Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 172 из 179

Однако мысль об исчерпанности миссии совершенно не устраивала Алексея. Ему категорически не хотелось соглашаться с тем, что миром должна управлять чья-то тайная воля, пусть даже надчеловеческая. С другой стороны, любая воля должна себя проявлять - неважно, через Цезаря ли, Тамерлана, конгресс Коминтерна или Организацию Объединённых наций,- но обязательно должна. А раз так, то рано или поздно должен будет окончательно выкристаллизоваться центр этой силы, который, разумеется, не сможет устроить всех, однако будет очевиден, как смена дня и ночи, и незаменим, как воздух… Однако едва подобная концентрация власти в полной мере состоится - то история как процесс рождения необычного и нового начнёт замедлять свой ход и со временем остановится, поскольку воля этого властного центра в силу рациональности природы тоже сделается рациональной и, стало быть, предсказуемой на годы и даже на века вперёд.

Вот и всё. Мировая предопределённость, о которой твердили книги тамплиеров и вокруг подступов к которой вертелась едва ли не вся человеческая история за последнюю тысячу лет, неумолимо воплощается в реальность и весьма скоро, как ни крути и ни борись, превратит мир в идеальный механизм, работающий без сучка и задоринки. Страсти, ошибки и преступления прошлого более не будут иметь ни малейшего значения и о них забудут. Люди, рождённые в таком мире, не узнают ничего лишнего и станут считать себя счастливыми. Тем же, кто из прежних времён вынесет отличное от большинства мнение о долге и счастье, дадут спокойно дожить и умереть.

“Только ко мне последнее не относится,— заключил Алексей с явным облегчением от достигнутой ясности.— Мало того, что моя профессия в этом дивном новом мире никому не будет нужна - моя трудноуправляемая эмоциональность просто поставит меня там вне всякого закона. Поэтому мне, воспитанному на неожиданностях и парадоксах, нет никакого смысла стремится туда, где всё будет предопределено и расписано, как в партитуре. Но я туда и не стремлюсь. Если нынешнее время уже не моё, то и предстоящее - не моё вдвойне. Стало быть, мне пора уходить…”

С этой мыслью Алексей как в воду глядел. Не успел он повторить её вывод через цепочку независимых доказательств и насладиться красотой собственной логики, как в дверь раздался знакомый стук, и возникший на пороге Ершов сообщил, что “надо срочно делать ноги”.

Причиной для неожиданного отъезда с охотбазы стало известие, что конкурсный управляющий, который, как казалось, позабыл о ней до весны, вдруг принял решение организовать здесь встречу Нового года с приглашением начальства, местных знаменитостей и теневых воротил. Как поведал Ершов, запланирован многодневный праздник, в начале которого гости отметят и переживут приближающийся “конец света” по календарю майя, затем - день рожденья замгубернатора, следом - именины начальника полиции, потом приедут артисты, девочки - одним словом, новогодняя неделя обещает быть шумной, яркой и продолжительной, и это начисто исключает возможность для Алексея безопасно скоротать время даже в какой-нибудь укромной подсобке.

Но ветеран всегда вызывал восхищение тем, что, сообщая о проблеме, он уже обязательно имел для неё решение. Так было и на этот раз: Алексею предстояло переехать в деревеньку за Селижарово, где до весны он мог спокойно проживать на новенькой “генеральской даче”. Дача действительно принадлежала настоящему генералу, с которым Ершов познакомился в столичном госпитале, где прилаживали протез. Дача была выстроена на волжском берегу в месте глухом и малодоступном, и генерал был настолько обрадован, что “кто-нибудь из проверенных местных за ней приглядит”, что даже не поленился прислать из Министерства обороны своего ординарца с ключами от дома и дворовых построек.

Ершов намеревался было сам отвезти Алексея на генеральскую дачу, однако из-за свадебных забот был вынужден извиниться, предложив поехать с одним из знакомых.

После без малого двух месяцев добровольного уединения Алексей зарос щетиной и сделался настолько непохож на себя прежнего, что почти не опасался выходить в город и проезжать по контролируемым полицией дорогам. Однако знакомый, рекомендованный ветераном, недавно досрочно освободился из мест заключения и не имел права покидать свой посёлок даже на пару часов. Поэтому вместо того, чтобы отправиться на генеральскую дачу по благоустроенному шоссе, идущему на Селижарово, он предложил добираться по малоизвестным сельским тропам в направлении Андреаполя и Пено, а затем - через не менее глухие места к самым верховьям Волги, где обосновался московский генерал.

Места, через которые этот “сусанин”, как про себя назвал его Алексей, гнал ершовский всепроходящий “уазик”, были не просто глухими и заброшенными, а буквально вымершими. Давно опустевшие деревни глядели мёртвыми глазницами полуразрушенных срубов, а на занесённых снегом бывших огородах стоял далеко не юный лес. Отчасти лесной порослью зарастала и сама дорога, по которой почти никто не проезжал. Дорога сильно петляла, чтобы связать собой как можно больше деревень, число которых в этом районе, когда-то считавшемся, видимо, благоприятным для жизни, было весьма велико. Однако всякий раз после нового поворота вместо втайне ожидаемого сладкого аромата дыма из деревенской печи с картиной сохнущего на морозе белья перед взором представали развалины.





Предполагалось добраться до генеральской дачи вечером, однако в старенькой машине случилась поломка, из-за которой та потеряла ход. В темноте, вооружась фонариком, “сусанин” предпринимал безуспешные попытки устранить неисправность, постоянно отогревая с помощью паяльной лампы что-то под капотом,- однако поломка выходила серьёзной, требовался буксир. С превеликим трудом и только вскарабкавшись на высокий холм в отдалении, “сусанину” удалось дозвониться до друзей и вызвать подмогу, которая обещала прибыть к утру. Пришлось ночевать - с отключённым мотором, на морозе, будучи прикрытыми от пронизывающего ледяного ветра лишь тонким брезентовым тентом.

Утром выяснилось, что помощь задерживается как минимум до трёх-четырёх часов пополудни. Однако самым неприятным оказывалось то, что на выручку вышла только одна машина, так что вместо генеральской дачи Алексею предстояло возвращаться назад.

— А далеко ли отсюда до нужного места, если пойти пешком?— поинтересовался он у “сусанина”, поскольку совершенно не желал возвращаться.

— По прямой где-то километров двадцать остаётся,— ответил тот.— А что? Забирай остатки бутербродов, ключи - и дуй, дотопаешь часа за четыре. Вечером соорудишь себе харчи из генеральского запаса, нальёшь двести грамм - да и в баньку протоплённую! Обзавидуешься!

Алексей внимательно выслушал, как следует добираться до нужного места, после чего, распрощавшись с незадачливым возницей, отправился в путь.

Пройдя приблизительно половину пути, он был вынужден остановиться на развилке, о существовании которой “сусанин” почему-то не сообщил. Дорога разветвлялась на два совершенно равнозначных рукава, и не имелось никаких указателей, свидетельствовавших бы, который главнее. Не зная, куда идти, Алексей принялся искать любые знаки, которые могли указать верный путь. С огромным трудом, раскапывая свежевыпавший снег, он обнаружил на одной из дорог отпечаток протектора и решил последовать по ней.

Когда спустились сумерки, Алексей понял, что взял направление неверное и необходимо возвращаться. Но возвращаться в темноте и на исходе сил было нельзя, потому пришлось заночевать в лесу. Отыскав небольшую ложбинку и утрамбовав в ней снег, Алексей выстлал её хворостом, набросал сверху лапника в качестве покрывала, и протиснувшись в специально оставленную между ними щель, сумел пусть без комфорта, но зато в минимальном тепле продержаться до утра.

Утром, выбравшись из своей берлоги, он двинулся назад. Однако ночью снова прошёл снег при сильном ветре, подчистую уничтоживший вчерашние следы. Как Алексей ни цеплялся за памятные приметы вроде поваленной берёзы или наклонённой сосны, но дорога вывела его - и то лишь к полудню - не месту развилки, а к широкому заснеженному полю, простиравшемуся едва ли не до горизонта. Сориентировавшись по солнцу, Алексей решил, что дальняя сторона поля должна выходить если не к самой к Волге, то уж точно к её ближним окрестностям. А раз так - то там могут быть люди, способные помочь ему добраться в нужный пункт.