Страница 4 из 15
«В дремучей скуке жизни бесполезной…»
В дремучей скуке жизни бесполезной Блюсти закон и ежедневный блуд, Работать, есть и спать почти над бездной Вот праведный и мужественный труд. Жить полной волей, страстной и упрямой, В однообразьи оловянных дней. Ходить упруго, весело и прямо Навстречу верной гибели своей. Нет подвига достойнее и выше: Так жить, чтоб ничего не отдавать Ни за бессмертье, что порой предслышим Ни за прошедших жизней благодать.Посвящение
Благая весть с блаженной высоты, Ты, Свет радости в зияньи пустоты, Ты, Мой проводник на поприще мечты, Прими вот эти бедные листы, Свидетелей трудов и чистоты, Ты!..Восточный танец
В ответ на знак — во мраке балагана Расторгнуто кольцо сплетенных рук, И в ропоте восставших барабанов Танцовщица вступила в страстный круг. Плечо и грудь вошли степенно в пляску, В потоке арф нога искала брод, Вдруг зов трубы — и, весь в легчайшей тряске, Вошел в игру медлительный живот. О, упоенье медленных качаний, О, легкий шаг под отдаленный свист, О, музыка неслыханных молчаний, И — вдруг — удар, и брызги флейт и систр! Гроза. Безумье адского оркестра, Раскаты труб, тревожный зык цимбал. Как мечется испуганный маэстро, Но все растет неукротимый вал. И женщина — бесстрашная — вступила С оркестром в сладострастную борьбу. Ее из мрака музыка манила — И шел живот — послушно — на трубу. Но женщина любила и хотела — И, побеждая напряженный пляс, Она несла восторженное тело Навстречу сотням раскаленных глаз. О, этот час густой и древней муки: Стоять во тьме, у крашеной доски, И прятать от себя свои же руки, Дрожащие от жажды и тоски.«Я был пылинкою в игре миросмешений…»
Я был пылинкою в игре миросмешений, Я еле был — в полунебытии… Душа качала в первобытной лени Видения бесцветные свои. Я шел, кружась, сквозь пустоту и бездны, Сквозь сладость первозданного огня, Весь осиянный счастьем бесполезным, Неудержимой радостью звеня. И там, где — ветром никогда не бита — Душа росла в пространствах, как трава Где шли, моим покорные орбитам, Веселые и нужные слова, Где тишина цвела, благоухая миром, Пришла ко мне — и возмутила кровь! Из хаоса и тьмы грохочущего Мира Незваная враждебная любовь. Она пришла ко мне безжалостно и грубо Сломать мой круг, мой стих, мою судьбу. И душу обожгла, и опалила губы, Чтоб солью огненной томить мою алчбу. Вот ворвалась, пошла кружить и бесноваться, Дыша стыдом, томленьем и тоской… Остерегайся, ты, посмевшая ворваться В мой гармонический покой! В пустыне и огне, к отравленным колодцам, Как некогда, меня швырнуть ты хочешь вновь, Но снова — твердь и горд, иду с тобой бороться. Любовь, обрушься! Трепещи, любовь! Не доверяй себе. Беги единоборства! Вот в этом теле — бедном, как ковыль — Сокровища стихов, терпенья и упорства, Которые скалу разрушат в пыль. Тяжка твоя ладонь — и я паду, быть может, Но ныне я тебе велю: Не слушай — не поверь! — дрожи смертельной дрожью, Когда я крикну, сломанный — «люблю».«…Нужны были годы, огромные древние годы…»
…Нужны были годы, огромные древние годы Псалмов и проклятий, торжеств, ликований — и мглы, Блистательных царств, урожаев, проказы, невзгоды, Побед, беззаконий, хвалений и дикой хулы, Нужны были годы, века безнадежных блужданий, Прокисшие хлебы и горький сжигающий мед, Глухие века пресмыканья, молитв и рыданий, Пустынное солнце и страшный пустынный исход, Мучительный путь сквозь пожары и дымы столетий, Извечная скука, алчба, торжество и тоска, Затем чтоб теперь на блестящем салонном паркете Я мог поклониться тебе, улыбнувшись слегка. Какие пески отдаляли далекую встречу, Какие века разделяли блуждающих нас, А ныне мы вместе, мы рядом, и вот даже нечем Засыпать пустыню и голод раскрывшихся глаз. И только осталось твое озаренное имя. Как хлебом питаться им — жадную душу кормить, И только осталось пустыми ночами моими Звериную муку мою благодарно хранить. Спокойно платить этой жизнью, отрадной и нищей, За нежность твоих — утомленных любовию — плеч, За право тебя приводить на мое пепелище, За тайное право: с тобою обняться и лечь.«О, упоенье крепкое: еще не полюбя…»
О, упоенье крепкое: еще не полюбя, За радость допотопную уже предать себя. Руки еще не трогая, уже торжествовать — Предвидеть столь и трапезу, и дружбу, и кровать… О, полнота последняя: ни слова не сказав, Смотреть в твои прекрасные — пустынные — глаза.