Страница 6 из 36
Из этого следует, что, утверждая, что я живое, в полной мере функционирующее существо (как я обыкновенно делаю), я косвенно утверждаю, что являюсь Тотальностью Бытия в его двух контрастных аспектах, Пи́ке и Основании великой Иерархии. Если я вообще жив или существую, то в качестве этого Целого Тела и Никакого тела. Как нелепо было бы притворяться, что это псевдотело, расположенное на полпути и называемое Д. Е. Хардинг, имеет какую-то собственную жизнь или независимое существование!
Я — то, чем я себя ощущаю
У человека знания нет ни чести, ни достоинства, ни семьи, ни родины.
Эта двусторонняя Тотальность, я вынужден признать, есть моя истинная Природа. Это открытие не относится к разряду тех, которые мне безусловно нравятся. В сущности, я пытаюсь как могу увильнуть от этого слишком уж радикального вывода. (Насколько тяжелее выносить величие, чем несчастье!) Я пытаюсь использовать любой дающий мне надежду путь отступления, протестуя, что все мои рассуждения чрезмерно основаны на физическом, материальном и недостаточно — на нравственном, духовном; или слишком научны и недостаточно гуманны; или что я слишком озабочен тем, как другие воспринимают меня, и слишком небрежен к тому, как я воспринимаю себя; или, самое главное, что я слишком поглощён тем, как я выгляжу, и слишком мало уделяю внимания тому, как я себя ощущаю — а я безусловно ощущаю себя вполне человеком, зачастую слишком человеком. И общая цель всех таких возражений — есть и ещё — в том, чтобы доказать, что здравый смысл в конечном счёте прав, что я есть тот чётко поддающийся определению человек, которым я являюсь по словам других и в существовании которого я сам никогда не сомневался.
Хорошо (отвечаю я себе), возражение принимается. Позвольте мне тогда попытаться отринуть свой интеллект и свои чувства — проигнорировать кажущиеся нелепыми заключения, к которым они меня привели, и начать полагаться на свои инстинктивные реакции, на своё глубинное внутреннее чутьё в отношении себя и своей природы. За кого я автоматически себя принимаю, с кем инстинктивно отождествляюсь, судя по моему поведению? Что приходит естественно?
Краткий ответ будет такой: я не чувствую — повторяю, не чувствую — себя «просто этим человеком», я на самом деле не попадаюсь на удочку этой длинной истории, рассказываемой всеми, о том, кто я. Мои действия явно демонстрируют, что я в действительности не верю ни одному их слову — что бы я ни воображал, что бы ни говорил, как бы ни притворялся, что верю. Раз за разом мои действия выдают секрет и разоблачают мои чувства. Принимая их сейчас во внимание, я делаю неизменно удивительное открытие, что я не какая-то фиксированная величина, не комплект готовой одежды фабричного производства, а костюм, шьющийся портным для каждого отдельного случая. Я столь же изменчив, настолько же гибок, сколь в этом есть необходимость, насколько этого требует ситуация.
Перейдём к конкретике: мне свойственно чувствовать больше свою семью — или клан, или племя, — чем этого конкретного её члена. Настолько больше, что я могу без колебаний пожертвовать моим узким личным благополучием ради более широкого благополучия, могу даже как «индивид» отдать свою жизнь за жизнь общественную. Так же дело обстоит и с моим народом, городом, страной, и с политическим блоком, моей церковью и моим богом: мне свойственно отождествляться с любым из этих компонентов, или с каждым по очереди, так беззаветно, что их выживание равнозначно моему выживанию, и судьба данного человека становится несущественной. Далее, множество факторов объединяются для того, чтобы усилить моё чувство единства с Землёй: я всё более и более ощущаю себя сходным с планетой. И шкала моего «я» не заканчивается на этом или любом другом уровне. Солнце, солнечная система — это для меня «своя площадка» во Вселенной, своя звезда, и не остаётся никаких сомнений, на чьей стороне я буду в случае настоящих звёздных войн. Более того, моя гибкость простирается так же далеко ниже человеческого уровня, как и выше. Я «недочеловек» не в меньшей мере, чем «сверхчеловек». Но это, конечно, не означает, что «выше и больше» — это хорошо, а «ниже и меньше» — плохо. Итак, более чем вероятно, что в один момент я настолько проникнусь сочувствием к своей стране («так справедливо, эдак несправедливо»), или политической партии (вспомните нацистов), или церкви (с её аутодафе) и настолько сольюсь с ними, что буду готов в их интересах отдать на поругание свои человеческие чувства и испепелить или стереть в пыль любое количество людей. А в следующий момент могу принести в жертву своё собственное тело ради одной из его частей (скажем, желудка), в силу пристрастия или аппетита, предпочтя потакание части здоровью и счастью целого или даже его жизни.
В сущности, единственное достаточно безопасное и полностью благотворное истинное отождествление не останавливается ни перед чем, тем самым выходя за пределы и хорошего, и плохого. Когда я в наилучшей форме, когда я даю волю своим самым неотступным и искренним чувствам, я совершаю двойное открытие: с одной стороны, я обнаруживаю, что избавляюсь от всякой ответственности, от всех привязанностей и каких бы то ни было отождествлений, отказываясь от всего, ни на что не претендуя и ничем не являясь, и таким образом наконец обретая свободу; a с другой стороны — что в высшей степени противоречиво — я замечаю, что беру на борт всех и вся, притязая на всё, не находя покоя, пока не возьму к себе под заботливое крыло самое низкое существо во Вселенной. Это окончательная истина, парадоксальная и двусторонняя истина о том, что я в действительности чувствую. Если уже сейчас (до наших экспериментов) у нас есть прямые указания на то, что я на самом деле не субъект Д. Е. Хардинг, а Ничто-и-Всё, то как чудесно узнать, что я именно так себя и ощущаю, — получается, сейчас дела обстоят так, как глубоко внутри я этого и хочу!
Итоги этой и двух предыдущих глав моего исследования таковы: исхожу ли я из того, как я выгляжу, или из того, что нужно для того, чтобы быть мной, или из того, как я себя ощущаю, в конце концов я получаю практически один и тот же ответ. Я обнаруживаю, что далёк от того, чтобы быть фиксированной величиной, просто человеком, определённым индивидом, которым я якобы являюсь. Напротив, я превосхожу Клеопатру в бесконечном разнообразии, являясь неизмеримо большим и неизмеримо меньшим, чем Д. Е. Хардинг. Вопрос о том, насколько оно смертно — или бессмертно, — мы здесь и рассматриваем. Изучать судьбу чего бы то ни было и кого бы то ни было, не учитывая это Неизмеримое, было бы бессмысленно.
Часть 2. Проверка на бессмертие
Нет Видящего, кроме Него… Единого Бессмертного.
Нет такого места, куда можно было бы поместить своё Истинное (Изначальное) Лицо. Оно не исчезнет, даже когда разрушится вселенная.
Осознав, что это тело подобно пене, миражу… он (ученик) отправится туда, где Король Смерти не сможет найти его.
Внешний человек — это вращающаяся дверь. Внутренний человек — это неподвижная дверная петля.
Внутренний человек находится отнюдь не во времени и пространстве, а полностью и буквально — в вечности.
Я ничего не знаю о том, когда я вошёл.