Страница 42 из 46
Илья дрожал, растирал ладонями замерзшие плечи, но никак не мог согреться. Мечты о вожделенном тепле и врожденная неспособность думать за раз более одной мысли спасали его от неприятных размышлений. Зачем Шайморданов пытался его заморозить? В наказание за то, что он трахнул Жомапель, а жениться на ней не захотел? Тогда почему Руслан сам полез в холодильник? А потом вылез и его (Пузднецова) вытащил? Значит ли это, что Илья прощен, или нужно готовиться к следующей пытке? Попытайся Пузднецов найти ответы на эти вопросы, голова его неминуемо лопнула перезревшей тыквой.
Лёня озорным взглядом раздевал обеих и так не слишком одетых девушек. Конечно, он слышал, чем грозит неосторожное внимание к девушкам Руслана, особенно, когда рядом собственной персоной. Молодые люди, не умеющие скрыть заинтересованности или (не дай Бог) возбуждения при виде Петуховой, как правило, оказывались в больнице с увечьями и телесными повреждениями разной степени тяжести. Леонид Шайморданова не боялся, но и предпочитал не нарываться, точно так же, как всякий разумный человек вряд ли станет класть палец в пасть бешеной собаке – результат предсказуем. Но сейчас Лёня наплевал на осторожность, так как все происходящее казалось нереальным – пленники холодильников (Руслан и Илья), голая девушка с очаровательным акцентом и темной кожей (подруга Геши!), доктор, советующий сигануть с крыши… Все действо настолько далеко ушло за рамки привычной действительности, что и реальной опасности здесь места не осталось. Лёне казалось, что в такой ситуации скорее прилетят марсиане, сожрут всех женщин и изнасилуют всех мужчин, чем Шайморданов начнет очередную образцово-показательную акцию под кодовым названием «ты на кого горошины выкатил, плесень подзалупная?».
Геша, занимавшийся на досуге писательством, прокручивал в голове удивительные события последних пятнадцати минут и думал, что это может стать началом для неплохого рассказика. Осталось только придумать логическое развитие, ударную кульминацию и сногсшибательный финал – неожиданный, посылающий читателя в глубокий нокаут. Геша задумался, в какой бы журнал направить готовое детище – десяток глянцевых изданий и еще столько же тематических альманахов регулярно печатали его рассказы, обеспечивая вольного писателя средствами на карманные расходы. Но Геше хотелось большего – блистать сверх новой звездой, и при этом сохранить независимость от всяких литературных агентов, издателей и прочих сапрофитов. Не зная, возможно ли решить эту проблему, Геша снова вернулся к нарождающемуся рассказу – неплохо бы побольше узнать о том, что здесь все-таки происходит.
Руслан чувствовал себя обессилевшим и опустошенным. Способов достигнуть состояния клинической смерти, наверняка, было очень много, но сомнений в том, что этот путь ведет в никуда, не осталось. На точные расчеты и выверку времени не осталось, а, действуя наобум, как пить дать – либо покалечишься, либо убьешься, или кур насмешишь, как в случае с холодильником. Принципиально новые решения проблемы в голову не приходили. Хотелось придушить Пузднецова насмерть – его тупая бездушная физиономия раздражала и бесила Руслана невыносимо – и будь что будет. И этих двух клоунов до кучи пригадить – нечего свое рыло буратинье в чужую окрошку совать. Как их бишь… Леша и Гена, что ли?
На самом деле, Шайморданов знал, кто такие Лёня и Геша, так как эти друзья занимали в молодежном социуме, возглавляемом Русланом, завидное нейтральное положение. Георгий появился в поле зрения Шайморданов сравнительно недавно. Он переехал жить сюда из центра города, когда его старенькая бабушка, занимавшая квартирку этажом выше Руслана, присоединилась к большинству. Молодой писатель, таким образом, оказывался в большом плюсе – до института ближе, а от докучливой опеки родителей – дальше. Единственным минусом оказалась непосредственная близость Шайморданова, а точнее, его быковатого окружения. В гости, так сказать, на новоселье к Геше заявился Шамиль Нафиков. Строя из себя тертого бандюгана и небрежно козыряя, он намекнул Геше, что бабушка не спроста сменила московскую прописку на клочок кладбищенской земли в Подмосковье. Суть наезда была проста – не хочешь отправиться за ней следом, плати. Шамиля понять можно – Валя Петухова выдаивала его досуха, да еще и добавки просила. Но Геша оказался не тем человеком, которого можно было бы так просто развести. Подъяснившись у Шамиля, на себя ли он вымогательством пачкает или под кем шестеренкой зубастится, Георгий впервые услышал страшное слово «Шайморданов». Взяв сроку месяц, намекая, что при этом заплатит авансом за три вперед, студент задумался. Денег почти не было, а с теми, что были, расставаться не хотелось. Зная свою силу, Геша не сомневался, что в честном поединке от Шамиля мокрого места не останется. Но рассчитывать на честный бой с людьми, отправляющими на тот свет старушек без всякого зазрения совести, как минимум наивно. Не придумав ничего лучше, Геша решился отправиться прямо к Шайморданову и выяснить раз и навсегда, какие к нему претензии, а уж дальше смотреть по обстоятельствам. Руслан визиту незваного гостя удивился, но сразу травить его своими головорезами не стал – знать, в хорошем расположении духа находился. Смелость студента, его манера держаться, говорить прямо и в глаза, вызвала у Шайморданова противоречивые чувства. С одной – симпатию и уважение, с другой – ревность. Руслан чувствовал, что если не приспустить этого выскочку сейчас, то скоро он может пойти далеко и начать поднимать головку, а двум петухам на одной курице не утоптаться. Рассудив, что для нанесения точного и изящного удара (мордобоем Шайморданов наказывал только своих вассалов, при общении же с людьми посторонними следует работать на имидж), нужно знать слабые стороны противника, Руслан пригласил Гешу за стол, где под полупустую водочку разговорил в полчаса. После седьмой рюмки разговоры за жизнь сделались порывистыми и искренними. Студент предложил тост «за искусство», опрокинул стопочку и, стуча кулаком по столу, заявил, что вырос из Гоголевской шинели и не нужна она ему теперь и даром. Что ни Пушкин, ни Лермонтов, ни все три Толстых вместе взятые сейчас не нужны решительно никому, кроме тех, кто до сих пор на их истлевших трупах делает деньги – всякие паразиты, от искусствоведов до учителей литературы. Шайморданов такого поворота событий не ожидал, но все же поинтересовался, чем классики умудрились насолить Геше. Студент объяснял долго и путано, что так писать, как они, большого ума не надо, за то читать всю эту камерность и масштабное пережевывание пустопорожней слизи – скука смертная. Говорил, что настоящий писатель должен своего читателя либо развлекать, как шут гороховый, либо бить кирпичом по голове до сотрясения мозга, до выпадения глаз и вываливания языка, до размозжения черепа. Веселить или уничтожать – третьего литературе двадцать первого века не дано. А про меня, понизив голос, закончил монолог Геша, написал один говно-критик «после Чехова таких друзилкиных читать не потянет». Поняв, что Геша – писатель, Руслан хохотал до слез – так его развеселил мысль, что он мог почуять угрозу со стороны бумагомарателя. Писакам власть даром не нужна – они не знают что с ней делать. Лучшее счастье, чтоб их оставили в покое, дали всласть пожить в придуманных ими мирках, не напоминали о том большом мире, частью которого они являются – о реальности писателю знать без надобности, так как ввернуть в нее красное словцо или емкую метафору если и удается, то зачастую не безнаказанно. Подобрев, Шайморданов раскрыл Геше, что Нафиков врет (старушку Всевышний призвал по собственному разумению) и своевольничает, но это ничего – сегодня вечером его урезонят раз и навсегда. Так же крестный папа пообещал Геше неприкосновенность, особенно подчеркнув, что обещание действует только до тех пора, пока Геша остается писателем и в прочие слои общественной жизни не влезает. Геша с достоинством ответил, что в покровителях не нуждается, но от добрых отношений носа не воротит. После этих посиделок Руслан и Геша почти не разговаривали – так, обменивались при встрече приветами, да один раз писатель помог Шайморданову, когда тот поругался с Валей. По просьбе Руслан Геша сочинил проникновенное стихотворение: