Страница 35 из 159
Валины щеки зарделись, и, надеясь на мою поддержку, она серьезно сказала:
— Николай, сделай замечание этому немцу, а то он начинает превращать разведку в забаву.
— Николай Иванович прав, — ответил я. — И будет совсем неплохо, если в один прекрасный день мы вас поженим. Правда, в Ровно нет немецкой кирхи, и поэтому придется эту торжественную церемонию перенести на родину Пауля Зиберта. Представляю, какой радостной будет встреча наших молодых влюбленных у князя Шлобиттена. Интересно, знает ли господин обер-лейтенант хотя бы, как зовут этого князя?
— Оставь шутки! — рассердилась Валя.
— Пусть шутит, — остановил ее Кузнецов. — В этом ничего плохого нет. Шутка подбадривает, если хочешь, придает человеку силу. А нам надо быть бодрыми, не падать духом. Впереди у нас, Валюша, очень сложная операция. Через пару дней пойдем к Коху. Он будет говорить с тобой. Фон Бабах сказал, что гаулейтер лично принимает всех, кто хлопочет о документах фольксдойче, — хочет убедиться, имеет ли он дело с патриотом «великого рейха» или с проходимцем, мечтающим о привилегиях и пайке. Мне придется обождать в приемной, пока Кох не позовет меня для подтверждения твоего арийского происхождения. Боюсь только, как бы все не сорвалось, потому что фон Бабах сказал, что Кох снова собирается в Кенигсберг.
— А как сегодня водичка, тепленькая? — спросил я Николая Ивановича. Накануне он отругал меня за то, что я пошел со знакомым гестаповцем на пляж, где пришлось раздеться (а в карманах было оружие) и несколько раз окунуться.
— Не беспокойся, я такого неосторожного шага не сделал, хотя немецкому офицеру надлежит быть вооруженным. Откровенно говоря, я на радостях чуть было не принял предложение майора, но вовремя опомнился. Ведь мне нельзя раздеваться перед гитлеровцами, а то нашивки о ранениях ношу, а на теле — ни одной царапины. Из-за такой мелочи можно сесть в лужу. Я сказал фон Бабаху, что не захватил плавки, и пообещал поддержать компанию в другой раз.
Вечером мы собрались у Ивана Приходько, чтобы обсудить план уничтожения Эриха Коха. Договорились, что я буду кучером Пауля Зиберта и его невесты Вали Довгер, а Михаил Шевчук, Жорж Струтинский, Николай Куликов, Василий Галузо и Иван Приходько расположатся в районе резиденции, чтобы в случае необходимости прийти нам на помощь.
Но где раздобыть хороший фаэтон? Вначале мы думали взять пару лошадей и повозку в отряде. Но времени было мало, а отряд — далековато. К тому же у партизан не было порядочного экипажа.
Мне, как опытному коммерсанту, поручили купить или одолжить фаэтон в городе. Я немедленно кинулся на поиски, так как на следующий день фон Бабах сообщил Паулю Зиберту, что все идет как по маслу, пропуск к Коху заказан и теперь успех будет зависеть от того, в каком настроении окажется во время аудиенции гаулейтер.
А мои поиски фаэтона были пока безуспешными.
— Придется идти пешком, — сказал Кузнецов. — Не станем же мы из-за пролетки отказываться от выполнения задания.
— Пешком так пешком, — поддержала его Валя. — Все равно фаэтон нам едва ли пригодится. Я не собираюсь бежать после того, как пущу пулю в лоб этому сатрапу.
— О чем ты говоришь! — воскликнул Кузнецов. — Ты даже не имеешь права думать об этом. Не забывай: задание лишь в том случае будет выполнено, если все пройдет благополучно и мы вернемся в отряд. А фаэтон нам понадобится не для того, чтобы бежать, а чтобы уложить оружие. Понимаешь, как все будет? Мы с тобой — в приемной Коха, выходит фон Бабах и приглашает тебя в кабинет. Ты идешь с майором, а через минуту без разрешения вхожу я, ты сразу же выходишь, я расправляюсь с Кохом и моим «другом» и быстро иду за тобой вниз. На улице мы садимся в фаэтон. Гнидюк ждет нас в полной боевой готовности. А дальше обстановка подскажет.
— Нет, в Коха буду стрелять я, — не соглашалась Валя.
— Оставь, Валя. Из твоего пистолета можно только воробьев пугать, а не стрелять в фашиста на расстоянии. Ты не успеешь раскрыть сумочку и вытащить свою игрушку, как окажешься в руках майора фон Бабаха. А вернее всего — тебе придется распрощаться с сумочкой в бюро пропусков.
Вале ничего не оставалось, как согласиться с Кузнецовым. Но она все же пристроила пистолет за поясом под кофтой. Еще в отряде она научилась стрелять. Далось это ей не легко. Маленькая девичья рука не удерживала пистолета, и Вале приходилось держать его обеими руками и с усилием нажимать спусковой крючок. Но когда Вале достали первый номер браунинга — маленький деликатный пистолетик, — она успешно овладела искусством стрельбы. Убойная сила этого пистолета была столь незначительной, что на расстоянии пяти-шести метров он уже не мог причинить врагу большого вреда. Чтобы убить фашиста, нужно было приставить дуло к самому лбу или сердцу. Поэтому и речи не могло быть о том, что Валя убьет Коха.
Во время фашистской оккупации основным видом транспорта в городе были дрожки. Нам приходилось ими часто пользоваться, и извозчики знали нас как «порядочных клиентов», которые могут щедро отблагодарить за услуги. Деньги делали свое: мы разъезжали на дрожках не только по Ровно, но и за его пределами.
Был среди извозчиков Вацек. К нему крепко пристала кличка «Сакрамента», так как в пьяном виде (а трезвым Вацек бывал очень редко) он часто употреблял это слово. У этого извозчика были отличные кони и фаэтон, и я решил взять их на тридцать первое мая — день, на который были заказаны пропуска в резиденцию Коха.
Получив от меня пятьдесят марок, Вацек низко поклонился и подобострастно произнес:
— Я к вашим услугам, мой сладчайший пан. Не то что на день, но даже на год я готов с вами ехать куда угодно, хоть к партизанам.
Мы тщательно подготавливали эту серьезную операцию.
Никому и в голову не приходило, что может произойти с каждым из нас в случае неудачи. Ни у кого не было ни малейшего колебания — только ненависть к врагу, причинившему столько горя нашему народу.
Мы разыскали и подробно изучили план резиденции Коха, разработали несколько возможных вариантов завершения операции, тщательно проверили все оружие. В городе были заложены мины, которые должны были взорваться, как только будет убит сатрап. Все наши люди были предупреждены о времени операции. Условились, куда кто должен явиться после нее.
Николай Иванович несколько раз переписывал заявление на имя рейхскомиссара Украины с просьбой «проявить богом данную его превосходительству милость и не дать восторжествовать несправедливости, берущей иногда верх над правдой».
«Мне, Валентине Довгер, немке по происхождению, — говорилось в заявлении, — отец которой замучен бандитами за принадлежность к арийской расе, приходится сидеть без работы и хлеба или же вместе с русскими и украинцами ехать на работу в Германию…»
Заявление заканчивалось так:
«Все вышеприведенное может подтвердить письменно или устно офицер немецкой армии, кавалер двух орденов Железного креста обер-лейтенант Пауль Зиберт, уроженец Восточной Пруссии, сын бывшего управляющего имением князя Шлобиттена под Кенигсбергом. Еще раз прошу, надеясь на вашу милость, великодушие и справедливость. Да поможет нам бог! Хайль Гитлер! Валентина Довгер».
Когда Пауль Зиберт прочитал это заявление фон Бабаху, тот восторженно воскликнул:
— О, после такого заявления никто не откажет фрейлейн в просьбе.
Тридцатого мая на квартиру Вали пришел Шмидт и принес записку от фон Бабаха:
«Обер-лейтенанту Паулю Зиберту. Завтра в 14.00 прошу прибыть в рейхскомиссариат. Только без опозданий. Гаулейтер готов принять вас и вашу невесту. Пропуска готовы. С уважением. Майор фон Бабах».
— Что-то очень уж майор беспокоится о нашей встрече с Кохом, — сказал Кузнецов. — Не готовит ли этот хитрый Шерлок Холмс нам сюрприз: устроит гестапо контроперацию и возьмет живьем всю группу. Вот будет скандал!.. Но нет — он просто заранее предвкушает удовольствие от нашей благодарности за услугу. Понимает, что влюбленный офицер, бывший управляющий богатым прусским имением, щедро его отблагодарит, и поэтому так старается. Ну что ж, герр майор, лелейте сладкие надежды. Обер-лейтенант Пауль Зиберт действительно собирается щедро за все расплатиться. До встречи, фон Бабах! До встречи, герр гаулейтер!