Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 117 из 123



Димитрий Константинович в следующем 1376 году, зимой, в отмщение, кажется, за разорение нижегородских волостей в 1375 году, задумал предпринять поход на болгар, «рекше на Казань». Он просил помощи у зятя своего, и Димитрий Иванович прислал рать свою под предводительством князя Димитрия Михайловича Волынского, а Димитрий Константинович выставил многочисленную рать, во главе которой стояли дети его Василий и Иван. 16 марта русские подошли к Казани; казанцы вышли из города на бой: одни начали стрелять, другие «з города гром пущаху, страшаще руские полки»; некоторые стреляли из самострелов, а иные выезжали на верблюдах, «полошаще кони руские». Но все эти хитрости не достигали своей цели: русские сильно устремились на болгар, как один человек. Те не выдержали натиска и, преследуемые и избиваемые русскими, бежали в город. Села, зимовища и суда болгарские были истреблены огнем. Тогда болгарские князья Асан и Мехемет-Салтан добили челом великому князю и тестю его двумя тысячами рублей, а на воинов их дали 3000 рублей; кроме того, они обязались принять к себе дарагу и таможника великого князя[669], следовательно, обложены были данью.

В 1377 году из Синей орды (от Синего или Аральского моря) пришел за Волгу в мамаеву Орду какой-то царевич Арапша «свиреп зело и ратник велий и мужествен и крепок». Неизвестно в каких отношениях находился он к Мамаю, но что не без его ведома он пошел ратью на Нижний Новгород, это несомненно. Димитрий Константинович известил о грозившей ему опасности зятя своего, который и пришел к своему тестю на помощь с многочисленными полками. Но слухи об Арапше вдруг смолкли, и великий князь, оставив полки свои в Нижнем, возвратился в Москву. Вскоре, однако, опять пошли слухи, что татары находятся в поле и что Арапша скрывается у Волчьих Вод[670]. Димитрий Константинович послал из Суздаля сына своего Ивана и какого-то князя Семена Михайловича с большой ратью, которая, соединившись с московской, пошла за реку Пьяну. Князья узнали, что Арапша находится на Волчьих Водах, очень далеко, а потому вели себя неосторожно: доспехи, щиты и шеломы клали на повозки; рогатины, сулицы и копья не были приведены в боевой вид, а иные не были даже насажены на древки. «И ездиша порты своя с плеч спущающе, а петли растегавше, аки в бане растрепаша, бе бо в то время знойно зело»; но главное то, что все «мед пиаху допиана и ловы деюще, потеху себе творяще». Разгоряченные крепкими напитками, воины хвастались, что каждый из них выйдет на сто человек татар; князья, воеводы и бояре тоже веселились, пили «и ковы деюще, мняшесь дома суще». Между тем мордовские князья тайно навели на них татар, которые, разделившись на пять отрядов, ударили на русских и окружили их «в тыл, бьюще, колюще и секуще»; русские в беспорядке бросились к Пьяне; татары преследовали их и избивали, между прочим убили и князя Семена Михайловича и множество бояр. Князь Иван Димитриевич, доскакавши до реки, бросился в нее на коне и утонул; с ним утонуло так же много бояр, воевод, слуг и простых воинов. Татары «сташа на костех». Так кончилась битва на реке Пьяне.

«По истине пословка и доныне зовется: за Пьяною пьяни», замечает летописец. Это было 2 августа. Оставивши здесь полон и вообще военную добычу, татары изгоном пустились к Нижнему Новгороду. Димитрию Константиновичу нечего и думать было об обороне при таких обстоятельствах, и он ушел в Суздаль; многие из граждан также ушли по Волге к Городцу. Августа 5 татары были уже в Нижнем, перебили оставшихся там жителей, а город, церкви и монастыри предали огню. Как велик и как богато обстроен был город, показывает, между прочим, то обстоятельство, что в описываемое нападение татар сгорело 32 церкви, если верить известию Никоновской летописи. Два дня татары хозяйничали в городе; потом, оставивши его, начали пустошить огнем и мечом нижегородские волости и забирать полон. Вскоре в Нижний Новгород прибыл из Суздаля Василий Димитриевич Кирдяпа и послал отыскивать трупы брата Ивана и князя Семена Михайловича. В то же время Арапша пограбил и пожег все Засурье. Таким образом Нижегородское княжество было чрезвычайно опустошено и ослаблено. Вероятно, это обстоятельство дало смелость мордве в том же году напасть на Нижегородский уезд, побить множество людей, взять полон и пожечь оставшиеся после татарского набега селения. Но мордве не прошло это даром: Борис Константинович догнал «поганую» мордву у реки Пьяны и сильно побил ее, причем много мордвы потонуло в реке[671].

Этого мало: зимой того же 1377 года Димитрий Константинович послал на мордву с своими полками брата Бориса и сына Семена; великий князь московский также прислал свою рать под начальством воеводы Федора Андреевича Свибла. Русские рати произвели полнейшее опустошение Мордовской земли: как выражается летопись, «землю их всю пусту сотвориша»; селения были разграблены и преданы огню; из жителей одни истреблены, другие, особенно лучшие, забраны в полон; мало было таких, которым удалось избыть русского меча или полона. Раздражение против поганой и коварной мордвы было до того сильно, что в Нижнем предавали пленных различным казням; между прочим, некоторых из них вывели на Волгу, волочили по льду и травили псами[672].

В следующем 1378 году Мамаевы татары, как некоторые думают, в отмщение за разорение подвластных Мамаю мордовских земель, изгоном опять напали на Нижний Новгород в то время, когда князя не было в городе: жители края разбежались, граждане Нижнего также бежали за Волгу. Димитрий Константинович, пришедши из Городца, увидел, что столице его не устоять против татар, а потому послал последним откуп с города; татары откупа не взяли, а город сожгли. Уходя, они забирали полон, повоевали Березовое поле и весь уезд[673].

Затем для Димитрия Константиновича прошло спокойных года четыре или несколько более, если можно судить о спокойствии по отсутствию за указанное время всяких летописных известий о нижегородском князе. Даже такое блестящее событие, как Куликовская битва 1380 года, кажется, совсем не коснулось нижегородских князей. Впрочем, местный историк, указывая на последние разорения татарами Нижнего Новгорода, как на время, с которого нижегородский князь из союзника Москвы делается опять искателем ханских милостей, как на первое доказательство его положения, указывает на то обстоятельство, что в 1380 году Димитрий Константинович хотя и выслал свои полки против Мамая, но ни сам, ни дети его не участвовали в Куликовской битве. Но мы не знаем, на чем местный историк основывается[674].

В 1382 году на Москву начала надвигаться страшная, грозная туча, не предвещавшая добра и другим княжествам: на Русь шел новый хан Тохтамыш, победитель Мамая. Желая спасти свою землю от татарского разорения, Димитрий Константинович выслал на встречу к Тохтамышу сыновей своих, Василия и Семена, которые догнали его уже около Рязанской границы. Они находились при полках хана все время пребывания его в пределах Руси. Возвращаясь в Орду, Тохтамыш, по разорении Рязанской земли, отправил к Димитрию Константиновичу посольство, во главе которого был шурин его Ших-Ахмет (Шихмат, Шахомат); с этим посольством он отпустил и младшего Константинова сына Семена, а старшего, Василия Кирдяпу, взял с собой в Орду, вероятно, как заложника. В следующем, 1383 году, Борис Городецкий пошел в Орду с дарами, а через несколько месяцев за ним пошел и сын его Иван. Димитрий Константинович был настолько уже дряхл, что не мог отправиться в Орду лично, а отправил туда сына Семена[675].

Вскоре после того, а именно — 5 июля того же 1383 года Димитрий Константинович, названный Фомой, а в схиме — Феодором, скончался и был погребен в каменной церкви Святого Спаса на правой стороне, подле своего отца. Говоря о его кончине, летописи замечают, что на великом княжении (Владимирском) он был два года, а в своей отчине на великом княжении (Суздальско-Нижегородском) — 19 лет, а «жив всех лет 61»[676].

669

Полное собрание русских летописей, VIII, 24–25; Никоновская летопись, IV, 47–48. Отметим здесь, что в следующем 1377 году монах Лаврентий окончил для Димитрия Константиновича переписку летописи, называемой в настоящее время по имени переписчика. См. Полное собрание русских летописей, I—209.

670

П. И. Мельников полагал, что урочище Волчьи Воды надобно искать в Симбирской или Пензенской губернии. (См. «Отечественные записки», 1842, т. XI, отд. I, стр. 17). Речек с этим названием было, по «Книге Большому Чертежу», две: «А от Самары до Волчьих вод верст с 20; а Волчьи воды пали в Самару»; в другом месте той же книги читаем: «А от речек от Холки и от Холани, на правой стране Изюмския дороги, речка Волчьи воды пала в Донец». Теперь она называется рекой Волчьей. С. М. Соловьев принимает, очевидно, эту последнюю речку, так как говорит, что Арапша пришел на Пьяну с Дону. Но едва ли Арапша был на Пьяне; по крайней мере, летописи, не называя именно его, говорят, что мордовские князья тайно подвели к Пьяне татар, что, побивши здесь русских, эти татары разорили Нижний, и уже тогда, когда в последний раз пришел Василий Кирдяпа, говорится об Арапше, что он пограбил и пожег Засурье.

671



Полное собрание русских летописей, III—91; IV, 73–74; V—236; VIII, 25–26; XV, 436–437; Никоновская летопись, IV, 51–54. Все эти события в одной половине указанных летописей занесены под 1377 годом, а в другой — под 1378. Что касается павшего в бою при Пьяне князя Семена Михайловича, то Карамзин, ссылаясь на Нижегородский летописец, а Соловьев без всякой оговорки, считают его Димитриевичем, т. е. сыном Димитрия Константиновича. Но мы увидим, что Семен Димитриевич жил еще долго, до 1402 года. Разве у Димитрия Константиновича было два Семена? Но этого ниоткуда не видно. Если мы не знаем, что за князь был этот Семен Михайлович, то отсюда еще не следует, чтобы он был Димитриевич.

Где-то нам приходилось читать, что река Пьяна названа так по сравнению с движениями пьяного человека, так как она почти на каждом шагу делает зигзаги.

672

Полное собрание русских летописей, VIII— 26; Никоновская летопись, VI, 54–55.

673

Никоновская летопись, IV—79.

674

Храмцовский, «Краткий очерк истории Нижнего Новгорода».

675

Полное собрание русских летописей, IV-84, 86, 89; VI-98, 100–111, 103; VIII, 42, 45, 47–48; Никоновская летопись, IV, 131–132, 137–142.

676

Полное собрание русских летописей, IV—91 (под 1384 годом); V-238 (под 1383 годом), 239 (под 1384 годом); VIII, 48–49; Никоновская летопись, IV—142.