич?

- Конечно, товарищ командующий - подтвердил Малинин, но Субботин пропустил его слова мимо ушей.

- Я считаю, что полковник Петров, это не та кандидатура, которая нам нужна - начал комиссар, но маршал моментально его прервал.

- Товарищ член Военного совета, есть ли у полковника Петрова взыскания по партийной линии? - холодно поинтересовался Рокоссовский.

- Нет, но ...

- У вас есть сведения о недостойном поведении коммуниста Петрова?

- К чему все эти вопросы, товарищ маршал?

- Просто я хочу знать, что такого знаете вы, чего не знаем мы с генералом Малининым, товарищ генерал-лейтенант, - Рокоссовский говорил четкими, короткими фразами, нагоняя холод на зарвавшегося политработника, - у вас есть более достойная кандидатура, чем полковник Петров. Если есть скажите и мы обсудим её, если нет, то давайте закончим это дело, товарищ Сталин ждет моего ответа.