Страница 63 из 159
— А что здесь понимать? Ровенский гебитскомиссариат призывает всех честных поляков поступить на службу в польский легион криминальной шуцполиции. В отряде взвесили заботы господина Беера об общественном порядке в «столице» и гебите и решили помочь ему в этом деле.
— Выходит, командование предлагает мне пойти на службу в шуцманшафт?
— Вот именно. Вы должны подать заявление.
— Но ведь…
— Никаких «но». Завтра же вы понесете туда свои документы.
— Но это же шуцманшафт, ни один порядочный человек не согласится у них служить. Туда пошла одна шантрапа, одни выродки и продажные шкуры…
— Вот и хорошо, что туда пошли только такие. А если среди них появится наш человек, вы, Петр Маркович, — от этого не только нам польза. Надеюсь, вы понимаете, в чем состоит ваша роль?
— А может, найдется кто-либо другой для этого? Противно надевать мундир шуцполицая.
— Думаете, мне доставляет удовольствие носить вот эти цацки, провозглашать тосты за фюрера и выслушивать такие вещи, от которых кровь закипает? Война, Петр Маркович, не считается с личными желаниями. Победа без потерь и неприятностей не дается. Долг перед совестью, перед правдой заставляет нас идти на любые жертвы. Мы должны быть умнее и хитрее врага. И я с удовлетворением исполняю свою роль, потому что приношу этим пользу Родине в борьбе с фашизмом. Немцы радуются, когда я, Пауль Зиберт, удостоенный нескольких высших наград рейха, в их понимании — заслуженный гитлеровский офицер, с неограниченным оптимизмом и фашистским фанатизмом, во всю глотку кричу о гении фюрера, о непобедимости фатерлянда. Я усматриваю в этом пользу для нашей победы. Гитлеровским воякам именно не хватает трезвых взглядов на положение, в котором очутилась Германия. И если бы я, верноподданный фюрера, начал утверждать обратное, говорил бы о действительном положении вещей, то нет сомнения, что этим самым пробуждал бы здоровый разум у врага. Дезорганизация врага, одурманивание его сознания — это тоже борьба. Усыпить бдительность врага — значит содействовать победе над ним. Поэтому, Петр Маркович, отбросьте всякие чувства омерзения к своей будущей роли. Вы патриот своего народа, которому фашизм причинил столько горя, вы и ваша семья на себе почувствовали звериную сущность этой чумы, так что наберитесь мужества и терпения, идите исполнять порученное дело. А то, что оно вам не по вкусу, — ничего не поделаешь. Задания бывают разные. Мы вам сочувствуем, но вместе с тем уверены в вашем успехе.
Через несколько дней Петр Маркович Мамонец шагал ровенскими улицами в новенькой форме полицая польского легиона шуцманшафта. Он довольно быстро вошел в роль и не без помощи денег завоевал доверие и благосклонность начальства. Мы же начали получать подробные сведения о деятельности этого полицейского участка и даже в некоторой степени влиять на него.
НЕОЖИДАННОСТЬ
Лена открыла дверь и увидела перед собой немецкого офицера — того, который часто приходил к ее старшей сестре и засиживался допоздна.
— Наша девушка, — сказал он, медленно подбирая русские слова, — что слышно у вас?
— Данке шен, — ответила Лена. — Ничего нового…
— Фрау Леля есть?
— Да, дома.
Пауль потрепал девушку по щеке узкой ладонью (это он проделывал всегда, когда Лена открывала ему), она отклонилась, пропуская немца в комнату сестры.
Лисовская встретила гостя неприветливо, даже резко.
— Извините, — сказала она холодно, — но прошу меня оставить. Я вас сегодня не приглашала.
— Может, вы ждете какого-то гостя?
— Это вас не касается. — И, немного подумав, добавила: — Да, жду. Даже очень жду. А вам тут нечего делать.
— Не заменю ли я вам того, кого вы ждете?
— Не думаю, чтоб это вам удалось. До свидания!
— А я постараюсь сделать все, чтоб его заменить.
С этими словами Зиберт бесцеремонно уселся в кресло и, достав из кармана маникюрную пилочку, начал приводить в порядок ногти.
Лисовская вспылила:
— Вы считаете, что вам все можно! Ну конечно! Вы завоеватель, и это дает вам право врываться в чужой дом и вести себя как угодно. Ну чего вы расселись? Оставьте меня одну. Мне опротивело ваше общество.
Зиберта даже передернуло, однако он сдержался и вежливо, но сухо проговорил:
— Я не узнаю вас, фрау Леля… Еще неделю тому назад вы настойчиво добивались встречи со мной, даже были не против стать моей спутницей в поездке по Германии, и вдруг такая враждебность. Не верится, что это вы. Словно вас подменили. Вы забываете, с кем имеете дело, и позволяете себе много лишнего. Смотрите не пожалейте потом.
Лидия Ивановна продолжала нервничать, но в выражениях стала осторожней.
— Простите, герр гауптман, если я вас обидела. Но мне действительно хочется спокойно отдохнуть одной…
Она не успела договорить, открылась дверь, и Лена пальцем поманила ее к себе.
— Извините, — бросила Лисовская Зиберту, — я сейчас…
Она выбежала на кухню и увидела незнакомого немецкого солдата с винтовкой за плечами. Лисовская было совсем растерялась, но немец неожиданно заговорил по-русски:
— Вы — Лидия Ивановна Лисовская?
— Да!
— Мне нужно с вами поговорить.
— Прошу, проходите сюда.
Она провела незнакомца в комнату сестры и плотно прикрыла дверь.
— Слушаю вас.
— Я пришел сюда от партизан. Привет от Попова!
— Наконец-то! — почти воскликнула Лисовская. — Если бы вы знали, как я жду вас. Но что мне делать? У меня в комнате сейчас непрошеный гость, черт бы его побрал. Немецкий офицер, тайный агент гестапо. Никак не могу от него избавиться. Чего доброго, еще увидит вас тут. Вы хотя бы немецкий знаете?
— Нисколько!
— Плохо, плохо. Тогда давайте сюда вашу «игрушку». — Она выхватила из рук «немца» винтовку и спрятала ее за шкаф. Потом побежала на кухню и вскоре вернулась, держа в руках какую-то одежду.
— Возьмите переоденьтесь. А то в солдатском мундире вы выглядите слишком подозрительно. Только побыстрее. Не стесняйтесь, я отвернусь. — Она отвернулась к стене и продолжала: — Это костюм отца. Когда Гитлер вторгся в Польшу, отца взяли на фронт. Больше мы его не видели. Осколком снаряда его контузило в голову, он потерял сознание и умер в госпитале в Радоме. Мне можно обернуться? Ну вот, теперь у вас вполне приличный вид. А это барахло давайте сюда.
Лисовская спрятала солдатскую форму и сказала:
— Мои нервы уже не выдерживают. Я больше не могу. Хорошо, что вы пришли. И хорошо, что этот палач здесь. Вы поможете мне с ним покончить, а то раньше…
Она не договорила, открылась дверь, и на пороге появился Пауль Зиберт.
— Что-то долго вы заставляете себя ждать, фрау Леля, — недовольно промолвил он и, увидев незнакомого человека, спросил:
— А это кто? Тот, кого вы ждали?
— Да, это он…
— Кто он такой?
— Это мой родственник из…
— Костополя, — перебил ее Зиберт. — Не много ли у вас кузенов, уважаемая Леля?
Она покраснела, но не растерялась.
— Да, это мой родственник. И в конце концов, не все ли вам равно? Лучше идемте выпьем по чашке кофе. Мой родственник в дороге страшно устал и хочет отдохнуть.
— Ладно. Поверю вам и в этот раз.
— Тогда идемте ко мне.
Они зашли в ее комнату. Лисовская накрыла на стол.
— Подождите немного, я сейчас, кофе у нас готов, я его только разолью.
— Мне не мешало бы с дороги сполоснуть руки, — обратился к ней «кузен».
— Идемте со мной на кухню.
Пока «родственник» возился возле умывальника, Лидия Ивановна зашла в соседнюю комнату и сразу же вернулась, держа в руке ампулу. Она разбила ее и вылила несколько капель прозрачной жидкости в чашку. Потом налила туда кофе, положила сахар и начала размешивать.
— Что вы собираетесь делать? — тихо спросил Лисовскую «кузен».
— Отправить на тот свет этого гитлеровца. Я уже давно решила с ним покончить, но ваш предшественник категорически запретил. А вы, думаю, не против избавиться: от этого фашиста?