Страница 50 из 159
— А впрочем, — сказал он, — ее сам черт не разберет. Может быть, ты ей понравишься. Пошли, если хочешь!
Я согласился пойти с ним к его знакомой красавице, но в следующий раз. Сам же на любезность ответил любезностью и пригласил Метуся пойти к моим знакомым, имея в виду расширить круг знакомства наших разведчиков с работниками гестапо.
Метусь принял мое приглашение и пообещал прийти с приятелем. Мы условились встретиться на следующий день. Я простился, пошел к Вале Довгер и предупредил ее:
— Завтра жди гостей. Двоих негодяев. Служат у немцев. Может, мы их используем в наших интересах. Нужно все приготовить как следует, чтобы они остались довольны.
— Хорошо, — сказала Валя, — я поговорю с Марией, она пригласит еще девушек, принесет от подруги патефон с пластинками, и устроим вечеринку.
На следующий день, как и было условлено, Метусь пришел со своим дружком.
— Александер, — сухо процедил приятель Метуся и пристально посмотрел мне в глаза.
Взгляд его мне очень не понравился, но я не отвел глаз, а продолжал смело смотреть в зрачки нового знакомого.
— О, ты человек сильной воли! — удивился Александер. — Я впервые встречаю человека, который не отвел глаз от моего взгляда. Еще не было такого случая, чтобы на допросе партизан не сказал мне правду. Если соврет — по глазам догадаюсь и заставлю сказать правду.
«Интересно, — подумал я, — чего этот гестаповец сразу же начал о партизанах? Может, хочет увидеть, как я буду реагировать на его слова? Что ж, пусть смотрит, пусть наблюдает. Главное — спокойствие».
— Надеюсь, тебе не придется меня допрашивать как партизана, пан Александер, — хладнокровно отрубил я.
— Ну, конечно, конечно! Я пошутил и прошу не обижаться. А твой взгляд мне понравился. Я хотел бы иметь такого компаньона, как ты. Мы бы показали класс!
— Что ты, к такой работе, как твоя, я не способен! — замахал я руками. — Там надо иметь железные нервы и каменное сердце. А я даже курицу боюсь зарезать.
Александер громко расхохотался:
— Я тоже курицу не зарежу. Но когда доходит дело до бандитов — о! — Он весь побагровел, вытаращил блестящие глаза и прошипел: — Я их могу душить живьем!
— Успокойтесь, — вмешалась в наш разговор Валя. — Лучше сядем к столу, а наговориться вы еще успеете.
Но за столом Александер еще больше разошелся. Несколько рюмок крепкого напитка развязали ему язык.
— Видите этот пистолет? — спросил он. — Так вот, я из него одной обоймой убивал семь партизан. Помнишь, Леон, белорусские леса? Там было на кого поохотиться!
Потом он показал нам свое удостоверение тайного агента службы СД, где на немецком и украинском языках было написано: «Александер». Нам так и не удалось установить, это его псевдоним, фамилия или имя (может, Александр).
Тогда же мы узнали, что родом он действительно из Одессы. После окончания института физкультуры работал акробатом в цирке.
— Не верите? Вот поглядите!
И хотя никто ему не возражал, он поставил ножку кресла себе на палец и начал танцевать танго. Потом попробовал поднимать зубами тяжелые вещи. Дошло до того, что уцепился зубами за край стола, пытаясь поднять его вместе с тем, что на нем стояло. Но доска оборвалась, и все повалилось на пол.
— Пардон, — произнес Александер, — факир был пьян, и фокус не удался. Как говорят у нас в цирке, произошла накладка.
Неудача со столом заставила гестаповца прекратить цирковые номера. Он начал рассказывать мне, как перед войной был на гастролях в Ровно и встретил тут одну очень хорошенькую польку, но познакомиться с ней не успел, так как вскоре вернулся в Киев, где его сразу же арестовали органы госбезопасности по подозрению в связях с фашистской агентурой.
— Я действительно, когда был в Ровно, кое с кем познакомился, но об этом в органах ни черта не знали. Сколько меня ни допрашивали, я ничего не сказал. Привезли меня на очную ставку с кем-то в Ровно, но тут война, пришли немцы, и я выскочил из-за решетки. Так я переквалифицировался в работника СД. Нравится мне это дело!
— А как же девушка, с которой ты не успел тогда познакомиться? — поинтересовался я.
— Сейчас мне не до нее. Я подарил ее моему коллеге Леону. Это его любовь. На нашей работе долго с одной бабой возиться нельзя. Мой коллега умеет влюбляться по уши — вот посмотрите, он теперь не отстает от Вали, что-то очень уж на нее смотрит. Мне же нужна женщина не для любви, а для развлечений!
Много всякой всячины наплел мне в тот вечер Александер. Он даже не пошел ночевать домой, а примостился на кушетке, стоявшей на веранде, и прохрапел до самого утра.
Так мы стали с Александером «приятелями». Я в то время занимался коммерцией, и «дружба» с агентом гестапо только помогала в моих торговых делах.
Валя Довгер и в самом деле очень понравилась Леону. После первого вечера он начал почти ежедневно заходить к ней, носил подарки, встречал ее после работы и провожал домой. Он был настолько надоедливым в своем ухаживании, что не раз становился нам помехой, когда надо было выполнять очередное задание.
Правда, у Леона Метуся был серьезный соперник — обер-лейтенант Пауль Зиберт. Когда он сидел у Вали, Метусю ничего не оставалось делать, как стоять на улице и тяжело вздыхать. Леон часто заводил беседы с Паулем Зибертом насчет своих намерений по отношению к Вале Довгер, но обер-лейтенант был настолько неумолим, что порой просто гнал Леона ко всем чертям. Не раз Валя и Николай Иванович шутя говорили мне:
— Ну и привел ты этого дьявола, назойливый, как оса, и палкой не прогонишь.
Безусловно, можно было положить конец ухаживаниям Метуся, но мы не хотели терять его и Александера как источник разнообразной, иногда даже очень важной информации. Ведь это они, разумеется «под большим секретом», предупреждали нас об операциях против партизан, об облавах в городе, об аресте советских патриотов, о приезде «высоких гостей»… Поэтому Николай Иванович держал этих двух «приятелей» под своим влиянием, расхваливал их за преданность немцам, за расторопность и «героизм».
Однажды, выслушав похвальбу Метуся об успехах на службе, Пауль Зиберт пообещал пойти к его шефу и замолвить за него словечко. Гестаповец едва не прыгнул от радости.
— Герр обер-лейтенант! Я вам всю жизнь буду благодарен. Сделайте это, пожалуйста. А то моего коллегу Александера шеф очень любит: он ему платит больше и на обед к себе приглашает. А на меня часто кричит, дескать, в голове у меня только девчонки. Это Александер, вероятно, наговорил шефу про меня. Если бы вы замолвили словечко…
— При первой же возможности я это обязательно сделаю, пан Метусь, — обещал Николай Иванович.
— Вы хоть позвоните по телефону, — просил предатель.
Это обстоятельство еще больше привязало Метуся к Кузнецову. Леон все чаще стал приглашать его на обеды, пробовал даже делать подарки, о своей работе в гестапо рассказывал со всеми подробностями и уже не «под секретом», а делился с Кузнецовым, словно тот был его шефом: спрашивал совета. Пауль Зиберт позволил даже Леону в разговоре перейти на «ты».
Как-то гестаповец предложил Кузнецову посетить его знакомых и снова начал хвастаться:
— Эх, Пауль, если бы ты знал, какая у меня есть красавица! Что говорить — люкс!
— А почему же ты не женишься? — спросил Кузнецов.
— На такой стоит жениться, но она очень уж переборчивая. Я сначала пробовал ухаживать. Вижу — не получается, я и оставил ее, чтобы даром время не тратить. Хочешь, я тебя с ней познакомлю?
Но Николай Иванович никогда не спешил отвечать на подобные предложения.
Как-то мы сидели у Ивана Приходько: Николай Иванович, Коля Струтинский, Михаил Шевчук и я. Когда наше небольшое совещание закончилось, Кузнецов, усмехаясь, сообщил:
— Сегодня у меня свидание с красивой полькой, о которой мне уже порядком надоело слушать от этого презренного немецкого холуя. Пойду. Возможно, остановлюсь у нее на квартире.
— Смотри не женись преждевременно, — пошутил Шевчук. — А то что-то чересчур хвалят ее эти гестаповцы.