Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 159

Медведев посмотрел на меня сочувственно, сказал:

— Ты прав. Партизан, а особенно разведчик, должен быть выдержанным. Уметь сдерживать свои чувства.

Я попрощался и уже сделал несколько шагов, как Дмитрий Николаевич остановил меня:

— Не забудь сейчас же зайти к Ане. Я заметил — переживает. Почти ежедневно заходила ко мне, спрашивала, нет ли известий… Обязательно зайди.

— Спасибо, Дмитрий Николаевич. Зайду…

НАШ ГОСТЬ СЕКРЕТАРЬ ОБКОМА

Партизанское движение на территории западных областей Украины во второй половине сорок третьего года заметно активизировалось. Если раньше по соседству с нами действовали федоровцы, отдельные подразделения Сабурова да несколько небольших отрядов специального назначения, то летом здесь прошел со своей армией легендарный Ковпак, на юге Ровенщины и на Подолии немало вреда нанесли оккупантам партизаны Одухи, сюда же подтянул свои подразделения генерал Наумов. В Полесских лесах была создана густая сеть партизанских группировок из местных подпольщиков, входивших в соединение «дяди Пети» — Брынского. Во Львовских лесах расположился отряд Маликова.

В связи с наступлением Советской Армии партизанские отряды и соединения, которые не собирались прекращать борьбу с врагом, передвигались на запад. На советской территории, оккупированной гитлеровцами, партизанам становилось все теснее и теснее, и поэтому из Центра поступали указания готовиться к действиям за пределами нашей страны, чтобы оказать помощь в борьбе с фашистскими захватчиками братским народам Польши и Чехословакии.

Наш отряд тоже получил задание подготовиться к походу на запад. Именно об этом и говорил Медведев перед тем, как послать меня в Ковель. Когда же я вернулся, Струтинский дал мне понять, что подготовка к изменению места действий ведется самым тщательным образом.

Встретив меня, он почему-то начал внимательно осматривать мои сапоги.

— Что, нравятся? — спросил я. — Это мне федоровцы сделали такой подарок.

— Сапоги как сапоги, неплохо, — скептически произнес Николай. — Но позволь посмотреть, из какой резины набойки.

— Зачем тебе? — поинтересовался я, но тут же, вспомнив, какие «упражнения» проделывал он с резиной, добавил:

— Ты что, опять взялся за изготовление печатей?

— А ты догадливый, — усмехнулся Струтинский. — Мастерская снова начала действовать, и я подыскиваю сырье.

— Мало тебе тех сапог, что имеются в хозчасти? Там же после разгрома Пиппера этого добра столько, что хватит на печати не только для нашей разведки, но и для всей имперской канцелярии…

— Осматривал я эти трофеи, — ответил Коля. — Эрзац, пригодный разве что для Гиммлера. А у тебя, вижу, набойки что надо. Снимай быстрее сапоги.

— Да ты что, шутишь?

— Нисколечко. Снимай, снимай. Не можешь себе представить, как ты меня выручил. Сегодня вечером Лукин получит от меня две новенькие печати.

— Так сразу и сниму, — упирался я. — Что, горит?



— А ты думал! — Коля настолько увлекся своей идеей, что я понял, от меня он не отстанет, пока набойки не будут в его руках.

— Позволь спросить, что это за срочные такие печати?

Осмотревшись вокруг и убедившись, что никто не услышит нашего разговора, Николай тихо объяснил:

— Одна — самого львовского генерал-гувернемента, — черт бы его побрал, такое название придумали, что и не выговоришь, а вторая — львовского арбайтсамта.

— Значит, на Львовщину! — обрадовался я.

— Да, пан коммерсант, отправимся в путешествие на земли князя Галицкого. А там ни розенские документы, ни рубли ровенского виртшафтсбанка не годятся. Должен прибыть самолет из Москвы. Кое-что нам подкинут. Но документы придется переделать здесь.

Как ни не хотелось портить новенькие сапоги, но набойками пришлось все же пожертвовать ради такого важного дела.

«Канцелярия» Александра Александровича Лукина работала на полную мощность. Она уже имела немалый опыт изготовления всевозможных справок, удостоверений, пропусков, мандатов и других документов, внешне не отличающихся от тех, что выдавались оккупационными организациями. Как правило, для таких документов использовались настоящие бланки, которые партизаны захватывали во время боевых операций.

Каждый из разведчиков, кроме документа за подписью одного из официальных представителей оккупационной власти — ровенского гебитскомиссара или его заместителя, имел удостоверение о принадлежности к какой-либо националистической организации. Иногда приходилось пользоваться и ими, хотя для оккупационных властей они не имели особого веса. Струтинский, Шевчук и я всегда имели при себе удостоверение, подписанное бандеровским атаманом Климом Савуром, свидетельствовавшее, что «предъявитель сего является референтом штаба группы «Север» Украинской повстанческой армии». Противно было маскироваться таким представительством, но мы страховались от неприятностей, которые могли возникнуть в случае непредусмотренной встречи с националистами.

На этот раз изготовление националистических документов имело особенное значение: командование отряда решило послать в разведку под Львов группу партизан под видом бандеровской группы. По распоряжению Медведева рота Льва Ермолина разгромила группу выпускников школы военных старшин и подстаршин УПА и захватила неплохие трофеи, среди которых и чистые бланки свидетельств об окончании бандеровской военной школы старшин. Эти бланки, после соответствующей обработки в «канцелярии» Лукина, приобретали силу документов для разведывательной группы, руководство которой поручили Борису Крутикову.

Людям, входившим в состав этой группы, в разное время и при разных обстоятельствах приходилось бывать в среде националистов. Попадали они туда, как правило, случайно, принимая националистические группы за партизанские, которые ведут борьбу с оккупантами. Ошибиться было не мудрено, так как националисты, желая завоевать доверие населения, нередко скрывали от него свои подлинные намерения и выдавали себя за партизан. Они называли себя народными мстителями, борцами за освобождение Украины, провозглашая антифашистские лозунги, и даже, чтобы не выдать себя, не цепляли трезубцев.

Но честные люди, обманутые бандитами, очень скоро распознавали их настоящее лицо и, как только выпадал случай, бежали от них к партизанам. Так попали к нам Валентин Шевченко, Наташа Богуславская, Андрей Величко, Борис Крутиков. Последний, прежде чем стать партизаном нашего отряда, служил под кличкой «Знайда» в штабе самого Тараса Бульбы.

В эту группу вошли также товарищи, которые имели во Львове родственников или знакомых: Степан Петрович Пастухов, Михаил Пантелеймонович Кобелецкий и другие.

Командование отряда, да и все мы понимали, что задание, на выполнение которого выходит эта группа, сложное и чрезвычайно рискованное. Но никто не колебался, каждый осознавал, что для победы над врагом нельзя отказываться от такой не совсем приятной миссии.

Товарищи ушли, а отряд остался на старом месте.

Мы знали: это — ненадолго. С Большой земли прилетит самолет, наш арсенал пополнится оружием, амуницией и другими атрибутами, необходимыми для действий в новых условиях, на территории «дистрикта Галиция» (например, злотыми Варшавского эмиссионного банка, которые, по мнению гитлеровских политиканов, больше импонировали галицийскому крестьянину и львовскому рабочему, чем рубли ровенского виртшафтсбанка).

На самолете к нам должны были доставить радиста для местной связи и метеоролога. Последний был нам нужен позарез, так как часто приемы самолетов из-за линии фронта требовали квалифицированного прогнозирования погоды. Однако в назначенный вечер самолет не прибыл. Разложили сигнальные костры, всматривались в небо, прислушивались: авось донесется знакомое урчание авиационного мотора, — тщетно.

Ночь прошла в напряженном ожидании. Не спал командир, ничего не говорил, хмурился, все старался скрыть свое волнение и не мог. Не спал комиссар. И он молчал, только посасывал трубку, которую не вынимал изо рта. Не спали и мы.