Страница 12 из 15
Синькин положил в рот еще одну тарталетку и, немного подумав, вбил заголовок:
ВЫСОКОУРОЖАЙНОЕ КУЛЬТУРНОЕ ПАСТБИЩЕ
Как только пост повис в сети, Тимоша подал кофе по-турецки.
– Умница, – одобрил высокий гость, отхлебнув из чашки, – то, что надо. Еще коньячка тридцать пять граммов добавь. Но не больше, андестенд?
– Йессэр!
После коньячка куратор пришел в безоблачно-благодушное настроение, в котором его и застал звонок губернатора.
– Кондрат Евсеич?
– Аушки! А чего так неласково-то, Андрюш? Евсеич… Давай-ка сразу договоримся: отчество мое, голуба, забудь отныне навсегда. А то гляди – обижусь.
– Забыл, забыл. Как выспался?
– Отлично. Спасибо, дорогой. Светлое будущее нашего города всю ночь снилось. А утром осматривал с балкона его настоящее.
– Понравилось?
– Это я тебе лично расскажу, при встрече. Когда повидаемся-то, друже?
– Скоро, Кондраша, скоро. Через полчаса заберу тебя. Поедем океанариум смотреть, как договаривались. Жди!
– Жду!
Куратор снова зашел в свой блог и обнаружил, что на пост слетелось уже тридцать комментов. Первой шла краткая реплика от юзера gosha – дизайнера Гоши Достоевского: «Инструкции?»
Кондрат тут же принялся отвечать ему в личку:
Гошаныч, я тебе в общих чертах задачу поставлю, а ты дополняй по вкусу, лады? Короче, смотри. Городок тихий, сонный, очень приватный. Структура отражает жизнь аборигенов: работа – выпивка – дом. Значит, будем расширять публичную сферу. Ставь искусство на площадях, на крышах и ни в чем себе не отказывай, я прикрою. Скульптура должна быть простая, очень дешевая, но концептуальная. Зеленых человечиков везде сажай, пусть все видят, что мы за экологию. Шагающих людишек тоже ставь. Надо внушать народу: выход есть всегда. Ну, да ты сам все понимаешь. И логотип, конечно, нужен, чтобы узнавали нас с большого расстояния и запоминали до самой смерти. Вообще, Гошаныч, жми на символику. Гербы, флаги, сувенирка для будущих туристов – все это на тебе. И главное – медведей, медведей побольше! Думай в медвежью сторону, понял? Ну, ладушки, через семь минут испечешь мне креатив, чтобы с пылу с жару губеру подать.
Очень довольный, Кондрат отправил письмо и быстро просмотрел комменты к посту. Они содержали в основном поздравления, которые куратор проигнорировал. Пожеланий обнаружилось только два: завесить город доброй социальной рекламой и поярче раскрасить старые дома. Первую идею Кондрат благословил («Правильно, мы же цивилизаторы, блин!»), о второй обещал подумать («Проще все снести на хрен… Посмотрим по деньгам»).
Вскоре подоспел и креатив от Достоевского. Кондрат быстро, не читая, распечатал его на принтере в примыкавшем к столовой кабинете и сунул в голубую папочку с белым медведем.
Тут в столовую бесшумно вошел губернатор Детка.
– Привет, Андрюша, будь как дома! – широко улыбнулся Кондрат. – Выпьешь?
– Ехать пора, дел много.
– Тридцать пять граммов – и едем.
– Ну разве что тридцать пять.
– Тимоша, сообрази! – мигнул Синькин батлеру.
Губернатор и директор арт-центра вышли с рюмками на балкон.
– Ну, как тебе город? – спросил Андрей Борисыч.
Синькин посмотрел на послушно перевернувшийся в коньячной рюмке Прыжовск и ответил:
– Да как сказать… Сам-то он растянут, но центр ничего: компактный и построен, в общем, грамотно. Домишки, само собой, серые, неказистые, но этому горю мы поможем. Первый пункт нашей программы – красивизация некрасивых домов путем жизнелюбивого раскрашивания. Если, конечно, не найдем денег на снос и переселение.
– Посмотрим, посмотрим… А раскрасить – мысль хорошая.
– Но совсем без перемещений, Андрюша, не обойтись. – Синькин еще раз оглядел город и спросил, указывая на самый центр рюмки: – Вот скажи, что это там посередине за трубы торчат?
– Завод оборонный. Кормилец наш.
– Придется убрать на окраину. В центре не должно быть ничего, кроме развлечений. Город, Андрюша, – это бизнес по хорошему проведению времени. Все остальное следует прятать, как женщины прячут нерыночные части тела.
– Мысль богатая, обсудим по дороге. Ну, поехали!
Губернаторский лимузин спустился с горы, выехал из леса и двинулся вдоль берега небольшого озера. На его противоположной стороне высился белый куб с панорамными окнами на верхнем этаже. Дом тихо отражался в неподвижной воде, и от всей картины веяло прямо каким-то вечным покоем.
– Это что такое? – спросил Кондрат.
– Как что? – удивился Андрей Борисыч. – Прыжовский Дом художника. Тот самый, куда ты обещал сходить с открытым забралом. Когда пойдешь, кстати?
– А, точно, вспомнил! Обязательно схожу на днях. Тем более красота такая. Надо прикинуть, что с ним делать, с красивым таким.
Когда проезжали по промышленному району, Синькин говорил Детке:
– Если честно, Андрюша, я сначала думал, что городок придется сносить к свиньям и полностью перестраивать. Однако, слава богу, ошибся. Почти ничего ломать не будем, так что ты не волнуйся. Фасады покоцанные раскрасим – и ладушки.
– А когда ты мне свои идеи расскажешь?
– Уже рассказываю. Красивизация – это первая идея. А вторая – вывески поменять. Ну скажи ты на милость, вот это что такое?
И Синькин показал на длинное безнадежно-серое бетонное здание, поднимавшееся над таким же серым бесконечным забором.
– Завод «Прыжтяжмаш», тот самый наш кормилец, – ответил губернатор.
– «Прыжтяжмаш». Убиться веником! Ну разве ты сам не чувствуешь, Андрюша, как душа человеческая пищит, придавленная этим названием? А назови его «Пушинка», а покрась этот барак в розовый цвет, а пригласи граффитчиков ограду расписать – что будет?
– Что?
– Люди к тебе потянутся, вот что. Потому что увидят твою заботу о городской среде и об их настроении. И для кармы хорошо.
– А ты что… веришь во все такое? В карму?
– Ну, не то чтобы верую. Я, вообще-то, агностик-одиночка. Но с высшими силами, Андрей, ссориться не стоит. И ты, как губернатор, должен это понимать лучше нас всех.
Обогнули привокзальную площадь, подъехали к океанариуму и вышли из машины на набережную. Кондрат глубоко вдохнул чистый речной воздух и, задрав голову, стал всматриваться в барельеф на верхнем Парфеноне.
– Крутая хата! А что тут раньше было?
– При Сталине – Дворец культуры водников. Это, кстати, наша река, познакомься, Ловча называется. Потом дворец закрыли. В девяностые пустили сюда барахолку, а в начале двухтысячных устроили океанариум. Рыбы, тюлени, котики, крабы, акулы, каракатицы – кого тут только не было. Настоящий дикий капитализм.
– Класс! Ну, пошли внутрь.
Они поднялись по широкой деревянной лестнице с толстыми балясинами.
Высокие своды залов бывшего Дворца культуры поддерживали гранитные колонны с позеленевшими медными капителями. К потолкам лепились грязно-белые барельефы, изображавшие подвиги водников. А основное пространство залов занимали огромные разбитые аквариумы. Все было страшно замусорено, под ногами крошилось битое стекло, стены покрывали выбоины и трещины, на потолке виднелись протечки, а на полу – какие-то темные пятна.
– И кто же здесь океанариум устроил? – спросил Кондрат.
– Ну… был такой Миша Торпеда, – неохотно отозвался губернатор. – Из бывших подводников. Я его не видел никогда, меня тут еще не было. Богатый человек, марганцем занимался, пока час икс не наступил.
– Понятно. А рыбы где?
– Так ведь час икс ему прямо здесь наступил. Аквариумы все вдребезги. Кое-кто, правда, выжил – из рыб, в смысле, но вдова решила океанариум не восстанавливать. Тяжело, говорит, мне будет на этих иуд смотреть. Словно рыбы могли Торпеду предупредить! Женская логика. Ну, в общем, съедобная часть контингента пошла на поминки, а несъедобную слили в реку. Некоторые, говорят, даже прижились там, на дне, размножились. А здание с подмоченной репутацией я, вступив в должность, вернул в казну как памятник советской архитектуры. Все думал, куда бы его приспособить, а тут и ты подоспел.