Страница 14 из 159
Когда связь с отрядом снова наладилась, мне подкинули деньжат, и я оставил их у Насти. С того времени у Сергея хранилось наше оружие, а у Анастасии — деньги, и она могла тратить их по своему усмотрению.
Условившись обо всем необходимом с братьями Шмерегами, Красноголовцем и другими товарищами, мы с Колей Приходько вышли из города и через два дня уже докладывали командованию отряда об успешном выполнении здолбуновского задания.
«ПОДВИЖНАЯ ЗАСАДА»
— Везет вам, ребята. Вот и снова вы побывали в Ровно, а я сижу в лесу и, кроме деревьев, ничего не вижу. Сколько ни просил командира, чтобы разрешил мне пойти на задание, а он не соглашается. «Рано», — говорит. Я и сам хорошо знаю, что мое пребывание в городе связано со многими осложнениями, но до каких же пор можно ждать? — говорил Кузнецов.
Мы с Колей Приходько сочувствовали Николаю Ивановичу. Нам было известно, что он в совершенстве владел немецким языком и с успехом может пойти в город. Но вместе с тем понимали и командира отряда Медведева. Безусловно, он был прав. Ведь для того, чтобы Кузнецов перевоплотился в Пауля Зиберта и появился среди немецких офицеров, одного знания языка недостаточно. Требовалась очень тщательная подготовка.
После каждого нашего возвращения в отряд Кузнецов часами беседовал с нами, подробно расспрашивая обо всем увиденном и услышанном. Так прошел месяц, потом второй. Вряд ли в самом Ровно кто-нибудь из немецких офицеров настолько был в курсе всех городских дел, как Николай Иванович Кузнецов.
А Дмитрий Николаевич Медведев стоял на своем: «Рано».
Рано потому, что неизвестно, как воспримут Пауля Зиберта гитлеровцы, не окажется ли он среди них чужаком, не вызовет ли подозрения.
— Надо устроить что-то вроде выпускного экзамена, — говорил Дмитрий Николаевич.
Иными словами: Паулю Зиберту нужно было устроить свидание с офицерами «великого рейха». Именно Паулю Зиберту, а не Николаю Ивановичу Кузнецову. Но где раздобыть для Зиберта «экзаменаторов»?
Несколько ночей подряд мы устраивали засады. Спрячемся за кустами и ждем, пока на дороге появится машина или подвода. Но ни разу не попадался «настоящий» немец. То захватили пьяного ефрейтора, то привели в отряд нескольких солдат. С ними и поговорить Зиберту не о чем. Оккупанты до того боялись встреч с партизанами, что при первом же взрыве гранаты или автоматной очереди теряли самообладание. Однажды мы подбили грузовик, шедший по шоссе Костополь — Ровно, и взяли в плен фельдфебеля и нескольких солдат. Кузнецов начал с ними разговаривать, а они стоят, как манекены, и двух слов произнести не могут. Только бормочут: «Яволь, герр партизан» и «Гитлер капут!»
— Ну и олухи попадаются, — злился Николай Иванович. — Попробуй поговори с ними. Боюсь, мне еще долго придется бить баклуши.
И он отправился в штаб.
— Дмитрий Николаевич, — обратился он к Медведеву, — с попугаями, которых доставляют сюда, я никогда не договорюсь. Разрешите мне с ребятами поехать в Ровно, там выбор хороший, и мы подберем себе подходящую птичку.
— Нет, Николай Иванович, — возразил командир, — этого я разрешить не могу. Надо, чтобы в Ровно было спокойно. Это в наших интересах, легче будет работать и вам и другим разведчикам. Да и рисковать из-за пустяка не стоит. Придется искать другой выход.
После очередной беседы с перепуганным фельдфебелем Кузнецов вновь обратился к командиру:
— Я кое-что придумал, Дмитрий Николаевич. Разрешите устроить засаду среди бела дня?
— Это что еще за новости? — удивился Медведев.
— Вот смотрите, — Николай Иванович отломил веточку и принялся чертить на снегу схему. — Это — шоссе Ровно — Киев. По нему не спеша движется несколько подвод с вооруженными партизанами. На первой подводе сижу я в форме немецкого офицера, а у всех наших ребят на рукавах повязки «шуцполицай». Впереди, метров за двести пятьдесят, идет наш разведчик и внимательно всматривается в каждую встречную машину. За ним, метров за сто, движется гранатометчик. После сигнала он швыряет противотанковую гранату под машину. Но только так, чтобы машину свалило взрывной волной, иначе от фашистов ничего не останется. Тогда мы соскакиваем с подвод, окружаем опрокинутый лимузин и вытаскиваем из него тепленьких офицериков.
— На словах — как по нотам. А как все выйдет на деле? Что, если машина будет идти не навстречу, а попутно? — спросил Медведев.
— Я это предусмотрел, — ответил Кузнецов. — Мы поставим прикрытие и с тыла, тогда сможем бить по любой машине. Я даже придумал название для нашей экспедиции — «подвижная засада».
— «Подвижная засада», говорите? Вообще план заманчив, но довольно дерзкий. Среди бела дня учинить такую суматоху! Надо все как следует рассчитать. Рисковать мы не имеем права, Николай Иванович.
Через несколько дней Лукин пригласил Кузнецова к себе и сказал:
— Очевидно, Николай Иванович, придется осуществить вашу операцию «подвижная засада».
— Вы серьезно это? — Глаза Кузнецова заискрились радостью.
— Совершенно серьезно! Нам стало известно, что в Киев съезжаются высшие чины гитлеровского офицерства. Там будет совещание о делах на Восточном фронте. Из Ровно тоже туда поехали офицеры. Когда будут возвращаться из Киева, мы их встретим по-партизански. Сможем добыть необходимые данные, а вы, Николай Иванович, приобретете настоящего собеседника.
Николай Иванович пришел из штаба возбужденный и, не скрывая своей радости, воскликнул:
— Ребята, наш план будет осуществлен! Командование благословило «подвижную засаду»! Ну, кто из вас записывается добровольцем?
…Зима в сорок втором году пришла рано. Только начинался декабрь, а снег уже толстым слоем покрыл землю, и мороз пробирал до костей. В один из таких зимних дней на шоссе Ровно — Киев, неподалеку от Гощи, появилось пять подвод. Краснощекие полицаи, сидевшие на них, горланили пьяные песни, ругались, ржали и дымили вонючим самосадом.
На первой подводе сидел с гордо поднятой головой немецкий офицер. Он ехал, молча впиваясь пытливым взглядом в каждую встречную машину и лишь изредка небрежно поднимая руку в ответ на приветствия немцев. А те, минуя обоз полицаев во главе с офицером, весело смеялись, махали руками и выкрикивали: «Хайль Гитлер!» Появление на дороге полицаев радовало, успокаивало расстроенные на Восточном фронте нервы, ведь их защищает от партизан такая надежная охрана.
А крестьяне, едва заметив первую подводу, прятали свои пожитки и разбегались кто куда. Они-то прекрасно знали, что им грозит, если такая пьяная свора ворвется в село: разнесет все до щепки, разграбит, зверски надругается над женщинами, сожжет дома.
Но эта экспедиция была необычной. «Вероятно, полицаи уже куда-то заезжали и насытились до отвала», — думали люди, когда обоз, не останавливаясь, проезжал селом.
Никто, правда, не обратил внимания, что впереди и позади подвод, метров за сто один от другого, шли двое мужчин, внимательно всматриваясь в каждую появлявшуюся на шоссе машину.
Это и была «подвижная засада», которую возглавлял Николай Иванович Кузнецов. Двадцать вооруженных партизан не спеша двигались среди бела дня по шоссе. Среди них были почти все наши разведчики: Коля и Жорж Струтинские, Михаил Шевчук, Коля Приходько, Валя Семенов, Боря Сухенко, Коля Бондарчук, Саша Базанов, Петя Дорофеев. Каждый знал, что ему следует делать.
Михаил Шевчук и я — сигнальные, поскольку до этого мы уже не раз ходили в Ровно и хорошо разбирались в военных отличиях немецких офицеров.
— Смотрите, ребята, — предупреждал нас Кузнецов, — по воробьям не бейте. Нам нужен гусь. Тот самый гусь, который возвращается с совещания в Киеве.
— Как только замечу майора или офицера рангом повыше — сразу же подам сигнал, — ответил я Кузнецову.
— Да, не ниже майора. Мелкота нам не нужна. Помните, хлопцы, от вас, сигнальных, зависит успех операции.
И вот теперь, идя первым в «подвижной засаде», я все время думал об этих словах Николая Ивановича. «Надо быть очень внимательным, — говорил я себе, — чтобы не ошибиться. Один опрометчивый шаг может все испортить». И я пропускал машину за машиной, пропускал, так как никого подходящего не видел.