Страница 75 из 159
— Этого… Этого… Этого…
Остановился перед Жоржем. Какой же он стал немощный! Кости и кожа. Трудно узнать. Держись, держись, друже! Еще одно, последнее усилие — и все будет в порядке. Сюда ты уже не вернешься. Гестаповским головорезам не удастся совершить свое преступное намерение. Ты снова будешь среди своих, среди партизан, снова встанешь в ряды народных мстителей.
…Мамонец все время был впереди и не оглядывался. А Жорж шел молча, и перед его глазами только покачивалась спина Петра. Он не знал, куда именно они идут, но чувствовал, что каждый шаг приближает его к спасению. И это чувство наполняло энергией его полуживой организм.
Но вот Петр отошел в сторону от колонны и замедлил шаг. Все меньшее и меньшее расстояние разделяло их. Наконец они поравнялись. Их взгляды на какое-то мгновение встретились, и Жорж понял: ему нужно отстать. Он сильно взмахнул ногой и потерял ботинок. Остановился, наклонился, поднял ботинок и не торопясь начал натягивать на ногу.
— Когда начнут рыть траншею, — услышал шепот Мамонца, — застони и схватись за живот. — И сразу тот же голос, но уже не тихий, а громкий и резкий: — Ну-ка, поднимайся, пся крев! Быстрей! Быстрей!
Дальше все произошло, как велел Петр. Жорж несколько раз нажал на лопату, и лицо его скривилось от боли. Обеими руками он схватился за живот.
— Ты чего? — грозно спросил Мамонец.
— Да я не могу… Что-то режет… там, в животе…
— Ничего с тобой не случится. Копай!
— Не могу…
— Ну хорошо, пошли. Сейчас отведу тебя назад в камеру. Там тебя быстро вылечат.
И, приказав конвойным хорошенько смотреть, чтобы арестованные не били баклуши, он подтолкнул Жоржа пистолетом в спину:
— Ну, иди, иди… Тоже мне работничек нашелся! И зачем только я тебя взял?
Они зашагали подальше от места, где узники рыли траншею: Жорж впереди, а Петр — немного сзади. Шли прямо и прямо, затем Жорж услышал:
— Сворачивай направо.
Свернули. Прошли несколько сот метров.
— А теперь налево.
Там стояла машина. Она ждала их. В этот же день они были в отряде.
Все мы радовались этому. А радость Петра Марковича была двойной: кроме того, что он спас друга, он не наденет больше омерзительного мундира обер-вахмистра польского легиона шуцполиции.
Что же касается коменданта полицейского легиона, то ему пришлось иметь весьма неприятный разговор с работниками гестапо. Этот разговор закончился тем, что он распрощался со своей должностью и был разжалован в рядовые.
Грустные дни наступили и для ответственного работника криминального СД штурмбанфюрера Вилли Каппа. Как ни старался он отвести от себя удар, свалив всю вину на коменданта, над ним нависла угроза быть выброшенным из теплого кресла и отправленным во фронтовые окопы.
КОНЕЦ «МАСТЕРА СМЕРТИ»
Более двух месяцев «мастер смерти», без пяти минут генерал, фон Пиппер со своими штурмовыми карательными войсками рыскал по Ровенским лесам в поисках нашего партизанского отряда и полковника Медведева.
Главнокомандующий особыми войсками на Украине генерал Ильген настойчиво подгонял его — на то были свои причины. В Ровно происходили тревожные для оккупантов события. Убийство доктора Гееля и других высших чиновников гитлеровской верхушки не давало покоя не только Ильгену и службе безопасности. Эти события обеспокоили самого гаулейтера Коха, отсиживавшегося в подземельях Кенигсберга, и главнокомандующего войсками тыла генерал-полковника Кицингера. Они подгоняли фон Пиппера в надежде на то, что партизанский отряд будет уничтожен, а опасный чекист Медведев пойман и они наконец обретут покой.
Словно гром среди ясного дня, гитлеровских головорезов поразил слух о том, что немецкий офицер, убивший доктора Гееля, снова через десять дней на том же месте, но на другой автомашине, около особняка по Шлесштрассе, бросил гранату под ноги правительственного президента, заместителя рейхскомиссара по политическим делам генерала Пауля Даргеля. Этот фашист чудом остался жив, но, тяжело раненный, навсегда покинул Ровно и выехал в Берлин.
Долго шли споры о рейхскомиссариате, кому возглавить правительственные дела на Украине. Срочно прибыл сам Эрих Кох. Он вынужден был даже заночевать в Ровно. Был отстранен от работы начальник ровенского гестапо и почти вся тайная служба.
Узнав об этом, Николай Иванович шутя сказал:
— Из старых тайных агентов остался только один — Михаил Шевчук. Для нас, разведчиков, это очень хорошо. Старая тайная служба кое-что знала о партизанах, а эти пока освоятся… Мы можем свободно продолжать свои дела…
— А Михаил Шевчук как же? — спросил Коля Струтинский.
— А что Шевчук? Нам его бояться нечего, — ответил Кузнецов.
— Возможно, ему тоже необходимо сменить профессию, раз его «коллег» так жестоко наказали?
— Да, — сказал Кузнецов, — нам всем время от времени придется менять профессию. Пусть беснуется гаулейтер, пускай не спит Ильген, а мы свою профессию разведчиков-наблюдателей сменили на профессию мстителей. На активных мстителей за кровь и слезы, за горе и унижение, которые принесли на нашу землю эти головорезы.
Когда Кузнецову стало известно, что гаулейтер поручил обязанности рейхскомиссара временно выполнять генералу Кнутту, он и этого фашиста внес в свой список.
Вскоре состоялась еще одна встреча генерала Ильгена с «мастером смерти» фон Пиппером. На этой встрече Валентина Довгер не присутствовала. Но все подробности разговора между командующим и «мастером смерти» нам передала Лидия Ивановна, которая уже почти месяц работала экономкой у генерала. Разговаривали они в кабинете командующего, без кофе и рома, без похвальбы и комплиментов. Это был разнос «мастера смерти» за его неоперативность и неспособность выполнить в срок приказ командующего.
— Вы хвастун, господин полковник! — кричал генерал Ильген. — Мы на вас возлагали надежды, а вы бродите больше двух месяцев по лесам, и безрезультатно. Мы вынуждены будем доложить о вашей несостоятельности и бездарности не только гаулейтеру, но и в письменной форме самому фюреру.
К тому времени в Ровенских лесах действовало много партизан из соединений Федорова, Сабурова, Наумова, отряды Карасева, Прокопюка, а во второй половине сорок третьего года появились партизанские подразделения из соединения генерала Бегмы и многие другие. Но фон Пиппер избегал встреч с ними. «Только отряд Медведева, только живым самого Медведева» — таков был строгий приказ командующего особыми войсками.
Осень сорок третьего года была по-настоящему золотой. Не только потому, что стояла хорошая погода, а еще и потому, что настроение у нас было хорошее — наши войска успешно наступали на всех фронтах. Не только мы, партизаны, видели и чувствовали приближение победы, но и население на оккупированной земле как-то по-другому чувствовало себя.
На полях появились всходы озимых, крестьяне старательно готовились к зиме: заготовляли топливо, продукты питания, утепляли хаты. Собранный урожай зерна, картошки, фрукты население старалось спрятать, не дать вывезти оккупантам. «Скоро придут наши!» — радовались люди. Начал готовиться к зиме и наш отряд, Неподалеку от села Берестяны Цуманского района мы облюбовали себе красивый сосновый бор — Лопатень.
Хотя и не было команды, что отряд будет здесь зимовать, все обстоятельства так подействовали на партизан, что они развернули капитальное строительство землянок. Между подразделениями началось соревнование, кто выстроит лучшую землянку. Одни строили из обычных кругляков, другие их тесали. Некоторые землянки ничем не отличались от настоящих хат. Были окна, пол, потолок и даже печки.
Приближались Октябрьские праздники, и каждое подразделение старалось закончить строительство землянок и достойно, торжественно встретить двадцать шестую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Партизаны подготовили и другие подарки.
Накануне праздника в Ровно в фашистских штабах и учреждениях начали взрываться мины, заложенные подпольщиками и нашими разведчиками. Было пущено под откос несколько воинских эшелонов, уничтожен ряд важных мостов, а железнодорожные линии Ковель — Сарны, Сарны — Лунинец выведены из строя. Но самой большой радостью для нас было сообщение об освобождении столицы Украины — Киева.