Страница 84 из 91
Климов оторопело смотрел на этот текст, то поднимая глаза на Куманина, то снова опуская их на табличку, беззвучно шевеля губами. Наконец, он достал из ящика огромную лупу и стал изучать надпись на табличке.
— Да-а! — проговорил он, клада лупу на стол. — Интересное кино! Где ты ее добыл?
— На территории дивизии генерала Петрунина, — доложил Куманин. — Для этого и форму одел.
Климов посмотрел на Куманина так, будто увидел его впервые в жизни. Так герои мультфильмов смотрят на любимых собак, когда те неожиданно начинают говорить человеческим голосом.
— Садись, — после очередной паузы произнес Климов и снова стал рассматривать пластинку в лупу, как бы подозревая, что Куманин изготовил ее сам, чтобы отчитаться о выполнении задания.
— А совпадения никакого тут быть не может? — спрашивая скорее самого себя, чем Куманина, проговорил Климов.
— Исключено, — ответил Куманин. — Все сходится.
— Исключено? — переспросил Климов. — Ничего нельзя исключать. До войны в системе работали такие хитрованы, которые только и мечтали, чтобы будущие поколения посчитали их дураками. Кто там рядом с ним похоронен?
— Какие-то монахи-отшельники, — доложил Куманин. — Последнее захоронение — в конце 1918 года.
— Как ты вышел на это кладбище? — спросил генерал.
— Здесь в ближайших деревнях полно вдов, чьи мужья некогда охраняли шлагбаумы на пути к этому особняку, — ответил Куманин. — Эти вдовы, несмотря на преклонный возраст, помнят гораздо больше, чем вы себе представляете. Они помнят даже старшего майора Лисицына.
— Интересно, — проговорил Климов в некотором недоумении. — Я пытался найти это кладбище, но в дивизии сказали, что оно давно, чуть ли не сразу после войны, уничтожено. А как тебе удалось туда пробраться?
— Меня приняли за кого-то другого, — улыбнулся Куманин, — за инспектора по экологии, кажется. Они там отравили огромную площадь ракетным топливом. В самом центре этой территории и находится кладбище, весьма прилично сохранилось. Я вам скажу даже больше — на могиле полковника Романова, кем бы он ни был, я обнаружил свежие гвоздики. Совершено потрясающе! Крутом картина грядущего апокалипсиса, а тут… Туда даже запрещен вход без противогазов.
— И тебе выдали противогаз? — поинтересовался Климов.
— Хотели, но я отказался.
— Напрасно, — покачал головой генерал. — Пары разлагающегося ракетного топлива провоцируют галлюцинации. Тебе померещилось. Гвоздики были красными?
— Красными — подтвердил Куманин.
— Одни принимают это за гвоздики, другие за маки. Это не ракетное топливо. Это гораздо хуже. Я бы на твоем месте лег в госпиталь на обследование, — почему-то улыбаясь, сказал Климов.
— Это были гвоздики, красные гвоздики, — настаивал на своем Куманин.
— Если это так, — Климов согнал с лица улыбку, — то вообще получается какая-то чертовщина. Хочется думать, что только гвоздики тебе померещились.
— Мне померещились не только гвоздики, товарищ генерал, — ответил Куманин. — Мне много чего померещилось, пока вы отсутствовали.
— Например? — генерал Климов продолжал смотреть на своего подчиненного с неослабевающим интересом.
Куманин снова открыл свой дипломат и вынул прозрачную папочку, в которой лежало свидетельство о смерти старушки, приехавшей из сибирской глухомани на экскурсию в ростовский Кремль.
— Вот как? — удивился Климов. — Куда ни кинь — везде Романовы. Надо бы вообще всех Романовых в Союзе арестовать и собрать в специальный лагерь, а комендантом назначить майора Куманина, чтобы он заставил всех признаться, какое они имеют отношение к царской фамилии.
— Все это так, — согласился Куманин, — но вы упустили из внимания одну маленькую подробность. Вы не обратили внимания на дату смерти этой гражданки.
— Почему не обратил, — возразил Климов. — Вот она, дата — 28 июля 1988 года. Ну и что?
— Именно в этот день, — подсказал Куманин, — милиция города Ростова подобрала на автобусной остановке мальчика по имени Алеша Лисицын.
Климов вздрогнул, как от неожиданного удара. Он даже сжался в кресле, хотя, возможно, это Куманину тоже померещилось, как гвоздики на могиле полковника Романова.
— Шестакова… — прошептал генерал. — Я слишком поздно узнал, что вы с ней учились в одном классе, а позднее были любовниками. Думал, что ты порвал с этой диссиденткой все отношения…
Куманин молчал. Когда начальство признается в собственных ошибках, лучше всего помалкивать и всем своим видом показывать, что ты скорбишь по этому поводу не меньше самого начальства.
— Конечно, — продолжал Климов, — о мальчике знает и этот псих из Нефедове?
— В общих чертах, — соврал Куманин, которому стало неожиданно жалко Феофила. — Разрешите напомнить, товарищ генерал, что об этом мальчике знает и целый интернат, где директором Петухова.
— Знание знанию рознь, — возразил Климов. — Одно дело слышать, другое дело — знать. И уж совсем плохо, когда знаешь слишком много. Или предполагаешь, что много знаешь и начинаешь писать разные диссертации. Есть вещи, которые вообще никто не имеет права знать, даже мы с тобой. Если бы я не был в командировке, никогда бы не позволил тебе доехать до Нефедово. Ты меня понимаешь?
— В Нефедове я искал не могилу царя, а Надю Шестакову, — попытался оправдаться Куманин.
— Мог бы и догадаться, что она у нас. Кроме нее, никто не может хоть как-то управлять этим мальчиком, — недовольно пробурчал Климов. — И не лезь не в свои дела. Ты уже узнал в интернате, что Алешу увезли мы. И нечего было дальше этим вопросом интересоваться. Уедешь на два дня, а потом расхлебывай, что подчиненные натворят!
Однако то, как выговаривал Климов Сергею, говорило скорее о некоторой растерянности генерала, нежели о сильном гневе. Если вначале репликами типа «Здравия желаю, товарищ генерал!» время пытался выиграть Куманин, то сейчас, поругивая Куманина за его безответственные импровизации, Климов явно пытался выиграть время, чтобы собраться с мыслями. А потому наступила еще одна пауза.
— Так ты говоришь, — нарушил молчание Климов, — что она приехала в Ростов с Алешей Лисицыным?
— Я этого не говорил, — быстро ответил Куманин, — даже совсем наоборот. Мне удалось выяснить, что она выехала из Томска одна.
— Значит, — предположил генерал, — они встретились где-то по дороге в Ростов?
— Думаю, — возразил Куманин, — что все было не совсем так. Она приехала в Ростов Великий, поскольку знала точную дату появления там Алеши Лисицына, убедилась в этом и… — Куманин замолчал.
— И… — повторил Климов, — и что же дальше?
— И умерла, как вы знаете, — пожал плечами Куманин.
— Веселые дела! — проговорил Климов. — А откуда она знала точную дату появления мальчика?
— Говорят, — не совсем уверенно сказал Куманин, — что эта дата была в свое время точно предсказана.
— Кем? — поинтересовался Климов.
— Мне бы тоже хотелось понять, — честно признался Куманин.
— Как ты считаешь? — спросил Климов. — Этот мальчик, Алеша, имеет какое-либо отношение к коменданту «Объекта 17» Александру Лисицыну?
— И к Василию Александровичу Лисицыну, секретарю Томского обкома партии, — добавил Куманин, — который «курировал» Татьяну Николаевну в поселке Асино Томской области. Все очень странно, если вспомнить, что человек, известный на объекте как Лисицын, в действительности носил совершенно другую фамилию. Лисицын — это оперативный псевдоним.
— А ты откуда знаешь? — изумился Климов.
— Он числится в нашей ветеранской картотеке среди работников, подлежащих реабилитации. Там указано, что «Лисицын» — не настоящая фамилия, — доложил Куманин.
— Ты подумай, — осерчал Климов. — Какой в нашей системе бардак! То что считается сверхсекретным в одном подразделении, можно найти в открытом доступе другого. Это ты у «историков» узнал?
— Так точно, — подтвердил Куманин, — у Никитина.
— А настоящая его фамилия была указана? — поинтересовался генерал.
— Нет, — успокоил Куманин, — стоял только красный значок в виде звездочки. Никитин объяснил, что подобные значки стоят на псевдонимах.