Страница 130 из 179
— От меня? Боюсь, мне нечем вас порадовать, поскольку никаких преступлений я за собой не наблюдаю.
— Так уж и никаких?
— Полноте! Если у вас что-то есть на меня, не поленитесь - дайте знать, о том вас и прошу.
— Хорошо. Вы предполагали, что будете арестованы?
— Предполагал.
— Так почему же вы не побоялись возвращения в Москву? Почему предпочли гарантированный арест в международном аэропорту куда более реальной возможности улизнуть от нас в случае, если бы вновь решились штурмовать границу с Украиной?
— Геннадий Геннадьевич,— примирительным тоном ответил Алексей,— вы умный человек. Но признайтесь: допрос вы ведёте, наверное, первый раз в жизни. Ведь меня не надо стараться “разговорить”. Вы превосходно знаете, что я прилетел в ваши дружеские объятия исключительно для того, чтобы вызволить из беды небезызвестную вам особу. Сообщите ваши условия - и мы, я уверен, обо всём договоримся.
— М-да. Вижу, что вы неплохо подготовились.
— Возможно, но только вы подготовились куда как лучше.
“Гражданский генерал” Геннадий Геннадьевич Фуртумов на секунду задумался, после чего внимательно посмотрел на Алексея и озвучил свой вердикт.
— Хорошо. Тогда давайте к делу. Вы немедленно и без утайки рассказываете мне о швейцарском депозите, к которому вы получили доступ, мы проверяем эти данные, и если всё будет в порядке - выполняем ваше пожелание.
— Прекрасно,— с невозмутимым лицом ответил Алексей.— В частом банке Куртанэ, головной офис в Монтрё, имеется депозит, открытый в начале ХХ века. Он проходит у них под наименованием “царский” или “русский”, поскольку был открыт по указанию Николая II. Ценности, размещённые в нём, император считал принадлежащими всему народу. Значительная часть этих ценностей в двадцатые-тридцатые годы была вложена швейцарскими поверенными в акции ведущих западных и международных банков, они же участвовали в реализации пресловутого “плана Юнга”, в создании финансовых учреждений Лиги Наций, на смену которым после войны заступил Международный Валютный Фонд, в эмиссионной политике ведущих центробанков мира, Федерального резерва США…
— Нам всё это известно, господин Гурилёв,— прервал его Фуртумов, впервые обратившись к Алексею не через абстрактное “вы”, а по фамилии.— Лучше поясните, в каком состоянии находятся эти ценности сегодня?
Алексей побледнел. Неужели собеседнику уже известно о его поступке на балу у герцога? Ведь в самом деле - шпионы кругом!.. Если это так - то и рушится его план. Зачем, в самом деле, он сжёг эти проклятые бумажки, за которые большая часть мира готова душу продать? Теперь, если информация о том утекла, его обвинят в нанесении государству немыслимого ущерба, а Марию либо объявят соучастницей, либо отпустят на растерзание уголовникам, из тенет которых она едва сумела выпутаться весной… А может - отдать им наличные с карточки - и дело с концом? Ведь пятнадцать миллиардов - неплохая цена за две жизни, если, конечно, жадность покупателя не застит ему глаз…
— Что вы имеете в виду?— Алексей решил попытаться разыграть неведение.— Из швейцарских сейфов, как известно, ничего не пропадает.
— Если бы я разговаривал с вами в понедельник,— ответил Фуртумов стальным голосом,— я бы полностью согласился с таким ответом. Но на вашу беду, пока вы летели в Москву и затем готовились ко встрече со мной, нам сюда тоже кое-что сорока на хвосте принесла. Не догадываетесь?
Сомнений не было - Фуртумов знал о пятничном аутодафе.
— Догадываюсь, что мы с вами имеем в виду одно и тоже,— с силой выдавил Алексей из себя.
— Тогда прокомментируйте.
— Что комментировать? Были векселя - и не стало их. Слуги собрали из камина пепел, садовник вынес его в сад и закопал между кустами роз.
— Зачем вы это сделали?
— Счёл, что так в мире станет меньше лжи. В конце концов, все эти векселя должны были сгореть при самоликвидации сейфа, если бы я ошибся в наборе кода хотя бы одной цифрой.
— Они не сгорели.
— Неужели?
— У швейцарцев, да будет вам известно, существует механизм дублирования документов особой важности. Юридически значимая копия бумаг, которые вы пытались сжечь, хранится в безопасном месте с тем же кодом доступа.
— Я об этом не знал. Но что ж! Тем лучше для вас. Тогда каковы будут ваши условия сделки?
— Я уже их озвучил. Вы сообщаете мне код, мы всё проверяем, получаем доступ к депозиту и выпускаем вашу даму.
Алексей в ответ покачал головой.
— Я передам вам код только после того, как дама будет на свободе.
— Вы ставите условия?— изумился Фуртумов.— А обвинения в государственной измене не хотите?
— Это ваше дело, в чём меня обвинять, поскольку сила на вашей стороне. Вы всегда сможете арестовать даму вновь, если я сообщу вам неверные цифры. Так что вы ничего не потеряете, если позволите ей немедленно вернуться домой. К тому же, заметьте, я не ставлю никаких условий насчёт себя.
Произнося последнюю фразу, Алексей предполагал, что своим собственным освобождением он займётся после того, как удостоверится в безопасности бывшей возлюбленной. Для этого он принял решение использовать в качестве второго козыря пятнадцатимиллиардную карточку, о которой государственный вымогатель, похоже, ничего не ведал.
Однако Фуртумов не оценил предложения.
— На вашем месте я бы помалкивал и делал то, что вам велят!
— Как хотите,— равнодушно ответил Алексей.— Мне всё равно. Буду помалкивать.
Фуртумов, с шумом отодвинув стул, поднялся и молча направился к выходу.
— Подумайте хорошенько!— бросил он, уходя.
Тотчас же возникли охранники, которые препроводили Алексея обратно в камеру.
Решив, что ничего более сегодня с ним происходить не будет, Алексей расслабился, и чтобы не упредить предстоящий ночной сон, решил перебирать в памяти произошедшие с ним события, выстраивая из них закономерность и выявляя развилки, на которых его жизнь имела возможность поменять направление. Ибо когда думать о будущем не хочется, чем ещё остаётся заниматься в тюрьме?
Однако, к удивлению Алексея, в районе шести часов вечера он снова был отведён в прежнюю комнату.
Человек, назвавшийся Геннадием Геннадиевичем, положил перед ним на стол мобильный телефон.
— Звоните!
— Куда звонить?
— Вашей даме. Удостоверьтесь, что она находится у себя дома и что с ней - всё в порядке.
Алексей не мог не улыбнуться - какая ни есть, а победа.
— Я думаю, что поговорю с ней в следующий раз,— неожиданно ответил он.— Пока же позвоню её брату.
Фуртумов заметно смутился, хотя постарался это скрыть.
— Ваши отношения меня не интересуют. Звоните хоть Президенту.
Алексей взял телефон и набрал Бориса. Тот долго не брал трубку - видимо, его смущал незнакомый вызывающий номер.
— Это я, привет. С Машей всё в порядке?
— Леха, ты?!— затрещал из трубки восторженный голос Бориса.— Как я рад! Да-да, с Машей всё о’кей, она уже дома и приходит в себя. Где ты, старина?
— Пока там же,— ответил Алексей.— Береги сестру!
Из трубки послышался очередной треск, но Алексей уже нажал на отбой.
— Благодарю вас, Геннадий Геннадьевич,— сказал он, возвращая телефон.— Надеюсь, что отныне с вашей стороны к даме не будет больше претензий.
— Это зависит от вас. Коды!
— Записывайте.
— Вы будете говорить по памяти? Вас точно не надо куда-либо везти за документами?
— Разве что затем, чтобы протянуть время. Мне всё равно. Записывайте первые восемь цифр: 9, 6, 4, 9, 6, 9, 5, 2. Записали? Теперь ещё пять: 6, 4, 5, 7 и 3. Итого тринадцать.
— Вы всё точно вспомнили? Не ошиблись?
Алексей пошёл на определённый риск, сообщив из двух кодов только второй. Ведь копии векселей, ежели они действительно были сделаны предусмотрительными швейцарцами, защищены именно им. О первом же счёте здесь либо не знают, либо не интересуются как ценностью несравненно меньшего порядка. И если Шолле говорил правду, а он, похоже, всегда, когда не отмалчивался, говорил правду, то без первого кода второй не сработает…