Страница 26 из 159
На левом берегу Случи наш маршрут пролегал через села, окруженные большими массивами полей. Весеннее тепло разогрело землю, и крестьяне уже начали полевые работы.
О партизанах в этих краях только слышали, поэтому наше появление вызвало интерес, удивление. Кое-кто, увидев колонну вооруженных людей, убегал неизвестно куда; другие стояли молча и, наверное, ждали каких-то новых неожиданностей судьбы; третьи, сообразив, что это советские партизаны, бежали навстречу со слезами радости на глазах.
В селах мы подолгу не задерживались, но встречи с крестьянами были трогательными. Люди возлагали на нас большие надежды. Знали: мы не оставим их беззащитными, — советская власть не даст их в обиду ненавистным оккупантам.
На пути к Цуманским лесам с гитлеровцами мы больше не встречались, зато несколько раз вступали в стычки с националистами.
Втроем нас снова отправили в разведку для уточнения дальнейшего маршрута, мы подъехали к небольшому селу, примыкавшему к лесу. Только поравнялись с крайней хатой, как навстречу нам выскочило несколько здоровых парней, вооруженных вилами и палками. Мы схватились за автоматы, но «противник» внезапно изменил свое намерение: парни остановились и понурились.
— В чем дело, хлопцы? — не понимали мы.
— Хотели вас обезоружить, но видим: вы не те.
— А кто они — «те»? — спросил Сухенко.
— Да Степаново войско, — сказал один, видимо самый старший. — Вы уж извините… А то и вправду можно было натворить беды.
— А если бы это было Степаново войско, тогда что? — не успокаивался Валентин Семенов.
— С теми управились бы быстро…
— Ну, обезоружили бы их, а потом?
— Потом? Забрали бы оружие. За неделю, гляди, и все село вооружилось бы. Тогда нам не страшен даже сам Степан Бандера с его рыцарями, — оживился собеседник. — Полно их в здешних лесах, рыскают по хуторам и селам, издеваются над людьми, а еще сечевиками себя называют — полесскими сечевиками… Тьфу, голь несчастная… Вот мы все и решили: надо им закрыть путь в наше село.
— Хотим организовать сельскую самооборону, — добавил стройный парень, который первым выскочил из засады. — Нам бы с десяток таких автоматов, как у вас, — плакали бы тогда сечевики…
Потом мы узнали, что отряды самообороны организовывались во многих полесских селах, а некоторые из них объединяли жителей нескольких сел. Эти отряды охраняли безопасность односельчан. Позже эти отряды перебазировались в леса и стали грозой для гитлеровцев и их прислужников.
Второго апреля сорок третьего года отряд прибыл в район Цуманских лесов. Нам было известно, что банды националистов распоясались здесь, как нигде. Жители окрестных сел дрожали при одном упоминании о жестокости и садизме бандитов из сотни Цыгана, называвшей себя службой безопасности так называемой Украинской повстанческой армии.
Выслушав сообщение разведчиков о черной сотне, Медведев сказал:
— Сегодня давайте подберем место для расположения отряда, люди отдохнут после дороги, а потом займемся Цыганом.
Но вышло совсем иначе. Подыскивая место для лагеря, разведчики случайно натолкнулись на логово Цыгана. Уже примерно через час старший лейтенант Базанов докладывал командиру:
— Третья рота уничтожила бандитскую сотню. Убитые и трофеи подсчитываются. У нас потерь нет, раненых семеро.
Теперь мы были на новом месте. Отсюда путь в Ровно втрое короче и для местных разведчиков намного безопаснее.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ
Знакомство обер-лейтенанта Пауля Зиберта с штурмбанфюрером СС Рудольфом Шлезвингом произошло совершенно случайно в начале сорок третьего года. Наша четверка — Кузнецов, Шевчук, Струтинский и я — собралась на квартире Ивана Приходько. Мы сидели за столом и обсуждали план действий на ближайшие дни. Хозяйка дома — Софья возилась на кухне, готовя нам завтрак. Вдруг слышим: звонят церковные колокола.
— Что это сегодня они раззвонились, Иван Тарасович? — спросил Кузнецов у Приходько.
— Нынче праздник Иоанна Крестителя, — ответил тот.
— Тогда хорошо было бы сходить в церковь, — пошутил Николай Иванович.
В этот миг без стука широко распахнулась дверь, и на пороге появились поп в рясе и невысокий дьячок. Увидев немецкого офицера, святые отцы трижды выкрикнули «хайль Гитлер!» и приступили к обряду «освящения» квартиры Ивана. Священник пропел несколько раз «многая лета дому сему и миру сему», потом покропил всех нас «священной водой» и направился к выходу. Но Николай Иванович преградил ему путь и со словами «битте шен» пригласил к столу, на который хозяйка уже поставила миску горячих пельменей, мороженое сало, колбасу, тушеную капусту и еще много всякой всячины. А Иван Тарасович принес из кухни бутылку, заткнутую кукурузным початком. Священнослужители не заставили себя уговаривать. Они сразу забыли о долге перед богом, побросали свои атрибуты в угол и уселись на лавке.
Николай Иванович достал из кармана деньги и вручил каждому из представителей всевышнего на земле по пять марок. Они очень обрадовались, стали благодарить немецкую армию, ее вождя Адольфа Гитлера, щедрого обер-лейтенанта за «освобождение от большевистского ярма».
Хорошо угостившись, поп стал приглашать Кузнецова и всех нас к себе. Николай Иванович долго отказывался, но святой отец оказался таким назойливым, что пришлось принять приглашение и всей компанией пойти к нему на обед.
По дороге он сказал нам:
— Я вас, господа, познакомлю с штурмбанфюрером Шлезвингом. Прекрасный человек! Он едет со своей частью на фронт и на несколько дней задержался в Ровно. Я предоставил ему одну комнату, и, вероятно, он сейчас дома. Обедать он всегда приходит домой. А вот и моя избушка. — С этими словами отец Аникий толкнул дверь большого каменного особняка. — Матушка! А ну встречай добрых людей!
«Матушка», смазливая, краснощекая молодуха, метнула жадный взгляд на стройного, франтоватого обер-лейтенанта и засуетилась перед ним, словно он был не обычный офицер, а сам господь бог.
— А господин Шлезвинг дома? — спросил у нее поп.
— Да, у себя.
— Позови его и скорей накрывай на стол.
Она вышла в соседнюю комнату и сразу же вернулась.
— Господин офицер сейчас выйдут. Они как раз кончают бриться. — И стала накрывать на стол.
Минут через пять открылась дверь, и в комнату вошел постоялец.
— С кем имею честь?.. — спросил он у Николая Ивановича, поднявшегося со стула.
— Обер-лейтенант Пауль Зиберт из штаба Кицингера, — отчеканил Кузнецов.
— О-о, очень приятно! — Немец протянул руку: — Штурмбанфюрер СС Рудольф Шлезвинг. Был я в вашем штабе вчера. Просил помочь бензином, но пока мне не обещают. Вот и приходится торчать в тылу, вместо того чтобы быть на фронте.
— К сожалению, я этим не занимаюсь и ничем помочь не могу. Мне очень приятно познакомиться с вами, тем более что вы без пяти минут фронтовик, а я сам недавно с Восточного фронта, и отсиживаться в тылу мне уже опротивело.
Лицо эсэсовца расплылось в дружелюбной улыбке.
— Мне тоже приятно, — сказал он, — видеть человека, не только нюхавшего порох, но и отведавшего большевистского свинца. Вас где ранило? Пулей или осколком?
— Под Харьковом. Зацепило пулей, но пришлось пролежать недели две. А после этого никак не устроят на постоянное место службы. Откровенно говоря, мне больше нравится на фронте, — спокойно ответил Кузнецов.
— Не могу с вами не согласиться, господин обер-лейтенант, но вы, очевидно, имеете в виду тридцать девятый, сороковой, сорок первый годы. Что касается сегодняшнего Восточного фронта, то, простите меня, там не очень приятно. Полтора года воюем с Россией, а конца не видно. И чем больше воюем, тем дальше оттягивается конец войны.
— Простите, господин штурмбанфюрер, но нам не к лицу впадать в такой пессимизм. Лично я не теряю веры в гений фюрера. Надеюсь, и вы также? — Николай Иванович загадочно посмотрел на своего собеседника.
— Разумеется, разумеется, — поспешил ответить тот.