Таблетки

Искусственный свет лампы напрягал мои нервы. Я хотел сжать кулак и разбить ее, но удержался. Некоторые половицы под моими ногами скрипели, и это нисколько не приносило мне спокойствия. Хотелось бежать. Но я шел спокойно. Шелест пластины успокаивал меня.

Закинув в рот таблетку и запив водой из-под крана, я посмотрел на свое отражение в зеркале. С каждым днем оно менялось. Не могу сказать, что именно претерпевало изменения, но я чувствовал эти самые изменения. Они росли, как цветы, на моей голове, прорывались из-под кожи. Может, я смотрел слишком глубоко? Или я уже тогда знал о чем-то, что меня ожидает? Я просто смотрел на свое отражение в зеркале и думал о том, что я думаю о своем отражении в зеркале. Мысли закольцовывались. Сходил ли я с ума, или же просто начинал видеть реальность такой, какой она является на самом деле?

Дождь сменился снегопадом, столь легким, что снежинки будто бы зависали в воздухе, не решаясь опуститься на асфальт и растаять. Автомобили, дороги, мосты, крыши домов — тяжелые макеты привычных вещей из реального мира. Они проплывали передо мной, будто бы подхваченные плавными волнами реки в самом сердце долины. Долины моего сознания.

Я шел по набережной в сторону залива, и в лицо мне дул ветер. Он нес с собой легкий, еле заметный запах моря, скованного тонкой коркой весеннего льда. Он нес с собой прохладу, а я потирал руки и поправлял ворот пальто, чуть морщась. Ветер всегда казался мне особенной силой природы. Я покрывался мурашками, понимая, что ветер может физически влиять на предметы окружающего мира и быть пустым одновременно. Я хотел быть похожим на ветер, но, как и любой человек, боялся потерять ощущение самого себя.

Мы выпили с Диной по бокалу пива и разошлись в разные стороны, оттого я и гулял один по вечерней набережной, сталкиваясь взглядом своим со случайными прохожими. Я будто бы старался быть похожим на персонажей из книг Ремарка, но выглядел, пожалуй, лишь жалким подобием. В моем мире разворачивалась война совершенно иного характера, а любовь была похожа на товар по скидке с прилавка какого-нибудь малоизвестного супермаркета.

Она сказала, что устала, да и я был не в лучшей форме. Такое случается. Иногда.

Я все чаще и чаще замечал за ней одну странность — она слишком хорошо чувствовала мое настроение. Как будто бы на мне был специальный датчик, наподобие термометра, который показывал уровень моего настроения, и она, глядя на него, понимала, что нужно быть веселой/невеселой, говорливой/молчаливой и т. д. Уж слишком хорошо она ощущала меня. Быть может, это я подстраивался под ее настроение, под ее манеры. Недолго было запутаться, понимая, что правильного ответа на эту загадку человеческих отношений нет.

Вот и тогда, подхватив волну легкой меланхолии, которую я без труда покорил чуть раньше, Дина стала скучной. Ее взгляд блуждал по стенам бара, которые были увешаны фотографиями известных музыкантов. Мы сидели на высоких стульях у стойки бара. Играла легкая британская мелодия, не помню, какая именно. Стеклянный звон гитары, чуть изломанный ритм. Баритон.

— Хочется потеряться, — говорила Дина, проводя пальцем по краю моего бокала. — Так, чтобы насовсем.

— Зачем тебе это нужно? — спрашивал я, глядя ей в глаза. Ее длинные ресницы и красота глаз привлекали меня.

— Просто так. Хочется принять другую форму существования. Быть как ветер.

— Ты пьяна.

— Нет, я просто слишком трезвая.

Сказав это, она встала со стула и, поцеловав меня в губы на прощание, медленной походкой направилась к выходу. Грациозная, сексуальная. Мне казалось, что лишь я один вижу ее. Зачастую мне хотелось думать именно так.

Я думал о том, что реальными события и вещи делает не форма и не содержание этих вещей и событий, но возможность видеть их миллионами взглядов. Я думал о том, что человек не способен доверять себе, и своим чувственным органам в особенности, на все сто процентов. Все в теле — химические и физические реакции, и последствия этих реакций порой тяжело предсказать. Об этом мне когда-то говорил один знакомый врач. Не помню, как его звали и как нас связала судьба. Да и судьба ли то была?

Погруженный в мысли подобного рода, я прошагал приличное расстояние, а когда оглянулся назад, внезапно осознал, что остался совершенно один. Исчезли картонные жители моего вымышленного города. Остались только набережная, свет фонарей и я.

Внезапное одиночество мое оказалось явлением кратковременным. Навстречу мне выдвинулась фигура человека. Черты его лица были размыты расстоянием между нами и непрекращающимся снегопадом. Одет он был в теплый тренировочный костюм. Пробежка перед сном. Неплохое средство борьбы с бессонницей. Уж лучше, чем онанизм. Хотя против онанизма я ничего не имею.

Шел я, не сбавляя ход, изредка отрывая взгляд от засыпанного снегом асфальта, хоть мне и было действительно интересно увидеть лицо человека, которого, как и меня, занесло на самый край города в столь поздний час. Я думал, что, вероятно, мы с ним должны быть чем-то похожи. Какой-то непреодолимо сильной чертой характера, которая лишь подчеркивала бы нашу общую индивидуальность. Не это ли мы ищем день ото дня в других людях, а потом страшно разочаровываемся, понимая, что эта самая схожесть является лишь поводом для столкновения характеров?

Разглядев лицо бегуна, я немало удивился. Нет, скорее, я удивился крайне сильно, да вот только лицо мое застыло, будто пораженное внезапным недугом. Те же брови, те же глаза. Нос, рот, подбородок. Легкая щетина, покрывающая щеки. Я видел свое отражение в зеркале, да вот только существовало оно в отдельности от меня.

— Эй, — махнул я рукой, но бегун никак не отреагировал и пробежал мимо меня. В ушах его я заметил наушники, но это не заставило меня замолчать. — Эй, стойте…

Я устремился вслед за ним. Странно было наблюдать за собой, находясь позади себя. Чувствуя, как снег летит мне на джинсы из-под моих же ног, я попытался обогнать бегуна. Тщетно. Его темп, его скорость, его сила — все это превосходило мои возможности, казалось, в десяток раз. Я был слишком слаб, чтобы гнаться за самим собой, но продолжал движение вперед.

— Да стойте же вы! — тщетно кричал я, размахивая руками. Мне хотелось как следует разозлиться, но в долю секунды я будто бы обмяк. Невыносимо было передвигать ногами и дальше. Но вот моя рука уже практически дотянулась до плеча бегуна. Я был настолько близок, что уже поверил в то, что нагнал его. Но не удержался на ногах.

Заскользив, моя нога взлетела так высоко, что я почувствовал легкий хруст в области бедра. Затем мое тело, оторвавшись от земли, ощутило силу притяжения и с грохотом упало на асфальт, покрытый тонким слоем льда. Снег разлетелся в стороны, подобно земле после попадания в нее боевого снаряда, а я, широко открыв рот, хватанул воздух полной грудью.

Бегун был уже далеко, когда я, наконец, поднялся на ноги и отряхнулся. В моей голове одна за другой проносились мысли, но я не мог ухватиться ни за одну из них. Выругавшись как следует, я потер ушибленное плечо и зашагал вперед, осторожно передвигая ногами. Мне хотелось вернуться домой.

Сидя в вагоне метро и покачиваясь в одном ритме с другими пассажирами, коих, надо заметить, было мало, я все думал о случайной встрече. Кто это был и почему он оказался так похож на меня? Почему никак не отреагировал на меня? Ведь я так привык к лицам Дины и Артема, к смазливой внешности Макса, который часто наведывался к моей жене, что уже совершенно не понимал, что между нами общего было довольного много. Их лица казались мне совершенно другими, но тот бегун…

Было и в нем, и в его выражении лица что-то особенное. Возможно, какая-то морщинка на его лбу, которая изгибалась в точности так же, как и морщинка на моем лбу. Мне хотелось вернуться обратно и снова пройтись по набережной, но я чувствовал себя слишком уставшим. Я хотел к Лиле.

Она снова спала. Наши реальности по-прежнему не соприкасались. Была поздняя ночь, которая близилась сущностью своей к раннему утру. Далеко не первый раз, когда я видел приход нового дня в мерном тиканье часов, в первых проблесках света на почерневшем за ночь и совершенно безоблачном небе. Я видел, как звезды медленно пропадают с неба, как магия ночи испаряется и настает новый день. Она не видела того, что видел я. То был ее выбор, ее реальность.