Пространство мышления. Соображения

А объективны ли, например, квадраты, треугольники и круги? Пусть даже я могу пощупать их руками – например, из специального набора для младенцев. Но что это мне дает? Любая геометрическая форма является идеей, которая заключает в себе некие правила – равенство сторон, количество углов, окружность и т. д. и т. п.

Наконец, объективен ли смысл литературного текста? То, что каждый из нас прочитывает его как-то по-своему, видит его в некой специфической диалогичности [М. М. Бахтин], это, конечно, так. Каждый из нас «вынимает» из этого текста некий свой – «субъективный» для него – смысл. Таким образом, объективно некий подлинный смысл литературного текста нигде не содержится. Но готовы ли мы на этом основании заключить, что он – сам этот литературный текст – бессмыслен? Если пойти этим путем, то скоро обнаружится, что и всякий научный текст – лишенная объективности абракадабра.

То есть сама эта языковая игра с понятием «объективность» представляется мне весьма сомнительной, по крайней мере с точки зрения ее целесообразности. Сейчас мы уже хорошо знаем, что всякое явление имеет в своей основе какую-то вполне понятную физическую природу («понятную», по крайней мере, в том смысле, что мы можем так ее реконструировать). При этом любые наблюдатели рисуют свои представления о реальности (что бы это ни значило) тоже не просто так, а в соответствии всё с той же физикой[24]. Но даже если мы думаем обо всем этом так, речь в любом случае идет о работе всё той же интеллектуальной функции с интеллектуальными объектами. Ведь любая физическая теория есть лишь наше представление о реальности, созданное нами ad hoc. Так что, хоть я и говорю, что обобщенного мира интеллектуальной функции не существует, подобную фикцию для удобства следует, наверное, все-таки принять.

В конечном счете все, с чем мы имеем дело, не важно – с физическими явлениями, биологическими феноменами, физиологическими процессами или событиями культуры – все это интеллектуальные объекты, созданные нашей интеллектуальной функций. Да, какие-то из них сконструированы нами при помощи различных средств научной верификации – исследовательских опытов, специальных приборов, математических моделей и т. д. и т. п. Однако это не делает подобные интеллектуальные объекты чем-то иным, нежели – все теми же интеллектуальными объектами.

Реальность, с которой мы имеем дело, принципиально гомоморфна, но этим я вовсе не хочу сказать, что вся она находится «внутри головы» или является какой-то эфемерной конструкцией. Напротив, устанавливаемые нашей интеллектуальной функцией отношения фактов (при условии, что это позволяет нам достигать поставленных целей), являются действительной реконструкцией реальности. То есть, пусть и в некотором приближении, мы говорим все-таки о реальности, которая как таковая, разумеется, есть.

Не формирующиеся в нас интеллектуальные объекты, а отношения между ними – вот что действительно отражает потенциально доступные нашему познанию фрагменты (если так можно выразиться) реальности. С другой стороны, конечно, в результате мы получаем лишь некую реконструкцию реальности, адекватную для решения конкретных задач, а вовсе не абсолютное знание реальности как таковой и самой по себе[25].

Учитывая сказанное, мне кажется, вполне понятно, что главный вопрос методологии мышления «Что происходит на самом деле?» – носит, по существу, дидактический характер. Его задача – дать нам возможность, не покидая мира интеллектуальной функции (чего мы, впрочем, и не можем сделать), обнаруживать новые факты, новые отношения между фактами и посредством работы интеллектуальной функции формировать эффективные (с точки зрения практических целей) реконструкции реальности. Однако последние, в свою очередь, конечно, тоже являются интеллектуальными объектами.

Соображение № 4

Об интеллектуальных объектах

Мы не можем составить ясного представления об «интеллектуальном объекте», равно как мы не можем представить себе и «интеллектуальную функцию». «Представить» в буквальном смысле этого слова – как мы представляем себе, например, яблоко или функцию дирижера симфонического оркестра.

У нас не может возникнуть осязаемого, так сказать, мысленного образа «интеллектуального объекта» или «интеллектуальной функции» (точно так же, как у нас нет, например, образа отдельно «правого» или отдельно «левого», «любого множества», «бесконечности», «хаоса», «целостности», «процесса» и т. д.). Соответствующими понятиями мы пользуемся для наведения порядка в собственных представлениях, но, сами по себе, они полноценными представлениями не являются.

Полагаю, кому-то может казаться, что он все-таки может это представить – и отдельно «левое», и «бесконечность», но, скорее всего, на деле он будет представлять себе какое-то конкретное содержание (то есть что-то другое, что можно определять с помощью таких вот понятий-инвариантов), но сами эти понятия-инварианты останутся непредставимыми.

С другой стороны, это специфическое свойство понятий-инвариантов открывает нам широкие возможности по реконструкции реальности – того, что происходит на самом деле. Правда, пользоваться ими для этих целей нужно с большой аккуратностью, понимая всякий раз, что это лишь способ организации неких содержаний друг относительно друга, но не структура реальности как таковая и уж точно не данное конкретное содержание[26].

Если мы рассматриваем «интеллектуальный объект» как понятие-инвариант, это значит, что все, с чем мы имеем дело, является каким-то интеллектуальным объектом. Однако ничто конкретное, на что можно было бы ткнуть пальцем и сказать – вот, мол, это «интеллектуальный объект», – не является интеллектуальным объектом. Данное понятие-инвариант (как и понятие-инвариант «интеллектуальная функция») необходимо нам как инструмент корректной реконструкции действительной реальности в области, очерченной методологией мышления, и поэтому непредставимо[27].

В книге «Что такое мышление? Наброски» я, с достаточной, впрочем, степенью условности, выделил несколько уровней организации нашего мышления: «внутреннее психическое пространство», «плоскость мышления» и «пространство мышления». Сделано это было исключительно из дидактических соображений, это лишь удобные фикции (ради этого удобства, собственно, соответствующие понятия и были введены), которые призваны указать на особенности процессов мышления, модерируемых, образно говоря, личностным «я» разной степени сложности.

Так, например, когда речь идет о «внутреннем психическом пространстве», наличие личностного «я» и вовсе не предусматривается или, по крайней мере, необязательно (своего рода «нулевой уровень»). Понятно, что психика человека способна к созданию интеллектуальных объектов сама по себе и не нуждается для этого ни в каком специальном органе наподобие личностного «я», которое бы направляло и контролировало работу интеллектуальной функции. Многочисленные исследования наглядно показывают нам, что ребенок, еще совершенно не овладевший языком, демонстрирует способность мыслить[28], вступать во вполне осмысленную социальную коммуникацию и т. д. и т. п. То есть «внутреннее психическое пространство», по самой сути своей, совершенно функционально с точки зрения решения задач мышления, но еще, конечно, не является тем мышлением, о котором мы привыкли думать, когда используем данное понятие.

Однако на определенном этапе онтогенетического развития ребенка, врастающего в культурно-историческое пространство (мир интеллектуальной функции), личностное «я» в нем формируется, а затем и достигает значительной степени сложности. Что, впрочем, вовсе не означает, что «внутреннее психическое пространство» в связи с этим куда-то пропадает или теряет свое значение. Нет, оно лишь усложняется дополнительными структурами. Для описания этих новых режимов мышления, обусловленных появлением в психическом пространстве ребенка специфической функции личностного «я», и были предложены понятия «плоскость мышления» и «пространство мышления».

24

В этом смысле утверждение Эрнеста Резерфорда, что все науки делятся на физику и собирание марок, не лишено оснований.

25

Причем если подобная реконструкция действительно хороша, то, вероятнее всего, представить ее в виде некой ясной картины невозможно. Судя по всему, достаточно ясно мы можем представить себе только то содержание, к которому в процессе миллионов лет эволюции адаптировался наш мозг с учетом задач выживания биологической особи, продолжения рода и т. д. Понятно, что у эволюции не было нужды формировать у нас способность наглядно представлять себе реальность в той, грубо говоря, ее области, которая не затрагивала вопросы нашего биологического выживания.

26

Данный методологический ход получил в свое время название «несодержательного мышления» (см. Курчатов А. В. Психософический трактат. Логико-философский трактат (Философия психологии). М., 2007.)

27

Думаю, когда человек сталкивается с понятием «интеллектуального объекта» в текстах, посвященных методологии мышления, он, вероятно, представляет себе некие психические образы, или понятия, или даже какие-то теоретические концепты. На это можно сказать, что каждая такая «штука» в каком-то смысле является интеллектуальным объектом, но тут же следует добавлять, что ничто из этого не является интеллектуальным объектом в строгом смысле этого слова. Не следует путать некие представления о продуктах психической, нервной или какой-либо иной деятельности и интеллектуальные объекты как они есть в нас – в нашем внутреннем психическом пространстве.

28

Например, известные опыты с предметами, исчезающими за ширмой.