Братья

Я отмолчался, а про себя прикинул. Три дня его ищут, так сказала Миллисента. И день, два до того. Михаил уже далеко.

— Как видите, мы восстановили справедливость. — Жоффруа повел плечом, демонстрируя обновку. — Жаль потерять этого грека. Ловкий человек. Надеюсь, там, в Константинополе отнесутся к нему снисходительно.

— Если доберется живым.

— Мне рассказывали, они не казнят, а ослепляют, и потом отпускают на все четыре стороны. — Жоффруа притворно вздохнул. Он изрядно злил меня, все это время я стоял перед ним, развалившимся на диванных подушках. Он, видно, почувствовал.

— Присаживайтесь, советник, и попробуйте наше вино. Скажу вам, я, в отличие от жены, доволен тем, что есть. Сами видите, сколько смертей за последнее время. Жискар… а до того Эспер из Марселя, теперь этот Хромец. Я мог бы рассказать о каждом. Вы, советник, я слышал, бываете у короля. Подскажите ему быть осторожнее, пока он не разберется с нашими порядками. Жискар был, пожалуй, не намного хуже других. — Продолжал Жоффруа, когда нам принесли вино.

— Что это значит?

— Беспокойные вокруг люди.

— Советнику всё хочется знать. — Миллисента усмехнулась, я не чувствовал к себе прежнего расположения.

— У каждого свои планы. А теперь, когда эти достойные люди отправились… — Жоффруа закатил глаза и покрутил рукой над головой, — теперь они злы…

— Кто это — они?

Жоффруа будто не слышал. — А этот ваш подопечный. Раймунд. Который когда-то освободил меня из плена. Он ведь давно здесь. И не в первый раз. Я слышал его историю. И дю Беф вспомнил, когда мы возвращались из Дамаска. Эти люди не забывают. Он — счастливый человек… Жив, и вот теперь… Особенно теперь, когда он готовится занять место Жискара.

— Оно досталось помимо его желания.

— Вы думаете? А кто тогда расправился с этим Жискаром? И так удачно.

— Только не он.

— Хорошо, если так. — Согласился Жоффруа, а Миллисента добавила. — Вашим друзьям везет. Столько смертей вокруг, а они целы и невредимы. И вам везет, советник.

Я ушел удивленный. Было от чего. Наверно, странно, но я поверил Жоффруа, к смерти Жискара он не имеет отношения. Но кто тогда? Мне показалось, Жискар догадывался, но не успел проверить свою догадку, и она ушла с ним. Признаюсь, первый раз я испытал нечто вроде сочувствия к этому человеку. Сам он не успел. Но кто? Какое мне было до всего этого дело? Еще недавно казалось, я завершил земные дела, могу спокойно сидеть и наслаждаться мудростью чужих рассуждений. Мои друзья выбрали свою дорогу. Франсуа отрешился от мира, Михаил бежал. Раймунд? Пожалуй… И я вспомнил предложение Карины. Видно, такова судьба, получать полезные советы от женщин.

Любопытство не угасает с годами. Многие мои поступки вызваны именно этим, превосходя заботу о собственной безопасности. Известия о новом рыцарском сообществе и раньше достигали моих ушей. Люди в белых плащах с красным крестом все чаще встречаются в городе. Они поглощены собой и мало обращают внимание на окружающих. Я узнал, что объединились они для совместного служения и молитвы и живут сообща в помещениях под бывшим иудейским храмом, оставшимися со времен его строительства более тысячи лет назад. Так, по крайней мере, говорят сами иудеи. Теперь, когда появилась возможность узнать больше, я решил этим воспользоваться.

Ко входу меня должна была подвести Зира. Это женщина знает все закоулки и темные места города, недоступные для простого смертного. Входов в подземелье несколько, тот, что рядом с домом Карины, по вечерам освещается, сюда наведывается стража, и моя скромная персона могла бы привлечь внимание. Как раз то, чего мне бы не хотелось. Возле городской стены есть еще один вход. Белый плащ требует посвящения. А вот обычная черная накидка оказалась кстати. Главное, стараться держаться в тени, не привлекая внимания. Шпионов не любят нигде. Не зря Карина призвала меня быть осторожным.

— У них свои порядки. И они не любят чужих. Да, чужих. Потому что мы для них чужие.

Без помощи Зиры я бы не справился. Темнело. Узкая дорожка вела вдоль стены, среди каменных завалов, сверху сыпались огненные искры. Это развлекалась стража, размахивая факелами и отпугивая шакалов от городской свалки. В опасных местах Зира, не доверяя моим глазам, брала меня за руку, и я ощущал ее сухую горячую ладонь. Шли долго, удаляясь от живой части города. Потом Зира развернула меня лицом к темным развалинам, и я увидел далеко в глубине ровный свет. Зира подтолкнула меня в спину, и я пошел, держась за стену и нащупывая ногой дорогу. Пришлось набраться терпения. Потом дорога стала шире, появились люди, с трудом различимые, угадываемые по дыханию и звуку шагов, они возникали будто ниоткуда, из плотных сумерек. Меня постоянно обгоняли, оставляя без внимания, идущие держались уверенно, и, видно, бывали здесь не раз. Я осторожно ковылял следом.

Впереди все больше светлело, далекие голоса слились в общий гул. Дорогу преградила расщелина, остатки древнего русла, я преодолел его по шатким мосткам, прошел дальше на свет, минуя темные коридоры, настоящий подземный город, о котором я даже не догадывался, и оказался в углу огромного зала. Чадно дымили факелы, переливались огни множества свечей, а по стене, доставая, как лапа громадного паука, почти до верхушки свода, тянулась тень огромного креста. Там, видно, был алтарь, толпа, собравшаяся в центре зала, отгораживала его от меня. Я не стал протискиваться вперед, нашел выбитое в стене каменное сиденье и устроился, слушать.

Я поспел вовремя, ждать не пришлось, издали, от невидимого алтаря возник голос, и все стихло. Голос вещал размеренно и громко, будто вколачивая слова. Конечно, я запомнил далеко не все.

— Мы стоим здесь, — возглашал голос, — где был Храм Иудейский, на месте, которое Господь своим провидением перепоручил в наши руки. Он ждет нашего ответа, нашей решимости. Что мы должны выполнить, чтобы подтвердить Его волю?

Мы должны объединить мужей, известных своей воинской доблестью и благородством происхождения с тем, чтобы собраться в единую силу. И, когда придет время, выступить против врагов веры, которые неистовствуют в своей злобе, чтобы уничтожить нас и захватить христианские земли.

С этой целью мы просили Папу утвердить устав нашего братства, чтобы силу молитвенного служения объединить с силой нашего оружия. Время это наступило. Мы должны быть готовы…

… Голос звучал все громче, срываясь на крик. Слушали напряженно, громкие вздохи неслись отовсюду. Голос принадлежал человеку немолодому, но звучал отчетливо и громко:

— Что мы видим каждодневно? Леность большую, чем порок. Хотят уклониться от исполнения долга. Пытаются отсидеться, прячась за стенами, забыли, зачем Господь даровал нам этот город. Орды язычников попирают окрестные земли, угрожают вторжением. Давно это было? Нет, только сейчас. Сегодня закончилось, завтра начнется снова. Так и будем ждать, чтобы подставить шеи под нож?..

— Нет, нет… — Разнеслось в ответ. Затем наступило молчание, и голос зазвучал снова:

— Зачем мы пришли? Отвоевать наши святыни. И мы сделали это. Что получили в награду? Град земной. О чем молим, тебя, Господи? Помоги завершить праведное дело.

Что спросят те, покрывшие себя славой, выдающиеся по роду и званию, достойные всякого почитания? Где они? Глядят с небес и негодуют, видя нашу робость, наше бессилие…

Заигрываем с язычниками, заигрываем с греками. Блудодействуем с дочерьми дьявола. Погрязли в бесчестии и безволии. Грешим и обманываем себя. Говорим, так можно сохранить мир. Неправда. Не станут бояться нас и щадить, если станем испуганно твердить о мире. Только силой можно убедить, только страхом можно заставить.

Греки в открытую похваляются, выдавая ложь за собственную правоту. Как смеют они. Разве они отвоевали этот город и оплатили его своей кровью? Нам досталось. А что теперь? Разве не про нас сказано: умы их ослеплены; покрывало доныне остается неснятым; лежит на сердцах их. Но когда обращаются к Иисусу, тогда покрывало снимается.