Страница 78 из 159
Самый старший из них и самый низкорослый, Ривас, совсем не знал русского языка. Инженер-авиастроитель по специальности, он с отчаянием говорил: «Мне легче построить самолет, чем научиться разговаривать по-русски».
Самолет, правда, он не построил, но оборудовал в отряде слесарную мастерскую. Это была уникальная мастерская. Ривас ремонтировал часы и пистолеты, баяны и мясорубки, пулеметы и кастрюли, пишущие машинки и телеги.
Начал с малого. Кто-то из партизан попросил отремонтировать часы. Поскольку «мастерская» размещалась на пне, а из инструментов мастер располагал только перочинным ножом, самодельным шилом и сапожным молотком, то вскоре часы вообще вышли из строя. На этот факт, понятно, немедленно отозвалась дружеским шаржем стенная газета. Ривас не был бюрократом, который не реагирует на критику, отмалчивается. Он ответил на нее действенно: не отошел от пня до тех пор, пока не вручил хозяину исправные часы.
Затем «предприятие» Риваса начало расширяться: командир выделил ему повозку, пару лошадей, ездового — для перевозки инструментов. Со временем раздобыли небольшой токарный станок, все кузнечные атрибуты. С каждым днем заказов поступало все больше и больше. Потребность в переводчике возрастала. Выделить специального не было возможности. Поэтому Ривас размещал свою палатку ближе к землянке радисток и каждый раз для ведения переговоров вызывал Ивону Африку, лучше других испанцев знавшую русский язык. Но переводчица слабовато разбиралась в военно-технической терминологии, и на объяснения иногда уходило больше времени, чем на ремонт.
Ограничиваться только ремонтом Ривас не мог — конструкторская жилка не давала покоя. Переделывал маузеры на автоматы, переконструировал обойму — в нее входило вдвое больше патронов, наконец, создал автомат собственной конструкции.
Вершиной конструкторского творчества Риваса был созданный им на основе обыкновенной ракетницы ручной миномет.
Перед сдачей изобретения в серийное производство конструктор долго проводил экспериментальные испытания, которые не всегда кончались благополучно. Однажды в мастерской прогремел взрыв, и только сосна, за которой стоял изобретатель, спасла его. Причину взрыва Ривас объяснить не мог. Утверждал лишь одно: «Рива чу-чу попроба». Точного перевода этого выражения не сумела дать даже Ивона. Но смысл был понятен и так. Ривас хотел сказать то, что в подобных случаях говорят все изобретатели мира: все, мол, было задумано и сделано правильно, и черт его знает, почему оно шарахнуло.
Так или иначе, а ручные минометы Риваса вскоре были запущены в серийное производство и пользовались большим спросом.
Маленький, подвижный Ривас, который всегда после своих экспериментов ходил с синяками на лице и с перевязанными пальцами, был любимцем отряда.
Прекрасным товарищем и бойцом был также Ортунио Филиппе. Он не раз рассказывал, что с детства мечтал стать тореадором, и, наверное, стал бы им, если бы не пришлось воевать с генералом Франко.
Как-то заготовщики привели здоровенного быка. Убой скота в отряде еще не был налажен, а тут такой большой бык!
Кто-то вспомнил рассказы Ортунио.
— Здесь без тореадора не обойтись! Зовите Ортунио! Давайте сюда Филиппе!
Ортунио пришел и заявил, что, в связи с несколько специфическими условиями, он не имеет намерения демонстрировать показательный бой с быком, но если нужно его убить, то он, разумеется, это сделает.
Не торопясь Ортунио привязал быка за рога к сосне и ударил его обухом топора по голове. Бык и глазом не повел. Ортунио ударил еще и еще раз. А бык стоит. Наконец, после нескольких ударов, бык не выдержал, рванулся, оборвал веревки и бросился на «тореадора». Ортунио еле удрал, а разъяренного быка убили очередью из автомата.
После этого к Филиппе крепко приклеилось звание «тореадор». И ему ничего не оставалось, как овладеть профессией резника. В то же время он был мужественным, находчивым бойцом.
В отряде хватало и других мастеров своего дела: сапожников, портных, столяров, плотников.
Леня Киянов оказался самым способным поваром, его кухня славилась на весь отряд. Он не только сам готовил вкусные блюда, но и учил этому искусству других.
Касимов организовал пекарню. Ассортимент муки был ограничен, зерно только перемалывали на жерновах, но хлеб удавался на славу: был вкусным, душистым — казалось, лучшего не испечешь.
Не последним делом для партизан было жилище, вернее — крыша над головой в ненастные дни. В нашем отряде нашлись свои инженеры-строители, которые довольно просто решили этот вопрос.
Командир батальона Георгий Константинович Маликов, инженер по специальности, пришел в партизанский отряд одним из первых. Сначала исполнял обязанности коменданта, а со временем возглавил группу подрывников. Добрая слава ходила о минах и других взрывчатках, «сюрпризах», мастерски изготовленных Маликовым и успешно испытанных на вражеских эшелонах с живой силой и техникой. Маликовские завалы и минные заграждения надежно заслоняли отряд от карателей. Инженерные знания Георгия Константиновича пригодились нам при наведении переправ, сооружении мостов и особенно в строительстве.
В Цуманских лесах по «проекту» Маликова строились причудливые чумы, землянки, хозяйственные объекты, пекарня, кухня и даже баня. В качестве строительного материала использовали липовую и осиновую кору. Летом отряд на одном месте долго не задерживался, — стало быть, капитальных укрытий никто не сооружал. Для этого использовали походные палатки. Но ряды наши росли с каждым днем, и палатка, даже обыкновенный брезент стали на вес золота. Жилищная проблема была решена благодаря изобретательности Маликова. Как известно, с весны и до конца лета от деревьев легко отделяется кора. Если ее снять с дерева диаметром двадцать пять — тридцать сантиметров, получится лист размером до квадратного метра. Из таких листов и строили очень удобные, легкие и даже красивые домики.
Георгий Константинович Маликов очень любил сладости, особенно мед. На этой, собственно, «медовой» основе у меня с ним и завязалась тесная дружба. Нет, к меду я был равнодушен. Но когда я прибыл в отряд и комендант Маликов узнал, что вырос я на Полесье, что пас коров и овец, хорошо лазил по деревьям, собирал ягоды, грибы и, главное, знал толк в пчеловодстве, он сделал меня своим помощником по этой линии. Как только отряд переходил на новое место, «разведка» обнаруживала пчелиные семьи, и мы с Георгием Константиновичем отправлялись на «медовую операцию». Однажды Маликов рискнул обойтись без меня и наткнулся на осиное гнездо. После этого он несколько дней отлеживался в санитарной части.
Хозяйственная часть преобразовалась в большое подразделение отряда. Она заботилась о материальном обеспечении полуторатысячного коллектива. Возглавлял ее способный руководитель Франц Игнатович Наркович.
Франц Игнатович был не только хорошим хозяйственником. Он со своим подразделением осуществлял продовольственные операции и чаще всего имел стычки с карателями, полицией и бандеровцами. Нужно было не только найти продукты, но и знать, у кого можно их забрать. В большинстве случаев отнимали у немцев. А они добровольно не отдавали.
В отряде были свои художники, певцы, спортсмены. Будничная жизнь партизан заполнялась разными интересными формами досуга. И наверное, не ошибусь, если скажу, что самым близким другом партизан была песня!
Песня — постоянный спутник человека: и в горе, и в радости. Ведь недаром Иван Франко сказал: «…Песня и труд — две могучие силы».
Тяжело, очень тяжело жилось на оккупированной земле нашим людям. Особенно безрадостной была жизнь молодежи. Если ты молод — езжай на каторгу, в Германию. Не хочешь? Отвезут силой. Приходилось прятаться от немцев и полицаев, скрывать свои годы, притворяться больным, а то и нарочно калечить себя, только бы не погнали на чужбину. И рождались тогда печальные песий о погубленной молодости и разбитой любви. Вот одна из них: