Страница 38 из 42
Если госпожа де Берни в начале этой связи держала себя по-матерински нежно и чуть насмешливо, то теперь, четыре года спустя, она страстно привязалась к молодому человеку, чей незаурядный талант она почувствовала первой. Она страдала, видя, что он убивает все свое время на жалкие поделки, которые ему заказывает Рессон, литературный маклер, ловко эксплуатировавший этот неиссякаемый источник вдохновения. Бальзак был не просто журналист, он был поистине блестящий журналист. Чуть не всякий день он отправлялся либо в кафе "Вольтер", либо в кафе "Минерва", возле Комеди-Франсез, где встречался со своими приятелями. Рессон, умевший гораздо лучше, чем Оноре, соблазнять книгопродавцев, предлагал Бальзаку работу над всевозможными "кодексами"; в ту пору жанр этот был в моде, и можно назвать множество забавных, циничных или игривых его образцов: "Гражданский кодекс", "Кодекс честных людей", "Кодекс коммивояжера", "Кодекс литератора и журналиста", "Любовный кодекс". Бальзак, умевший работать, как никто, был способен написать брошюру в несколько ночей. Пользуясь трудами Лафатера, он мог сочинить, скажем, "Кодекс щеголя", легкомысленный, блестящий и в то же время остроумный.
"Кодекс честных людей" появился сперва без подписи, а затем за подписью Рессона. Но создан он был главным образом Бальзаком, и сам Рессон это признал. Трактат сей можно, пожалуй, назвать бальзаковским и вместе с тем свифтовским. Цель его - предостеречь честных людей от опасностей, грозящих их любезным денежкам, за которыми на каждом шагу охотятся парижские "ирокезы". Автор не слишком возмущается ворами. Всякий социальный порядок зиждется на ворах: без них жизнь была бы такой же тусклой, как комедия без Криспена и Фигаро. "К чему бы это повело? Как стали бы жить жандармы, судейские чиновники, полицейские, слесари, привратники, тюремщики, адвокаты?" К тому же ведь все воруют. Поставщик, снабжающий армию провиантом (а Бальзак хорошо знал людей этого сорта), который должен прокормить тридцать тысяч человек, вносит в списки "мертвые души", сбывает затхлую муку и подпорченную провизию - иначе говоря, ворует; иной сжигает завещание; этот запутывает отчеты по опеке; тот придумывает "тонтину".
И Бальзак, опираясь на опыт, который он приобрел, общаясь с судейской братией, со знанием дела разоблачает всевозможные уловки адвокатов и нотариусов - они искусно стряпают всякие кабальные контракты, фальшивые закладные. Автор дает честным людям благоразумные советы:
"Запомним, как первую заповедь, что самая худая мировая сделка лучше самой доброй тяжбы... Если же вас все-таки вынудят судиться, откажитесь от разорительных прошений и никому не нужных требований... Ублажайте клерка и не занимайтесь его патроном; не скупитесь на трюфели и хорошее вино, помните, что, потратив триста франков, вы сбережете тысячу экю".
Книжечка была пропитана циническим сарказмом.
"Как правило, светский человек, получивший хорошее воспитание, может пожертвовать своей безукоризненной честностью лишь ради крупных сумм, которые сулят ему надежное богатство".
Эта небольшая брошюра по-своему важна. То была настоящая записная книжка писателя со множеством набросков. Здесь нетрудно обнаружить в зародыше будущие романы, где большую роль станет играть закон и всевозможные судебные кляузы; вместе с тем художник пока еще с насмешливой снисходительностью относится даже к худшим из своих моделей.
Когда мода на "кодексы" миновала и на смену им пришли различные "физиологии", Бальзак сделал первый набросок "Физиологии брака". Отец уже давно излагал ему свои экстравагантные взгляды на плотскую любовь и на евгенику. Старый друг Оноре - Вилле-Ла-Фэ - много рассказывал юноше о женщинах, об их хитростях, о супружеской дипломатии. Орас Рессон и Филарет Шаль дали ему прочесть книгу Стендаля "О любви", и он пришел в восторг. Семейная жизнь его собственных родителей позволила ему сделать немало наблюдений об адюльтере и связанных с ним опасностях. Необыкновенная любовь госпожи Бальзак к младшему сыну Анри, этому чужаку, которого она ввела в семью, не признававшую его своим, в отрочестве заставляла Оноре немало страдать. Суровые уроки преподала ему жизнь четы Берни, четы Сюрвилей, четы Монзэглей. Словом, уже в ранней молодости Бальзак достаточно нагляделся на семейные неурядицы и подумывал о том, чтобы все это описать. Он долго искал название будущей книги: "Супружеский кодекс", "Искусство сохранить верность жены", "Искусство уберечь жену"; наконец он остановился на заголовке "Физиология брака". Тон этого произведения подсказал Бальзаку один из его любимых писателей - Лоренс Стерн, "советовавший, - по определению Бардеша, - смотреть на брак как на известный недуг, который время от времени проявляется в физиологическом акте". Хотя "Физиология брака" вышла в свет гораздо позднее, уже в 1824-1825 годах был написан первый ее вариант; возможно, в работе над ним деятельно участвовал и Бернар-Франсуа, ибо сохранился экземпляр этого произведения, который Оноре велел переплести вместе с брошюрой своего отца "История бешенства".
Для такого рода второстепенных работ Бальзаку приходилось очень много читать, он рылся в книгах, изучал иностранных авторов. Он выказывал энергию, достойную Наполеона. Однако ему уже исполнилось двадцать пять лет, а успех все не приходил. Романы Ораса де Сент-Обена? В их ценность он не верил; он и писал-то их с усмешкой, а порою даже немного стыдясь. Почему? Да потому, что чувствовал: он способен совсем на иное; он ощущал себя философом, мыслителем. Оноре приобрел известную сноровку, овладел некоторыми приемами мастерства и теперь мечтал о чем-то большем. Какой-нибудь Рессон или Ле Пуатвен могут довольствоваться ролью литературных поденщиков, готовых взяться за любую поделку. Но он... Все заставляло его стремиться к великому, и все неумолимо отбрасывало его к ничтожному.
"Я был жертвою чрезмерного честолюбия, я полагал, что рожден для великих дел, - и прозябал в ничтожестве... Как все взрослые дети, я тайно вздыхал о прекрасной любви. Среди моих сверстников я встретил кружок фанфаронов, которые ходили задрав нос, болтали о пустяках, безбоязненно подсаживаясь к тем женщинам, что казались мне особенно недоступными, всем говорили дерзости, покусывая набалдашник трости, кривлялись, поносили самых хорошеньких женщин, уверяли, правдиво или лживо, что им доступна любая постель, напускали на себя такой вид, как будто они пресыщены наслаждениями и сами от них отказываются, смотрели на женщин самых добродетельных и стыдливых как на легкую добычу, готовую отдаться с первого же слова, при мало-мальски смелом натиске, в ответ на первый бесстыдный взгляд!.. Позже я узнал, что женщины не любят, когда у них вымаливают взаимность; многих обожал я издали, ради них я пошел бы на любое испытание, отдал бы свою душу на любую муку, отдал бы все свои силы, не боясь ни жертв, ни страданий, а они избирали любовниками дураков, которых я не взял бы в швейцары" [Бальзак, "Шагреневая кожа"].