Страница 45 из 159
Посидишь с ней вечер, поговоришь, — кажется, что большего патриота и быть не может. Часами она говорила о себе, о красоте жизни вообще и о подлости гитлеровцев, о муках и страданиях, которые они несут людям. Она чудесно ориентировалась в международных событиях, знала много такого, о чем нельзя было ни прочитать в газетах, ни услышать по радио. Например: должна состояться конференция великой тройки, на которую большевики возлагают большие надежды. Но напрасно — союзники не откроют второго фронта ни в сорок третьем, ни в сорок четвертом. И вообще второго фронта может не быть. Или: в ставке Гитлера был заговор. Гитлер беснуется, никому, кроме Евы Браун, не верит. Можно было услышать и такое. Американцы и англичане никогда настоящими союзниками русских не будут; как бы война ни кончилась, они все равно будут с немцами.
Все эти мысли она излагала под впечатлением рассказов немецких офицеров. Но Лисовская не слепо повторяла то, что слышала от них, а сама сопоставляла факты, события, обстановку и делала определенные выводы.
Сила ее логики могла убедить кого угодно из собеседников, и возражать ей было не легко. Послушаешь ее — и приходишь к мысли, что перед тобой настоящий патриот, способный вести беспощадную борьбу с врагом. Но увидишь ее в компании гитлеровских офицеров и не веришь, что это тот же человек, который еще вчера так серьезно и умно размышлял о жизни.
Какая она, настоящая Лидия Ивановна? На этот вопрос я не мог пока ответить. И в этом не могли мне помочь товарищи: ни Николай Иванович, ни Миша Шевчук, ни Коля Струтинский.
Еще одно обстоятельство усилило подозрения, что Лисовская ведет двойную игру. Когда я зачастил к ней, ко мне прицепился «хвост». Почти ежедневно он ходил за мной. Как-то я целый день бродил по городу (зашел на рынок, в парикмахерскую, в одно учреждение, в другое, в ресторан, в кино), и всюду я видел этого субъекта. Мне до зарезу нужно было встретиться с товарищами, но сделать этого я не мог. Предупредил только знаком Ивана Приходько, встретившегося мне на улице, и пошел к своему старому знакомому пану Зеленко. Только после этого мой преследователь оставил меня в покое (очевидно, убедился, что я ни в каких подозрительных местах не бываю) и больше не ходил за мной по пятам.
После этого случая я работал более осторожно и стал постоянным клиентом Вацека Сакраменты.
О «хвосте», разумеется, я ничего не сказал Лисовской. От товарищей тоже пока что решил сохранить это в тайне Я ждал развязки, искал ее, а вернее — пытался найти правильный выход. Продолжать свои визиты к Лидии Ивановне было делом рискованным: рано или поздно, если она работает «на два фронта», гестапо начнет действовать. Бросить Лисовскую, оставить ее вне связи с партизанами — значит выбыть мне из игры. Устранить ее бесследно — для этого мы не имели оснований. Кто же она? Как узнать? Дело нелегкое. А события все более усложняли положение и еще долго не давали окончательного ответа.
СУЕТА В «СТОЛИЦЕ»
На следующий день после аудиенции у Коха майор фон Бабах любезно предложил невесте своего друга обер-лейтенанта Зиберта, фрейлейн Валентине Довгер, должность курьера в канцелярии рейхскомиссариата. Девушка сразу же согласилась, оформила документы и приступила к работе.
— Это как раз то, что нам и нужно, — сказал Николай Иванович, когда я пришел к нему. — Теперь мы сможем проникать легально не только в рейхскомиссариат, но и в другие немецкие учреждения.
— Да это просто чудесно — иметь своего человека в этом фашистском логове!
— Однако же следует и заботиться о безопасности Вали, — продолжал Кузнецов. — Я думаю, ей нужно найти другую квартиру. Пускай она перевезет туда свою семью, пропишет ее в городе. И никто из вас, кроме меня, не должен к ней заходить.
— Ты прав, — согласился я.
— Но кому мы это поручим? Может, Ивану Тарасовичу?
— Можно и ему, но мне почему-то кажется — лучше все-таки Василию Буриму. У него больше возможностей. Он маляр, ходит ремонтирует квартиры, у него много знакомых, а главное — он знает хороших квартир много.
— Что ж, Бурим так Бурим. Я — за.
Вскоре Валя переехала в небольшой особняк по улице Ясной, 55. Одну его половину занимала хозяйка, вторую — наша разведчица. Со временем здесь поселилась вся семья Довгеров. Нам разрешалось заходить к Вале только в исключительных случаях, зато Николай Иванович был ее постоянным гостем. Именно здесь устраивались приемы для «друзей» Пауля Зиберта и новых знакомых Вали Довгер из рейхскомиссариата.
А фрейлейн Валя оказалась настолько способной сотрудницей, что сам начальник канцелярии ставил ее всем в пример и на первое же приглашение в гости сразу ответил согласием. Когда же кто-либо пытался по какой-то причине отчитать нового курьера, начальник канцелярии вставал на ее защиту.
— Не забывайте, — говорил он, — что на заявлении фрейлейн Довгер стоит резолюция самого господина рейхскомиссара. Если вам это не известно, так знайте!
Вначале Валя выполняла второстепенные поручения: заклеивала конверты, обматывала шпагатом пакеты, разливала сургуч и ставила штемпеля. Но вскоре ей поручили разносить почту рейсхкомиссариата по главным учреждениям и штабам. Для этого ей выдали специальный пропуск.
Стройные ножки девушки топали по ровенским тротуарам, поднимались по ступенькам лестниц верховного суда, гестапо, арбайтсамта, штаба Кицингера, гебитскомиссариата… Миловидную симпатичную фрейлейн, одетую в скромное черное платье, в большинстве случаев встречали приветливо. Получит какой-нибудь гитлеровский чиновник от нее пакет — и любезно попросит, чтобы она подождала ответа. Валя никогда не отказывалась, хоть и нужно было побывать еще не в одном учреждении. Такая услужливость нравилась гитлеровцам, и они награждали девушку комплиментами.
Впрочем, случалось и по-другому: раскрыв пакет, тот, кому он был адресован, набрасывался на бедную курьершу:
— Какого черта вы от меня требуете? Пишете: доложить через три дня об исполнении. А могу ли я это сделать — вас это не интересует. Кругом партизан развелось, а вы…
В таких случаях Валя оставалась спокойной и отвечала:
— Я понимаю ваше возмущение, уважаемый господин, но ведь не я это писала. В мои обязанности входит только принести пакет и забрать ответ. Если же нет, то распишитесь, пожалуйста, что получили…
И она раскрывала разносную книгу.
«Чин» становился покладистее и начинал делиться с нашей разведчицей своими мыслями о содержании пакета. А они были разные: о расширении заготовок сельскохозяйственных продуктов, об отправлении рабочей силы в Германию, о наведении порядка в «столице», об активизации борьбы с партизанами, о массовых расстрелах арестованных, о передвижении новых подразделений на Восточный фронт, об охране важных объектов, — словом, все зависело от того, кому была адресована директива.
Дел у Вали было много. Нужно было не только исполнять роль курьера, но и фиксировать в памяти все, что могло заинтересовать нашу разведку.
Прибавилось Вале работы, когда в Ровно начали ожидать приезда «высоких гостей».
Первый сигнал к нам дошел от Лидии Ивановны Лисовской.
— Наконец-то! — воскликнула она, когда я после нескольких дней отсутствия навестил ее. — Где это вы пропадали? Я уже собиралась вас разыскивать. А вы, из-за своей конспирации или недоверия ко мне, не оставляете координат…
— Есть что-то новое? — спросил я.
— Есть, и даже очень важное. Позавчера наш шеф целый день был на каком-то совещании: то ли в комиссариате, то ли в гестапо — туда его чаще всего вызывают. Пришел в казино в конце дня, озабоченный, молчаливый. А утром собрал нас и приказал никого без пропусков не пускать. Сам осмотрел все уголочки, склады с продуктами, заказал много напитков, деликатесов, посуды. Даже собирается заменить кое-какую мебель.
Не только в казино готовились к какому-то важному событию. На стенах домов, в витринах магазинов появились новые плакаты и лозунги с призывами к немецким солдатам и офицерам быть преданными фюреру и «великому рейху». Они с большим оптимизмом предрекали будущую победу гитлеризма. Геббельсовские трубадуры не забыли и о местном населении. В газетах, журналах, воззваниях по радио на все лады расхваливался «новый порядок». На перекрестках улиц, мостах, железнодорожных переездах, при въезде в город появилась усиленная охрана. Гестапо устраивало ночные облавы. Несколько раз в день подметались улицы и тротуары, очищались скверы и палисадники, белились телеграфные столбы и деревья, во многих местах колючая проволока была заменена аккуратными заборчиками. А на месте, где стояла карта Советского Союза с надписью «Рус капут» для подбадривания гитлеровцев, появился портрет фюрера, возле которого была выставлена охрана шуцманшафта. Ежедневно фашисты возлагали к портрету свежие цветы. Мы, возможно, и не обратили бы внимания на эту деталь, если бы не Михаил Шевчук, который имел привычку всегда прогуливаться с букетом.